Он помолчал. Взял протянутую Тоцким сигарету и прикурил от зажигалки. В зеркале заднего вида показался отставший в пробке «Лендкрузер», проехал мимо, развернулся на перекрестке и стал с другой стороны дороги, как раз наискосок от входа в банк.
— Ты извини. Мне не надо было это все вываливать. Глупо, вообще. И не ко времени.
— А у нас что, за последние три года было время поговорить? Ерунда. Мы оба сказали правду. А она у каждого своя.
— Наверное, ты прав. Тебе надо идти?
— Да.
— Удачи. И если тебе понадобится помощь, звони.
— Я знаю. Спасибо.
— Собирались наскоро, целовались ласково, — неожиданно пропел Лымарь в полголоса, — пели, балагурили, пили и курили… Жизнь прошла, как не было. Не поговорили.
Тоцкий неожиданно ясно вспомнил, когда он слышал эту песню. Это было в восемьдесят третьем, в Евпатории, на берегу, еще пахнущего июньской, прохладной свежестью, мелкого моря. Он был там. И Лымарь, молодой, худой, нахальный — был. С берега тянуло густым, почти материальным, ароматом роз. С моря — солью и йодом. Им было по девятнадцать. Возраст, когда доставляет удовольствие демонстрировать свою значимость. Девчонкам — «филологиням» — по столько же. Им тоже хотелось, чтобы мир смотрел только на них, на них одних — с желанием и волнением. Была гитара — дешевая, чуть расстроенная, дребезжащая. Было сухое вино — «Эрети». Призрачный белый свет низкой луны. Горячие сухие губы. Да мало ли чего еще было? И одна из них, фемина с розой в крепких, белых зубах, которую она грызла яростно весь вечер, темноволосая, хрупкая, с низким, чуть хрипловатым голосом, пела эту песню.
Тоцкий никогда не слышал ее более, ни до, ни после, но сейчас, почему-то, сразу же узнал. И вспомнил все. В деталях. В никому уже не нужных деталях. Вкус вина и бисквитного печенья. Шероховатость губ. Вкус морской соли на ее коже. И то, что мир начинался и заканчивался в ней. В тот момент. В тот забытый, очень скоротечный момент. Той ночью. Он поймал себя на мысли, что не помнит, как ее звали, но голос, ах, какой волнующий голос, и слова песни он помнил. Лымарь, оказывается, тоже.
Он улыбнулся.
— Ее звали…
— Алла, — перебил его Лымарь. — Но она всем представлялась Алисой. Так было интересней. Таинственней.
— А твою…
— А мою звали — Александра. И я ей пел…
— Я помню, что ты ей пел, — сказал Тоцкий. И добавил: — Мне, действительно, пора. Жаль, что мы не поговорили.
— Жизнь пока еще не прошла. Даже, когда уже нет ничего общего, остаются воспоминания. И от этого никуда не денешься. Вернешься, сядем, поговорим.
Тоцкий вышел из «Таврии» и протянул руку в открытое окно, для рукопожатия.
— Мне тебя не ждать?
Тоцкий молча кивнул в сторону, замершего у тротуара черной глыбой, «джипа» и покачал головой.
— Ну, тогда — удачи, — сказал Лымарь, и, с хрустом включив «первую», тронулся с места, вливаясь в разноцветный автомобильный поток, двигающийся по проспекту.
Было почти одиннадцать дня. Андрей посмотрел на часы, оглянулся еще раз на удаляющуюся «Таврию» и пошел к входу в «Приморский Банк».
Охранник, сидевший в углу зала, посмотрел на Тоцкого с удивлением, весь подобрался — грязный костюм, перепачканный зеленью и землей, порванный на рукаве и возле кармана — но все-таки признал, видя, как заулыбалась Галина, заведующая хранилищем.
— Здравствуй, Галочка, — поздоровался Тоцкий.
— Добрый день, Андрей Викторович! Что это с вами?
— Поскользнулся, упал, очнулся — гипс, — попробовал отшутиться Тоцкий.
Галина заулыбалась. Она питала к нему слабость, и, будучи не замужем, всячески демонстрировала свою симпатию.
— Попал в аварию. Испортил костюм и разбил машину.
— Сами-то целы? — заволновалась она.
— В порядке.
— Слава Богу! — искренне обрадовалась Галина, и покачивая массивными бедрами, туго обтянутыми юбкой, пошла впереди него к хранилищу, оглядываясь на ходу. — Слава Богу, что целы. Остальное — дело наживное, а вот здоровье… Я сейчас, Андрей Викторович, подождите секундочку.
Она исчезла за дверью. Андрей достал из кармана связку ключей, отыскал на ней фигурный сейфовый и оглядел небольшой зал еще раз. Ничего. Операционистки за стойкой, кассир в «обменке», охранник, приоткрытая дверь в служебные помещения.
— Заходите, Андрей Викторович! Я подожду, — она выпорхнула из хранилища, расцветая улыбкой. Тоцкий постарался максимально искренне улыбнуться в ответ.
