– Дорогой, в чем моя вина?
– Дайте сюда документы, я посмотрю, как оформили прием. Вот видите, у вас только расписка в получении картин, притом не по форме. Потом из-под полы по тройной цене продадите и навар в карман? Вы же должны были оформить акт хранения, назначить день экспертизы, и только после этого вынести картину на продажу. Я вынужден вызвать оперативников, все оформить и, возможно, задержать вас обоих. Кстати, а где паспортные данные этого гражданина?
– Он сказал, что придет человек и принесет его паспорт.
– Да? Вы, ребята, шутники! Принимаете в государственном учреждении ценные вещи без паспорта! Кстати, я иногда бываю в этом магазине, и вас, уважаемый приемщик, вижу впервые, как и женщину. Товарищи, задержите этих людей, выясним, кто они такие. На всякий случай нужно записать все нужные сведения: ваши данные, данные гражданина, который принес сюда картины, список необходимых документов… Начинаем, ребята.
– Ты что делаешь, Давид?
– Хочу очистить общество от такой мрази, как ты, – отрезал я и тихим, только Бифштексу слышным шепотом добавил: – Подонок, ни в чем не можешь быть честным! Решил подставить, да? Забыл, что у нас железка с твоими отпечатками пальцев и официальным протоколом? Засунь язык в задницу, а то никто тебя не спасет.
– Не делай этого, Давид, тебе же хуже будет.
– Ребята, – обратился я к оперативникам, – акт предварительного задержания вот этих людей, подписанный заместителем прокурора, у меня. Держите, пожалуйста. Приемщика тоже забираем. Через час у вас будет акт о его задержании. Уважаемая, – обратился я к продавщице, – могу я посмотреть ваши документы?
– У меня с собой ничего нет.
– А кто вы такая? Как здесь оказались?
– Я не обязана вам отвечать.
– Вызовите директора или кого-то из дирекции магазина. Женщину тоже задерживаем, пока не выясним, кто она такая и как здесь оказалась. Вот этого в милицию, – показал я на Бифштекса, – остальных не выпускать. Магазин закрываем, пока не появится директор или кто-нибудь из руководства. А хотя, у меня есть номер телефона другого приемщика, Гургена, он наверняка тут работал до вчерашнего дня. Сейчас позвоню ему домой, выясню, почему его нет, и кто эти люди.
Через пятнадцать минут я уже докладывал заместителю прокурора о проведенной операции.
– Скажи мне, Давид, звонок на самом деле был, или ты играешь в какую-то игру? И почему ты пошел сам, а не отправил оперативников?
– Мне показалось, что без меня операция может не состояться. Кроме того, мне было интересно. А главное – звонок был за пятнадцать минут. Я не успел бы все это провернуть, поэтому тут же зашел к вам, попросил акт о возможном задержании и побежал туда. Это недалеко, метров двести – триста от нас. А тут и оперативники подоспели. К тому же иногда так хочется побыть на свежем воздухе, среди людей.
– Ну что ж, прокурор мне сказал, что ты через какое-то время должен ехать в КГБ. А я сделаю вид, что поверил всему тому, что ты мне тут наговорил.
– Спасибо, что напомнили. И если я вдруг слегка задержусь, пожалуйста, доложите об этом прокурору.
* * *
– Мне на четвертый этаж, к начальнику управления. Могу я узнать его фамилию, имя, отчество?
– Секретарь в приемной вам все скажет.
Поднялся в приемную.
– Здравствуйте, полковник Эдуард Сергеевич Аветисов вас ждет.
В большом, плохо освещенном кабинете рядом с настольной лампой сидел тучный, среднего возраста человек, довольно интеллигентной внешности. Лампа хорошо освещала сидящего напротив хозяина кабинета человека, в данном случае – меня, а я видел только общие черты. Успел разглядеть, что он довольно молод, но при этом почти лысый, с редкими, тщательно залаченными волосами, круглолицый, с жирным подбородком. Курил он длинные сигареты «Кент», пачка которых вместе с позолоченной зажигалкой лежала рядом. «Интересно, – подумал я, – откуда достает? Конечно, из валютного магазина. Или Бифштекс для них старается». И тот и другой варианты, по-видимому, имели под собой реальную основу.
– Вы всего год работаете, но как-то чересчур активны. Похоже, ушлый парень, не зря вас хотели пригласить в наше ведомство на работу.
– Спасибо. Правда, не знаю, чем заслужил эту, как я понимаю, похвалу.
– Откуда знаете Генриха Абгаряна?
– Кого? Не припомню такого.
– По прозвищу Бифштекс.
– А, теперь понял. По городу. А кто его не знает?
– Зачем вы вчера ночью ворвались к нему домой?
– Простите, это допрос? Если да, знает ли об этом мое начальство?
