— Перестаньте паясничать! — воскликнул Муравьев. — Я убил, я признался в этом. И, поверьте, ни слова не говорил журналистам. Если бы я мог, я вернул бы все и отдал что угодно за то, чтобы саломарский посол остался жив и заплатил за свои злодеяния по закону нашей страны и планеты. Самое дорогое, что у меня есть, — это моя семья. Я готов ответить за свой поступок, но не жалею, что отвел беду от планеты и моих девочек.
Он нежно прижал жену к плечу. Ирина Алексеевна погладила мужа по лацканам пиджака, утешительно и благодарно.
Я бросил контрольный взгляд на Санька и не заметил попыток испепелить меня. Следовательно, можно было продолжать.
— Я не имел намерения насмехаться над кем бы то ни было. Лишь предлагаю вам всем вернуться на некоторое время назад, — продолжил я. — Вы уж простите, Валерий Петрович, придется рассказать о событиях того злосчастного вечера, чтобы вы могли понять логику моих рассуждений. Вечером восьмого июня в наш гостеприимный город прилетел с Саломары консул Раранна — один из двух фактических правителей единственного надводного государства планеты. Однако столь высокий гость не пожелал пышной встречи, а решил появиться инкогнито, положившись на помощь всего нескольких человек, в том числе Брута Ясоновича Шатова, который получил от него шифрованное послание с просьбой встретить и транспортировать по городу. В качестве официальной цели предварительного визита было заявлено участие консула в подготовке встречи: совместное создание программы адаптации землян к встрече с саломарцами и настройка переводчиков. Это могут подтвердить дипломат и мой дядя Брут Шатов и известный лингвист и второй мой дядя Катон Шатов. Будьте так добры, Павел Александрович, расскажите, пожалуйста, всем присутствующим, с какой же целью консул Раранна перенес свой визит, ведь, насколько я понимаю, информацией об этом обладали только вы.
Я грозно глянул на профессора. Насяев не отвел глаз, но я почувствовал, каким усилием воли он заставил руки остаться спокойно лежать на столе. Слова хлынули из профессора потоком:
— Понимаете ли, у нас с консулом Раранной установились близкие, почти дружеские отношения. Я с первого взгляда полюбил Саломару, и, видя мое хорошее отношение, Раранна решил, по всей видимости, что я буду ему союзником в делах политических. В шифрованном сообщении, которое я получил накануне его прилета, содержалась просьба оказать посильную помощь в устранении его соперника — консула Агравы. Раранна хотел, чтобы я помог ему устроить спектакль с покушением. Он должен был героически закрыть собой нашего президента, а шальная пуля — унести жизнь Агравы. У меня имеется подтверждающая мои слова диктофонная запись, которую я по первому требованию готов предъявить многоуважаемому следствию. Всем знакомым со мной очевидна моя аполитичность и крайнее нежелание вмешиваться в такие дела. Однако дать отрицательный ответ на письмо консула я не успевал, поэтому решил в качестве определенной страховки или гарантии безопасности пригласить Валеру Муравьева, чтобы он в случае чего оказал мне посильную помощь.
— И, как нам известно, профессор Муравьев ее оказал. — Я обернулся к Муравьеву, и он молчаливым кивком позволил мне изложить основную суть его показаний. На лице несчастного читалось: «Делайте что хотите. Хуже уже не будет». Но Насяев не унимался и сам поведал уважаемому собранию о событиях того вечера, слово в слово повторяя сказанное некогда Муравьевым. Мне всегда хотелось узнать, где же у этих академических говорунов «кнопка», и только сейчас я понял, что процесс словоизвержения конкретно у Павла Александровича Насяева включался на фразу: «Скажите, Павел Александрович». Теперь мне предстояло выяснить, какая же фраза заставляет его замолчать. Но мои раздумья прервал Санек, прекративший словоблудие физика-лирика громким и резким «Достаточно».
Насяев вздрогнул и настороженно замер, как потревоженный паук.
— Отвечайте на вопросы, и не более, — потребовал Санек.
Павел Александрович с готовностью закивал в ответ.
— Что же было после того, как Валерий Петрович покинул поле боя? Как вы поступили с телом саломарца? — Я продолжал наблюдать за руками профессора, в этот момент он не выдержал и, собираясь с мыслями, слегка потер пальцем переносицу. Его сияющая лысина блеснула, как шлем пожарного или римского легионера.
— Я положил тело дипломата в свой личный автомобиль и отвез на территорию космопорта, где погрузил в аквариум. После этого я вернулся домой, переоделся и убрал следы пребывания дипломата.
— Благодарю вас, Павел Александрович, — сказал я, понимая, какой титанический труд для профессора составляло занятие говорить «только по существу». — Далее труп обнаружили Брут Ясонович Шатов и Носферату Александрович Шатов, то есть ваш покорный слуга. И на этом, вероятно, инцидент должен был исчерпаться. При крайне невеликом круге подозреваемых, если бы следователь оказался поклонником классического детектива, он непременно счел бы самым подозрительным того, кто обнаружил тело. Не так ли, Павел Александрович?
Насяев виновато улыбнулся.
— Я предполагал, что вы найдете способ избавиться от тела и дела не будет вообще. У Брута Ясоновича такие связи, — Насяев с подобострастием склонил голову, — что спрятать тело саломарца для вас не составило бы труда. Это и для дипломатической карьеры господина Шатова было бы лучше, чем появление на межпланетной политической сцене мертвого консула. Но вы предпочли другой вариант…
— Скажите, профессор, а вам не приходило в голову, что вы покрываете убийцу? Это ведь тоже серьезное преступление, — поинтересовалась Анна.
— Поймите, Анна Моисеевна, Валера — мой друг. И вообще весь этот инцидент произошел в какой-то степени по моей вине. Если бы я не попросил его поддержать меня в тот злополучный вечер — ничего бы не произошло.
— Вы решили подставить невиновного человека? — констатировал я, но профессор твердо решил стоять до последнего.
— Человека, у которого была возможность замять это дело, не привлекая внимания. После окончания визита саломарцев мы с Валерой предполагали пойти в полицию и открыть правду. Но я не понимаю, как эта чудовищная история связана с кражей и подменой гобеленов, в которой вы меня обвиняете? Не думаете ли вы, что консул Раранна или кто-то из саломарцев помогал мне?
От слова «правда» и других «вечных» слов, которые люди с неустойчивой психикой обожают писать с большой буквы, у меня начинает свербеть в носу.
— Не торопите меня, Павел Александрович, вам пока ничего не предъявляли. И у нас есть еще тридцать часов, чтобы предъявить обвинение. Просто ответьте на мои вопросы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