Аккуратно прикрыв за собой двери, Андрей подошел к сейфовой стойке и вставил в замочную скважину второй ключ. Повернул на пол-оборота и открыл дверцу. Теперь — в темпе. Паспорт. Три неповрежденные банковские упаковки сотенных. Четвертая — начата, но чуть-чуть. Почти сорок тысяч долларов. Надо передать денег матери, через Виталия. На некоторое время ей хватит, а потом он придумает, как быть. Второй паспорт, обычный, зарубежный. На всякий случай.
Он скорее почувствовал на спине, чей-то взгляд, чем услышал что-то, и повернулся ко входу.
Их было двое. За их спинами, через приоткрытую дверь, маячил третий, сдерживающий бледную, как мел, Галочку, порывавшуюся защищать свою вотчину и Тоцкого в том числе.
— Тоцкий, Андрей Викторович? — скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал один из них — высокий, гораздо выше Андрея, с круглым, дружелюбным лицом. — А мы вас с утра ждем.
— С кем имею честь? — спросил Андрей, сам удивляясь, фальшивой отваге, звучавшей в голосе.
— Капитан Миронов, Служба Безопасности Украины, — круглолицый заулыбался, от чего веснушки на его щеках, задвигались.
— Старший лейтенант Ружин, — представился второй, пониже, грузноватый и полностью лысый, с гладкой, как биллиардный шар, головой и в очках с металлической оправой.
Оба показали удостоверения, на которые Тоцкий взглянул мельком. Понятно, что документы в порядке.
— И чем, собственно, обязан?
— У нас постановление на ваше задержание, — сказал Миронов, ласково, будто бы разговаривая с непослушным ребенком.
— На каком основании?
— На основании уголовного дела. О преступной деятельности фирм «Равен Групп Интернейшенл», Кипр, «Сити Трейд», США, «Либерти Лимитед», Панама. Да сами прочтите, — Миронов протянул ему бланк постановления. — Тут целый список.
— И какое я имею к ним отношение?
— Андрей Викторович! Если честно — понятия не имею. Нам приказано вас задержать и доставить в Управление. Бумага вас устраивает?
— Нет. Я не имею никакого отношения к фирмам, которые здесь перечислены.
— Вот и превосходно, — искренне воскликнул Миронов, — поедемте, там разберемся. Не имеете, так не имеете. Ваша фамилия на постановлении стоит?
— Моя.
— В таком случае, следуйте за нами.
Дело было — труба. Тоцкий понимал, что паспорта и деньги, рассованные по карманам — уже улики, свидетельствующие против него. А избавиться от них в закрытом помещении два на два метра не смог бы и Копперфильд.
— Минуточку, — сказал Тоцкий, разворачиваясь к ним спиной, — позвольте я закончу свои дела.
Положить все обратно, в сейф и закрыть. Постановление на вскрытие ячейки не минутное дело. Он что-нибудь придумает — было бы время.
— Андрей Викторович! — укоризненно сказал Миронов за его спиной. — Зря вы нас за идиотов держите. У меня на руках и ордер на вскрытие ящика есть, так что не трудитесь. Давайте выйдем в зал, спокойно, как интеллигентные люди. Что ж мне, за руки вас хватать, право слово.
Действительно, за руки Тоцкого никто не хватал. Они вышли в зал, и Андрей увидел еще одного сотрудника — рослого крепыша в джинсах и ветровке, перекрывавшего выход. Управляющая отделением, Зоя Семеновна, перепуганная и бледная, стояла здесь же, окруженная сбившимися в стайку, сотрудницами. Бравый часовой стоял во фрунт у своего стола, скорее от растерянности, чем из патриотических чувств.
— Коля, — обратился Миронов к сотруднику у дверей. — Приведи с улицы понятых. Надо обыскать господина Тоцкого по всем правилам. У вас ведь грамотные адвокаты, Андрей Викторович, не так ли? — обратился он к Тоцкому с легкой, нескрываемой насмешкой.
— Можешь себе позволить посмеяться, — подумал Андрей. — Вполне. Ты банкуешь.
И посмотрел в глаза Миронову тяжелым, мрачным взглядом. Глаза капитана СБ тоже не улыбались, хотя на физиономии по-прежнему расплывалась усмешка. Тоцкий понял, что битва уже началась. Первый раунд в очной встрече он проигрывал вчистую. Очень качественно работали ребята, просто — комар носа не подточит.
За темными стеклами «Лендкрузера» в этот самый момент, Роман, не сводя глаз с входа в банк, торопливо говорил в трубку мобильного телефона:
— Точно взяли, Виталя, я тебе говорю. Понаехало — немеряно. Ждали, как пить дать. Не видно, но я же не новенький. Что я — не знаю, как ласты заворачивают? Могли и просечь. Нет. Я и не собирался сразу отъезжать. Он же не из нашей «тачки» вышел. Дальше, метров на сто. Вход караулили, как пить дать. Пятеро, на двух машинах. Жаль парня. Нет, нет, по виду и повадкам — не ОБЭП. СБ — натурально.
