– Сейчас ты подведешь целую теорию под злобную выходку Дворецкой, – остановила его Анастасия. – А там уже недалеко и до оправдания.
– Я не собираюсь ее оправдывать. Она причинила нам слишком большие неприятности.
– Хорошо, что ты еще об этом помнишь, – улыбнулась девушка. – Хотя многих ошибок можно было избежать, если бы ты был откровенен со мной, а не прятал в сундук свои маленькие секреты.
– Например?
– Например, близкие отношения с Элеонорой Дворецкой.
Логинов пожевал губами.
– Это не то, что ты думаешь.
– Так говорят все мужчины, когда им больше нечего сказать.
– Я про другое. Во-первых, «близкие отношения» – это всего пара встреч совершенно определенного свойства. Никаких взаимных обязательств – только секс. Во-вторых, это было задолго до знакомства с тобой. Я не сторонник того, чтобы докладывать любимой девушке о всех своих амурных похождениях.
– Хорошо. Положим, что так, – нехотя согласилась Настя. – Но зачем тебе нужно было рыться в моей сумке? Ты дал мне повод усомниться в твоей искренности. Я посчитала, что именно ты подложил в лекарство ядовитое вещество.
Логинов нахмурился.
– Конечно, любопытному официанту было трудно разглядеть, что именно я делал с содержимым сумочки. Я не вкладывал туда никаких новых средств, я просто взял для себя некоторые образцы таблеток.
– Но для чего, скажи на милость?
– Я же тебе говорил о своем дурном предчувствии. Ну, помнишь, о той опасности, которая тебе якобы угрожает? По-моему, ты не восприняла мои слова всерьез.
– Конечно. Ведь у тебя не было никаких фактов, а в предчувствия я не верю.
– Вот я и пытался отыскать какой-то подвох в действиях Дворецкой. Эта странная подозрительность Вероники, эти дикие предосторожности с санитарной сумкой заинтересовали меня. Я хотел узнать то, что так тщательно скрывает Вероника.
– Ну и как, узнал?
– Не совсем, – признался он. – Рассмотрев все ее баночки и пузырьки, я установил лишь то, что она имеет серьезные проблемы со здоровьем и пытается их скрыть от окружающих.
– Почему ты так решил? – удивилась Настя. – Как мне было известно, Вероника страдала повышенным давлением и ревматическими болями. Но это почти норма в ее возрасте.
– А тебя не насторожило богатое содержание ее аптечки? – спросил Логинов. – Слишком много склянок для здоровой женщины. Кроме того, содержание баночек не отвечало их этикеткам. Так, вместо витаминов ты выдавала ей каждый день сильное обезболивающее средство. Коробочки с биологически активными добавками были также заполнены другими таблетками.
– Это ты определил самостоятельно?
– Нет, конечно, без посторонней помощи тут не обошлось, – улыбнулся Олег. – Мне помог один мой товарищ – фармацевт. Хотя, если поковыряться в моей биографии, там можно обнаружить три курса медицинской академии.
– Ты учился на врача? – удивилась Настя. – Ты мне об этом не говорил.
– Не говорил, – напустил на себя загадочный вид Логинов.
– А если еще лучше поковыряться в твоей биографии? – подозрительно спросила девушка. – Надеюсь, я там не обнаружу ничего ужасного?
– Как сказать:
– Ты мне должен немедленно все рассказать, – потребовала Настя.
– Ты не возражаешь, если я это сделаю у себя дома? – засмеялся он, поднимая ее на руки…
Антонина сделала глубокий вдох, прежде чем начать разговор на крайне болезненную для нее тему.
– Марк, – проговорила она, стараясь выглядеть спокойной. – Я хотела сказать тебе… Вернее, я пытаюсь сказать тебе уже две недели о том, что надежд на получение наследства Вероники нет никаких.
Он молчал.
– Я – бесприданница, Марк, – подвела она роковую черту.
Он рассматривал ее лицо, словно пытался понять смысл ее слов.
«Хоть бы уж сказал что-нибудь, – молила она про себя. – Хоть бы не молчал». Хотя было понятно все и без слов.
– Конечно, я понимаю, – решилась она продолжить. – Я понимаю, что у меня нет шансов удержать тебя рядом с собой. Лучше будет… лучше будет, если мы расстанемся.
– Ты действительно этого хочешь? – спросил он ровным тоном.
– Это уже не имеет значения, – проговорила она.
– Для меня имеет, – проговорил он. – Ведь я люблю тебя, Тоня. А теперь, когда грозный призрак твоей матери не стоит рядом с нами, я буду повторять это тебе постоянно.
– Значит, деньги… – дрожащим голосом проговорила Антонина.
– …будем зарабатывать сами, – продолжил он. – Ты не против?
