или в магазине. В это время года возможностей хоть отбавляй. А еще вероятнее, дело было в ледяном душе.
Температура подскочила резко и сразу до тридцати девяти. Но мама тут же, припомнив Наташино ухо, наложила пожизненный запрет на походы на горку. Митю немедленно отселили в гостиную, мне выдали маску и кучу лекарств.
Мама всегда очень беспокойно переживала наши болезни. Ее особенно сильно тревожило, что может «слечь» вся семья. Как-то раз, давным-давно, когда мы с Митей ходили в детский сад, такое случилось, с тех пор она вспоминала о том периоде с ужасом и, сколько мы ни заверяли, что бояться нечего, потому что мы уже не маленькие и в состоянии позаботиться не только о себе, но и о ней тоже, слушать ничего не хотела.
Поездка на кейтеринг накрывалась, встречи с Наташей тоже, успокаивало только, что Алик уехал из Москвы и моя охрана Наташе пока не требовалась.
Провалявшись весь понедельник в полусознательном состоянии, измученный бредом, ознобом и головной болью, испытывая отвращение при любой мысли о еде и едва находя в себе силы дойти до туалета, я впервые с воскресенья взялся за телефон, намереваясь написать Инне, чтобы она срочно искала мне замену, но неожиданно передумал.
Вероятно, в здоровом состоянии столь сумасшедшая идея вряд ли посетила бы меня, но в расплавленном мозгу картины прошлого перемешивались с возможным будущим и выдавали непредвиденные варианты. Одним словом, я вдруг решил, что раз поехал в «Дофамин» вместо Мити, когда он болел, то теперь он обязан подменить меня на кейтеринге.
Тогда мне показалось это естественным и само собой разумеющимся.
О чем я немедленно написал брату.
В тот момент Митя находился в школе, но на перемене перезвонил:
– Ты чего? Как я тебя заменю? Ты же профи, а я – никто.
– Я тебе все объясню. – Говорить было тяжело, голос сел. – Никто не узнает. Считай, обычная практика, на которой дают самые примитивные задания вроде мытья моркови или взвешивания продуктов. За три дня заплатят двадцатку, а то и больше. Плюс проживание и еда за их счет. Не дури, соглашайся. Меня, между прочим, когда выпихивали в «Дофамин», даже не спросили.
– А как же школа?
– Скажешь, заболел.
– А мама?
– Беру ее на себя. Спорим, она только обрадуется возможности выгнать тебя из «заразной» квартиры?
– А подруга твоя? Инна? Она же поймет, что я – это не ты.
– Когда поймет, будет поздно. Не волнуйся, она тебе поможет. В целом Инна неплохой человек, когда не вредничает.
– Звучит как подстава.
– Вообще нет. И главное, никакого тухляка. Развеешься, потусуешься, познакомишься с новыми людьми. Чем не «Дофамин»?
– Ты уверен, что это нормально?
Я уже понял по голосу, что Митя согласен.
– Деньги разделим пополам. Отложишь себе на лагерь.
– Ну хорошо, – сдался он. – Но дома еще поговорим.
Во время разговора я еще старался держаться бодро, но, закончив, рухнул без сил. А потому и голосовое сообщение Наташи нашел спустя два часа после того, как она его отправила.
«Как ты, Ян? Я волнуюсь. Очень хочется навестить тебя, но боюсь заразиться. Ты же знаешь, мне нельзя болеть. Но зато у меня скоро появится для тебя один очень крутой сюрприз.
Напиши хоть что-нибудь. Не можешь писать, позвони. Или наговори. Все что угодно. Мне бы просто услышать твой голос.
У меня все в порядке. Мама приехала. Когда поправишься, я вас обязательно познакомлю. Пора бы уже, да?»
«Привет, – прохрипел я в ответном голосовом. – У меня все норм. Скучаю».
Отправил и бездумно принялся листать фотографии из галереи. Последние – танцы Евы и Наташи на Рождество. С тех пор прошло всего-то полмесяца, а по ощущениям, картинки из другой жизни. Совсем короткой, но счастливой жизни до появления Алика и ухода Евы.
Гадание на воске: одно Наташино крыло, моя звериная лапа, глинтвейн, переливающийся в сиянии свечи, утка в апельсинах.
Фотографии из квартиры Евы. Вещи из ее сумочки: Падающая башня, брелок с котиком, книга Коэльо…
На этом месте я остановился. Лежал, глядя невидящим взглядом в потолок, вспоминал, как метался тогда. Отыскал аудиозапись телефонного разговора Евы.
Я так и не спросил ее, с кем она говорила.
Прокрутил один раз обрывочный разговор, и вместо того, чтобы пытаться разобрать слова, произносимые Евой, я запустил в «Яндексе» песню, которую он обрывает, и слушал подряд все варианты ее исполнения.
Oh I, I just died in your arms tonight
It must have been something you said
I just died in your arms tonight…
Там, где небо сходится с землей, прядут бабы тонкими нитями серебристые облака, шелестом листьев судьбу предсказывают. Волнами травы золотые колышутся. Всколыхнется чувство в груди непонятное – легче ветра становится, опустится – тяжелей земли.
Кто-то, вырывая меня из небытия, дотронулся до плеча.
Митя стоял надо мной в медицинской маске и с градусником в руках:
– Тебе что‑то принести? Еду? Чай? – Он протянул градусник.
– Что ты решил с кейтерингом?
– Да поеду, поеду, успокойся.
– Хорошо. – Я снова прикрыл глаза. – Возьми визитку компании в столе в верхнем ящике. Завтра нужно быть там в восемь. Выдадут одежду и отвезут на место. Инне просто расскажи все как есть. Вали на меня. Разберемся.
– Угу. – Брату явно не нравилась эта затея, но спорить он не стал.
– И… Можешь все-таки почистить ту запись? Мне показалось, Ева сказала «Ян».
– Ладно. – Не уточняя, о какой записи идет речь и кто что сказал, Митя тяжело вздохнул: – Я там еще про Алика кое‑что выяснил.
– Что?
– Похоже, он псих.
– Я это и без тебя знаю.
– Нет. Реальный псих. Состоит на учете уже лет пятнадцать. На одном медфоруме нашел, он там задавал вопрос, можно ли с его диагнозом получить права, и ему рассказали, как это сделать.
– Что за диагноз?
– Шизофрения.
– Что? – Я резко привстал, и в голове поплыло.
– Все, лежи. Потом обсудим.
Митя вышел из комнаты раньше, чем я успел возразить.
Вот это да! У Алика шизофрения. С одной стороны, это все объясняло, но с другой… Я и не подозревал, что люди с подобными заболеваниями вот так спокойно живут среди здоровых. Но, так или иначе, эта информация была бесценна. Теперь хоть стало ясно, как от него отделаться.
Немного успокоившись, я уснул. Провалился глубоко-глубоко в беспамятство и очнулся лишь на следующий день, весь вспотевший, в промокшей насквозь постели.
На спинке стула возле кровати висело чистое полотенце, стоял полный стакан воды, рядом с ним блюдце с таблетками, а под
