– Разбился?
– Шутишь? Сгорел до молекул! Раскалился добела, взорвался, испарился. Кто наблюдал, увидел только быстрый пролет огненного тела, и взрыв в конце, равноценный сорока мегатонным водородным бомбам. Хорошо, высоко очень, никого не убило. Но тайгу повалило на площади километров пятьсот, квадратных! Причем вековой лес был повален, – во ударная волна-то!
– Да, очень жалко!
– Иначе и быть не могло. Ты представь, Михалыч, какая ошибка: целились в двадцать восьмое мая тысяча двести тридцать восьмого года, а попали в тридцатое июня тысяча девятьсот восьмого! На шестьсот семьдесят лет почти промазали! Хотели у нас посадить, на юге Новгородской области, а попали в Восточную Сибирь! Хотели на землю с нулевой относительной, а получили стратосферу и двенадцать километров в секунду! Что ни говори, а американцам до моих ребят еще расти и расти!
– Хорошо еще, что все это в малонаселенной местности случилось.
– Да. В глухомани страшной. В бассейне реки Подкаменная Тунгуска.
– Чего? – до Бокова вдруг дошло. – Ты мне что, про Тунгусский метеорит, что ль, рассказываешь?
– Для тебя он Тунгусский метеорит, потому что ты сам тунгус дикий в телепортации, а для меня это – «Принцесса Кашмира» по классификации НАТО, слабый аналог нашего изделия «Тельдекпень», шестьсот тридцать третий проект… Ну что, вернемся допьем?
– Ага. Только вон, – ты смотри, Саша, – твои мужики, гляжу, что задумали?
Медведев повернулся в сторону ангара и просто окаменел от ужаса: над сооружением развивалась огромная стартовая луковица с «кошачьим грузиком» наверху…
– Ага, – кивнул Михалыч. – Опять Аверьяновы, чую печенками… Ну, старшего нет, не вернешь, – значит, там младший. – Михалыч повернулся к Медведеву: – Хотел сына вслед за отцом послать? Ну вот, накаркал!
* * *
Катя Бокова, стоя на холме в двух километрах от полигона, смотрела на растущую, развивающуюся там, вдали, за бетонным забором полигона огромную сверкающую розоватую стартовую луковицу.
Сейчас он исчезнет из ее жизни.
Что значит – «улететь в будущее»? Ничего особенного, – все мы медленно летим в него, – все дальше, дальше и дальше. Каждый день. Каждый час.
Летя в будущее, мы узнаем много нового. В полете нас ждут и радости, и огорчения. Они бывают в любом полете, у всех. Но сам полет, если оценить его по его окончанию, задним числом, оценивается по-разному разными людьми.
У одних – это сплошные летные происшествия, аварийные ситуации. Неудачникам даже приходится порой возвращаться, совершать промежуточные посадки по техническим причинам, сливать керосин или выжигать топливо просто так, – кружа над одним и тем же местом.
У других же все идет как по нитке, – тютелька в тютельку. Им неведомы отказы систем управления, обесточивание, пожар в салоне, грозовой фронт по курсу, разгерметизация кабины.
Но, несмотря на столь значительные различия, полет заканчивается у всех. Рано или поздно.
Да, летательный аппарат перестает лететь, когда пилот умирает.
В этот момент он останавливается во времени и быстро начинает отставать от продолжающих жить, тая во все более далеком их прошлом.
Но улетающий в будущее может растаять в прошлом провожавших его и необычным образом, – никогда не вернувшись из будущего к тем, с кем расстался на старте.
Ведь это совсем не обязательно – возвращаться. Там все другое, красивее и круче. Увидишь – разгорятся глаза. Подумаешь, да что я оставил-то в прошлом? Жизнь здесь, в будущем, в сто раз интересней и веселей.
А в параллельных мирах здесь вообще, – ну, полный отпад! Вот сколько звезд на небе, столько новых крутейших тусовок. И в каждой Вселенной – свои. Дискотеки. Плешки. Спортклубы. Фитнес-центры! Миллионы! Парни, девчонки. Тут – блондинки, там – брюнетки.
А здесь? Провинция, дыра…
Катя вздохнула, – судорожно, переживая…
Ну да, девчонок там, конечно, сколько хочешь!
Есть миры рыжих. Есть миры наглых. Миры двоечниц. Миры отличниц. Есть все. И все это ты увидишь, если полетишь, обгоняя время. Не увидит тот, кто стоит на месте.
А ты можешь все. У тебя там праздник каждый день.
Конечно, – каким дураком надо быть, чтобы оттуда снова вернуться сюда?!
Эх, Алешка!
Ну, и счастливого пути.
Вот!
* * *
Новая версия телепортационного контейнера была герметизирована; бронированная оболочка утеплена, внутри царил оптимальный климат, создаваемый полностью автономной системой жизнеобеспечения. Для экипажа в так называемой «кабине» имелись облегающие все тело кресла, снабженные переговорными устройствами. Под рукой удобно лежал кислородный шланг с загубником на случай аварийного выхода из строя системы жизнеобеспечения.
