Из двадцати пяти своих людей Чакор отослал пятерых назад в крепость вместе с пленными. Он предвидел засаду в каменистом ущелье. Устроить ее было несложно — сама местность располагала к этому. Убитых разбойников сожгли, как требовал обычай Мойхи, где всех жителей после смерти ждал огонь.
В этой вылазке отряд не потерял ни одного человека, зато местные разбойники оставили в пыли каждого десятого из своих. Чакор и его люди были довольны, хотя в Мойе убийство не считалось поводом для похвальбы.
Теперь крепость осталась в нескольких днях пути. Новые сведения погнали их на северо-восток. Если верить карте Равнин, они уже вышли за пределы Мойхи, разбив лагерь в прямой видимости заравийской границы. До разбойничьего укрытия они доберутся завтра утром, но Чакор опасался ночного нападения, ибо главарь разбойников мог послать кого-то из своих на разведку.
Едва над костром с едой поднялся ленивый дымок, как дозорный заметил какое-то движение на пустынной местности в трех милях от лагеря. Время от времени там кружилась пыль, подсвеченная солнцем, но лишь в одном, четко определенном месте.
— Там что, пыльная буря? — нервно спросил Чакор, еще не привыкший к жизни на Равнинах.
— Нет, ваша честь, — отозвался солдат. — Слишком рано для этого времени года. Еще слишком мало пыли.
— Шутишь? — усмехнулся Чакор. Как и дозорный, он был покрыт пылью с головы до ног.
Тот усмехнулся в ответ.
— Если я не ошибаюсь, ваша честь, то там, где пляшет пыль, стоят приграничные Драконьи врата.
Чакор уже несколько раз видел Врата, проезжая сквозь них по дороге в Сар. Они вызывали в нем суеверное чувство, заставляя взывать к Коррах — но и только. Заявив, что обязан поехать туда и посмотреть, он распорядился не привлекать к лагерю внимание возможных наблюдателей и вместе с тремя людьми ускакал на север. По левую руку от него медленно садилось солнце.
Чем дальше они ехали, тем больше Чакору казалось, что в вечере есть нечто зловещее. У него не было объяснения этому — разве что красный свет заката, долгий утомительный переход и обрывки команд, крутящиеся в голове во время скачки плечом к плечу с другими солдатами. Или, может быть, что-то, связанное с погодой. Они слышали о летнем граде и наводнениях далеко на севере, о подземных толчках в Дорфаре, которые уже стали там привычны и не вызывали тревоги, ибо ни один из них не был столь вредоносным, чтобы заставить население кинуться в храмы. Однако его чувствительность не была чрезмерной. Даже если клубящаяся пыль имела отношение к главарю разбойников (в чем Чакор сомневался) — четверо вооруженных людей, в доспехах, на верховых зеебах, смогут постоять за себя.
Когда они преодолели последнюю милю и сквозь пыль, словно призраки, проступили очертания Врат, кожа Чакора покрылась мурашками. Жители Равнин, не задумываясь, назвали бы это чувство «присутствием Анакир», как они называли любое странное незнакомое ощущение.
Затем они услышали крик — человеческий, но гневный и полный отчаяния. А следом — протяжный утробный рык тирра.
Двое из солдат были вооружены длинными копьями. Чакор отдал приказ, и они понеслись сквозь пыль.
Им открылось устрашающее зрелище: каменистый склон, сожженные солнцем деревья и никем не запряженный фургон, скользящий по склону в клубах пыли, готовый опрокинуться. Два человека пытались удержать его от падения, одновременно отбиваясь дымящими факелами, чье пламя было почти неразличимо на фоне заката. Шесть тирров припали к земле или драли когтями стены фургона. Время от времени та или другая тварь встречалась с огнем факела и отползала в сторону.
— Анак! — воскликнул полукровка с копьем.
Никто не медлил. В следующий миг железо пригвоздило к земле двоих тирров. Третий зверь развернулся и бросился на них. Чакор ударил зееба и направил его прямо на тирра, видя только смертельно отточенные когти и налитые кровью монеты глаз. В последний момент корл уклонился, его меч полоснул по шее твари. Зверь рухнул, и Чакор еле успел отдернуть зееба от его смертоносных когтей. Он обернулся и увидел, что один из копьеносцев взял на копье четвертого тирра, а пятый готовится прыгнуть на спину солдату без копья, который не рискует пронзить его мечом. Этот зверь был самкой с торчащими из меха желтоватыми сосками. Что ж, больше ей не кормить щенков.
Последняя тварь пригнулась к земле, озлобленная и лишенная сил. Тот, кто охотился на них, знает, что тирры предпочитают убивать, а не защищаться. Имея возможность убежать, они зачастую не делают этого, если считают, что еще могут ранить. Даже здоровые мужчины редко выживают после удара лапой тирра, если не очистить рану за пять минут. А для хрупкой женщины или ребенка и вовсе нет никакой надежды.
Чакор смотрел в красные глаза твари, в которых было что-то неестественное. Интересно, могли бы он и его люди пожалеть это животное? Неожиданно Чакор вспомнил имя, которым Регер назвал свою любовницу-эманакир — Аз’тира. Оно было созвучно другому слову — тирр. Эта мысль была неуместной и беспокоящей.
— Кончайте его! — выкрикнул Чакор.
Копье в четвертый раз обрушилось на зверя. Тирр, уже готовый кинуться на человека и смять его, тяжело завалился на спину и упал замертво. Один из прочих тирров все еще бился в судорогах. Однако никто не подходил, чтобы добить его из жалости — это продолжало оставаться опасным.
Двое в фургоне перестали шуметь и погасили факелы. Один из них, заравиец, выпрыгнул наружу и с помощью солдата-полукровки застопорил колеса камнями. За ним из укрытия вылез другой человек. Он не был заравийцем, но тоже имел темную кожу и волосы Виса, пусть и покрытые пылью Равнин.
— Вы солдаты из мойхийской крепости, не так ли?
— Совершенно верно, — ответил Чакор.
— Что ж, сержант, сегодня вечером вы спасли нам жизнь. Но смею думать, мы заслужили это. Что за день у нас был! Сначала нас ограбили — мы лишились зеебов и оружия, не говоря уже о невосстановимых образцах моего нанимателя. Потом на нас напали тирры. Не иначе ваша великая богиня послала вас нам на помощь!
«Богиня Коррах», — решительно подумал Чакор, но склонил голову. Его люди занимались тушами зверей. Последний умирающий тирр испустил дух. Спешившись, Чакор подошел к высокому человеку средних лет, но удивительной живости и энергии. Когда мужчина повернулся и тоже сделал шаг к нему, протягивая руку в приветствии, Чакор остолбенел. Над ним разверзлось полыхающее небо. Человек из повозки был Регером, но Регером через двадцать лет. Сержант Мойхи ответно протянул руку.
— Чакор эм Корл, — дружелюбно произнес он, чувствуя, как пьянеет от нахлынувшего понимания.
— Йеннеф эм Ланн. Но сейчас уже кажется, что родом отовсюду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
