умереть. Конечно, хотелось бы, чтобы счастье, которое я испытала, длилось не одно мгновение, а долго-долго! Но мне приходится довольствоваться и теми крохами, которые Всевышний дозволил мне взять от угасающей жизни!
– Но Амина… – Архип предпринял слабую попытку отвлечь женщину от мрачных мыслей, но она не захотела его слушать.
– Поклянись перед Богом своим и мною, что ты не бросишь людей, которых я на тебя оставляю, – строго попросила Амина, смотря Архипу в лицо.
– Но я…
– Дай зарок мне. Клянись! – ещё более строго потребовала она.
– Даю зарок перед тобою и Господом! – прошептал казак нехотя, чтобы не обидеть Амину.
– Скажи прямо сейчас – клянусь Господом Богом, и я тебе поверю! – настаивала женщина.
– Господом клянусь! – сказал на этот раз Архип так серьёзно, что она ему сразу же поверила.
– А теперь слушай и запоминай, Архипушка, – сказала Амина, переходя на шёпот, – я тебе обскажу то место, в котором спрятаны все мои деньги! Много денег! Это огромное состояние, которого хватит тебе и всем, кто возле тебя, на сто жизней!
– Но…
– Об этом месте, где спрятано золото, знали лишь мой покойный слуга Ильфат и я, – торжественным голосом продолжила Амина. – Но Ильфат погиб, а я скоро отправлюсь за ним следом. Но золото не должно быть похоронено вместе с нами. Я хочу, чтобы оно принесло пользу людям!
– Но…
– Берегись Садыка, которого ты называешь Нагой! – предупредила Амина, словно не замечая попыток Архипа вставить своё слово. – Этот тип коварен и жесток! Он считает моё золото своим наследством и слышать не хочет, что его отец оставил всё своё огромное состояние мне. Почему так поступил старый Ермек, я не знаю, но не хочу, чтобы его золото попало в грязные руки его сына, убийцы и мерзавца!
– А что с ним буду делать я? – ужаснулся Архип.
– Слушай меня очень внимательно, – ответила Амина. – Сейчас я расскажу тебе, где найти золото и как им правильно распорядиться. – Она бросила быстрый взгляд на запертую дверь и, снова прильнув к Архипу, прошептала ему в ухо: – А теперь мотай на ус и запоминай…
* * *
Вернувшись в свою землянку, Архип понял, что сильно голоден. Он съел остатки утки, оставшейся после ужина с Чубатым, потом кусок солёной лосятины из зимних припасов и выпил чашку холодного чая. И даже когда он прилёг на постель, всё ещё не мог отделаться от ощущения голода. Он чувствовал себя разбитым и в то же время полным бодрости. Ему хотелось двигаться, ходить, и вместе с тем оказалось, что он не в состоянии сделать ни одного движения. Вспоминать же минувшую ночь совсем не хотелось. Чувство вины, которое давило на него по отношению к Амине, вдруг исчезло. Значит, вот где его судьба! Он должен навсегда остаться в умёте и жить, как Амина.
Думая о своём будущем счастье, Архип неожиданно вспомнил Анию и увидел её образ перед собой. Воображение казака не выходило за пределы умёта. Он уже видел счастливых людей, живущих в заново отстроенных избах, видел себя в таком же доме, как у Амины. Фантазия Архипа перенеслась от дома к кузнице. Он её отстроит такой, какой не имел в Сакмарске!..
Ребёнком он не знал материнской ласки; он вырос среди крепостных крестьян, среди людей честных, но грубых, а когда началась его юность, он уже чувствовал преждевременную усталость и непонятное разочарование. Он не знал, что такое настоящая жизнь, жил в мечтах, но мечты его были отвлечёнными и туманными. Встреча с Аниёй ещё больше увеличила его внутреннюю неуверенность. Он подарил ей свою любовь, но это была такая любовь, которая требовала от него, в известной степени, внутренней духовной силы, а этой силы он в себе не чувствовал. Он ощущал себя более уверенным в мире своих грёз…
И вдруг Архип почувствовал, что, дав зарок Амине, он взял на себя огромную ответственность. Но он не мог обмануть надежды доверившейся ему больной женщины. А потому…
Пришёл Чубатый. Ещё от двери он заметил лежавшего на топчане Архипа. Чубатый сперва снял у порога грязные сапоги, сунул ноги в войлочные чуни и повесил на гвоздь свою замызганную куртку.
Архип уже готовился по привычке поинтересоваться о его успехах на охоте, но…
– Ух, – сказал Чубатый, присаживаясь на табурет, – умаялся же я нынче, – проговорил он, зевая, затем прилёг на свой топчан. – Ты что, дрыхнешь, Архип?
Казак закрыл глаза и промолчал, чтобы не отвечать соседу по землянке на вопрос: «Где тебя ночью черти носили?», который, как он ожидал, вот-вот последует. И подумать только: ему почему-то стыдно было перед Чубатым за своё ночное отсутствие… А тот даже не думал, что его вопросы могут быть нежелательными.
– Я собираюсь на охоту, – сказал Чубатый безразличным тоном. – Мож, айда зараз со мною?
– Нет, сегодня я не желаю по лесу шарахаться, – отказался Архип, радуясь, что Чубатый не начал навязчиво допытываться о его ночном отсутствии.
– Как хочешь…
Не взглянув на казака, Чубатый вскочил с топчана, набросил на плечо ружьё, подхватил котомку и вышел из землянки. На улице пошёл дождь со снегом. Ветер проникал сквозь щели в землянку, пронизывал холодной сыростью. Архип завернулся в одеяло.
Они с Чубатым неплохо ладили между собою. Архип умел успокоить своего соседа, когда вынужденное безделье и скука выводили того из себя. Чубатый был полезен Архипу хотя бы тем, что часто ходил на охоту и кормил дичью весь посёлок.
Но зимой, случалось, они крепко вздорили, и тогда вдруг выяснялось, что у них нет ничего общего, что им вместе нечего делать, что они даже мешают друг другу. С наступлением весны они вроде бы окончательно примирились. Однако занудливость и привязчивость Чубатого раздражали Архипа: он злился и посмеивался, когда сосед с обиженным видом трогал его вещи, перевешивая или перекладывая их с места на место. Архипа раздражало, что для Чубатого наколоть дров для печки – целое событие, что он страдальчески корчится, беря в руки топор, и колет дрова с таким видом, словно делает ему, своему «соседу» по жилью, ни с чем не сравнимое одолжение. Но больше всего надоедали вечные рассуждения Чубатого о жизни богачей и о том, как он хотел бы оказаться на «их» месте.
Казак совершенно не понимал желаний Чубатого. На вид простой человек, из народа, – откуда у него такая потребность разбогатеть?..
Они больше не ссорились, потому что Архип был слишком добродушен и покладист, а Чубатый оставался человеком, о которых говорят – «сам себе на уме!» – Но хорошая, крепкая дружба с ним так и