– Это пока беседа.
– Ну, если беседа, то я, разумеется, волен трактовать ваши вопросы по своему усмотрению, так как не обязан давать предусмотренные законом правдивые показания. Пожалуйста.
Он с минуту помолчал. По его взгляду было понятно, что я вызвал у него острую неприязнь. Я старался обдумывать любой его вопрос, тянул с ответами и взвешивал каждое свое слово. Интересно, что рассказал ему Бифштекс и что он знает? Неужели знает про деньги? Нет, вряд ли, Бифштексу это невыгодно. В данном случае он выступает как явный аферист и понимает, что его вина очевидна. Эту часть он не раскроет. К тому же мы с него взяли чуть больше, с учетом награды Вике и, как выразился Рафа, исходя из того, что валютный курс скачет. И всё. А деньги Вики – это ерунда, мелочь. Про железку мошенник тоже не расскажет. В конце концов, мы можем и это отрицать. Но если он раскроется, с ним вместе в валютных спекуляциях обвинят Варужана и Азата, а это серьезная статья. Посмотрим, что будет дальше.
– Обдумываете, что я знаю, а чего нет? Оставим моральную сторону вопроса. Нам, как, впрочем, и вам, приходится работать не только с честными людьми. Что вы хотели от Генриха? Почему пошли к нему?
– Кто это «вы»?
– Хотите узнать, известно ли нам, кто был с вами? – он вопросительно смотрел на меня.
– Генрих всякое может сказать. Он же известный мошенник.
– С вами был старший уполномоченный Республиканского уголовного розыска, ваш однокурсник Рафаэль.
– Предположим. А пользующийся таким большим доверием у вас Бифштекс не сказал, почему это мы вдруг оказались у него? Какова была причина?
– Он рассказал свою версию. Вы расскажите свою.
– Я был дома с семьей. Моя невеста Мари тоже была со мной.
– Значит, вы отрицаете, что были у него? А вы в курсе, что только что мы беседовали с вашим другом, и он без особых угрызений совести сказал: «Да, были у Генриха, хотели купить картины»?
– Видите ли, при всем уважении я не могу поверить в это. С какой стати Рафа должен оговаривать меня, да и себя тоже? Картины из комиссионного магазина я хотел купить сегодня, я ими интересуюсь. Но чтобы специально зайти к Генриху?! Я и не знал, что он занимается картинами. Да, он располагает обширной информацией, и о картинах тоже, но, повторяю, заходить к нему специально никто и не думал, и Рафа это может подтвердить. Наконец, я слишком плохо его знаю, чтобы ходить в гости. Непонятно, с какой стати он сочинил такую басню и решил нас оговорить?
– Ценю ваше чувство юмора. Но то, что вы говорите, это даже не смешно, скорее, смахивает на наглость. Возможны, знаете ли, ситуации, когда даже ваши высокопоставленные папы не смогут вам помочь.
– Не уверен, что есть какая-то необходимость вмешиваться нашим родителям.
– А что вы сегодня делали в комиссионном магазине?
– Сегодня к полудню поступило анонимное сообщение, что будет предпринята попытка через комиссионный магазин реализовать ворованные картины Башинджагяна. Я доложил заместителю прокурора, решил задержать подозреваемого и выяснить все обстоятельства. Оказалось, что картины принес Генрих Бифштекс. Увидев новых сотрудников магазина, действовавших с грубыми нарушениями правил, я пришел к выводу, что там на самом деле разворачивается какое-то преступление. Пришлось их задержать, сейчас оперативники выясняют, кто эти люди и что там происходило.
– И анонимный звонок последовал именно вам?
– Так и есть.
– Не чувствуете, что все у вас белыми нитками шито? Я думаю, кто-то вас отправил к Генриху целенаправленно, чтобы отобрать у него несколько ценных картин. Так? Не торопитесь с ответом.
– Послушайте, я уже говорил на эту тему. Мы фактически повторяем одно и то же. Понятно, вы думаете, что, если я вдруг отвечу иначе, появится зацепка из-за одного этого ответа. Но я не был у Генриха. Я был дома. Если следовать вашей логике, уважаемый товарищ полковник, тогда напрашивается вопрос: почему мы не отобрали те картины, которые вы считаете ценными, и которые, по вашему мнению, были там? Нелогично получается.
– Хорошо, молодой человек, я вижу, вы уже начали входить в вашу профессию. Недурно, недурно. Но в ваших ответах я не увидел искренности. Вы не доверяете столь уважаемому органу, который в данном случае представляю я. И в этом ваша ошибка. Если будет необходимо, мы вас вызовем, а сейчас мы должны проверить то, что вы сказали. Удачи вам. Да, и верните Генриху паспорт. Всё, свободны. Надеюсь, вы понимаете, что наш разговор нельзя разглашать.