– Я? – В ее глазах заблестели слезы. – Конечно, нет, дорогой.
– Ну, тогда все в порядке. Почему ты плачешь?
Элеонора тихонько притворила за собой дверь. Прошло уже несколько месяцев, как она покинула свою квартиру и опостылевшего мужа. Она чудесно проводила время, не скованная больше ни страхом, ни обязательствами. Дворецкая повеселилась на полную катушку, меняя зрелых мужчин на молодых юнцов, и под конец этой безумной гонки наслаждений стала немного уставать. Должно быть, сказывались годы? Ведь ей было уже далеко не двадцать. Потянуло к покою и стабильности. Уж как ее ноги привели в убогое жилище, которое она оставила без всякого сожаления, Элеонора не понимала. Но факт был налицо: она вернулась в блочную многоэтажку к своему скучному супругу…
Стоя в маленькой прихожей, она с наслаждением вдыхала аромат дома, по которому уже успела соскучиться. По всей видимости, Петр Алексеевич пек пирог. Интересно, с какой начинкой? Гадать не было смысла. Все у него получалось хорошо. Он был мастер на все руки. Что про него говорили соседки? Мужик – золото.
Элеонора двинулась на кухню, где вовсю гремели кастрюли и слышался плеск воды из-под крана. Сейчас она извинится перед ним за долгое отсутствие. На это потребуется не больше пяти минут, и они сядут пить чай с пирогом. А потом, когда вся посуда муженьком будет перемыта, они включат телевизор, как в старые добрые времена.
Элеонора открыла дверь и оторопела. На маленькой кухоньке, подвязавшись фартуком и косынкой, орудовала… Танюша!
– А-а, маманя пожаловала, – заявила она без всякого смущения. – Где же тебя черти носили?
– Ч-что ты здесь делаешь? – начала заикаться Элеонора.
– Разве не видишь? – Девица показала ей белые от муки руки. – Пирог пеку.
– А где же Петр Алексеевич?
За ее спиной раздались шаги, и в кухню, с газетой в руках, зашел супруг. Он, должно быть, только встал с дивана, поскольку вид имел немного сонный.
– Танечка, как пирог? – спросил он с порога и осекся. – Эля, ты? Что ты здесь делаешь?
Вопрос был настолько бестактным, что Элеонора едва не расхохоталась. Что делает она в собственном доме?
– Мне хотелось бы знать, что делает здесь эта девка? – спросила она, выставив вперед указательный палец.
Танюша бедром отодвинула Петра Алексеевича.
– Я здесь живу, – нагло ответила она.
– И с каких это пор?
– Почитай, с того времени, как ты ушла, – заявила она. – Мне тут нравится, и уходить я отсюда не собираюсь.
Дворецкая даже оторопела от подобной наглости.
– Петя, – обернулась она к супругу. – Мне казалось, ты все понял. Эта женщина – вовсе не моя дочь. Это грязная самозванка и вымогательница. Почему ты ее не выставил вон?
Петр Алексеевич рассматривал носки своих комнатных тапок.
– Прости, Эля, – выдавил он через силу. – Все так получилось…
– Ну, ладно, – она решила проявить великодушие. – Разберемся. А сейчас я выгоню эту поганку с нашей кухни, и мы сможем спокойно поговорить.
– Я никуда не пойду! – возмутилась Танюша.
– Она никуда не пойдет, – подтвердил супруг. – Эта женщина мне дорога, и я собираюсь на ней жениться.
Элеоноре почудилось, что пол под ее ногами заходил ходуном.
– Что вы затеяли? – спросила она, плюхаясь на табурет.
– Элечка, прости! – подошел к ней Петр Алексеевич. – Но я впервые за долгие годы понял, как уютно жить под одной крышей с женщиной, которая о тебе заботится. Представляешь, я ухожу на работу, а она остается. Я, как на крыльях, лечу домой, а она меня дожидается. Кроме того, она согласна родить мне ребенка. Я счастлив, Эля. Прости меня, но с тобой у нас уже ничего не получится. Отпусти меня, Эля!
– Но как же… как же я? – прошептала она, мало что соображая.
Похоже, она потеряла мужа. Увели его. Не зря соседки говорили: не мужик – золото!
Был пасмурный день, когда из гаража Дворецких вывели роскошный спортивный автомобиль с перламутровым блеском.
– Хороша ласточка! – сказал плотный мужчина в кашемировом пальто, проведя рукой по капоту. – Жалеешь, поди?
Вопрос был адресован Владу, который выглядел таким же мрачным, как непроницаемое февральское небо у него над головой.
– Да ты не жалей, – по-доброму посоветовал мужчина. – Ты жив. Прошу заметить, по моей доброте. Относительно здоров. С долгами… – он еще раз погладил машину, – расплатился. Можешь приходить играть снова. Милости просим…