– Ноль первый! – раздалось в наушнике. – Как меня слышишь, Алексей? Луковица начала расти…
– Нормально!
– Тебя уже протягивают по времени.
– Понятно…
– Расскажите ему, ребята, что-нибудь, чтобы отвлечь, снять напряжение. У кого есть анекдот в запасе? Виктор?
– На тринадцатилетний размер у меня ничего нет.
– Тогда хоть что-нибудь. Отвлеки. На старте нельзя самозамыкаться. Спой ему что-нибудь, стих расскажи. Отвлеки мысли от происходящего. Тебе надо расслабить разум, Алексей. И тебе хорошо, и нам будет легче твое ощущение собственного «я» на переход перефазировать. Думай о себе «так себе», легко, как бы косвенно… В третьем лице, как бы… Не «я», а «он» летит, «он»…
– Да я стараюсь, Илья Андреевич!
– Ребят, ну что же вы? Кто посвободней? Отвлеките от зацикливания. Олег!
– Ага! Сейчас, Илья Андреевич. Дешевку не бери там, Алексей. В светлом будущем. «Агдам», «Солнцедар», портвейн «Кавказ», «Осенний сад» и прочее… Плодово-выгодное – ни-ни! Себе дороже. Нам панкреатит тут ни к чему…
– Есть!
– Старт-луковица в полном развитии. Старт обнаружен всеми, у кого есть глаза… Постарайся, Алеш, вернуться, прибыть сюда назад не позже пяти секунд с момента старта.
– Понял! Я постараюсь!
– Водку сомнительного разлива не бери: Москва, Питер, Калуга, ну, Нижний Новгород… С остальным не рискуй: паленка, самопал… Сейчас голова кружиться начнет, – пошла протяжка в локальном времени!
– Я чувствую!
– И никакой шипучки, сухаря не надо. С шампанского похмелье – просто смерть. Странные ощущения в глазах начались, – рябь Минковского так называемая?
– Нет! …Да! Началось.
– Дорогого тоже не надо. У водки чем флакон накрученней, тем она сама дерьмовей… Армянский коньяк Ереванского завода – КВ, КВВК и выше, – как правило, фальсификат, – ваниль со спиртом на перегородках грецких орехов… Очень дорогой, выгодно дурить. Есть еще связь?
– Есть. Тембр голоса в наушнике поплыл.
– Должно так быть, – все поднесущие полезли вверх по эмулированному спектру в твоем локальном времени… Кочкин передает на прощание: сладкого не надо, – «Алеатика», «Южная ночь», ликеры, – ну их к шуту: жопа слипнется. Не для мужиков. По сахару не выше десяти процентов. Как понял, ноль первый?
– Вас понял!
– На хронотаймере до красной планки далеко еще?
– Подходит стрелка, вот коснулась…
– Сейчас сразу окажешься в тридцать пятом веке! Помни, с обратной стороны заводская этикетка приклеена клеевыми полосами, а самострог – по всей этикетке бабы в подполье кистью мажут – по плоскости… Не промахнись с этим!
– Есть!
– Счастливого полета, мягкой посадки!
– Поехали!!!
* * *
Стартовая луковица схлопнулась и погасла, – мир, как показалось всем, кто наблюдал старт со стороны, стал от этого каким-то особенно темным, «суперночным», непроглядным: тусклое звездное небо и месяц хотелось протереть чистой и влажной салфеткой.
– Все! – констатировал Медведев. – Во имя отца и сына… Ну, хоть на этот раз техника, похоже, уцелела…
– А ты посмотри, Саш, – кивнул Михалыч в сторону ангара. – Она опять растет!
Действительно, над ангаром начали светиться ломаные шипы, излучающие на сей раз не розовое, а зеленоватое свечение – всех оттенков: почти от желтого – «яичница с зеленым луком» и до изумрудного, зелено-голубого, цвета морской волны…
– Это посадка, возвращение. Зеленый лук – возврат-луковица…
– Кто бы это мог быть?
– Никто. Ты ж видишь, кошачий грузик отсутствует. Живых никого там нет.
– А что же это может быть, по-твоему?
– Наш контейнер. И не «может быть», а точно. Назад ребята притянули тот самый, который только что и запустили. Видимо, сбой. Сейчас никаких других контейнеров нет. Восемь штук на подходе: два у нас, три у американов, два в Евросоюзе и один у японцев. Но это через неделю, не раньше. А сегодня в рабочей форме только один-единственный, – который с Аверьяновым-младшим улетел. Вот он-то и вернулся. Грузика нет? Вернулся, очевидно, с трупом мальчика.
– Ты шутишь!
– Пойдем-ка отсюда… Допьем.
– С ума сошел?
– Нет. Если мы сейчас туда ворвемся, возникнет формулировка: «Начальство спохватилось, прибежало, – да поздно было!» А если весть нас с тобой в штабе застанет, то нарисуется иное: «Безответные действия за спиной начальства, плюс преступная халатность, повлекшая смерть несовершеннолетнего», – так ведь?
