Такие бури сразу топят лодки и опрокидывают ма–ленькие кораблики, с крупными уже сложнее, а ги–гантские вообще идут через любой ураган, почти не обращая на него внимания.
Но у нас хоть и не лодка, а корабль маленький, и если опрокинет, то я не Синдбад, которого после ка–ждой катастрофы выносит на берег, как его предшественника Одиссея, а отсюда даже при хорошей погоде до берега вряд ли доплыл бы…
Корабль бросает на волнах так, что люди то и дело падают, скользят на мокрых досках, вместе с потоками воды их носит от борта к борту.
Я взбежал по ступенькам на палубную надстройку, сюда волны не достигают, но все равно мокро, поскользнулся и чуть не вылетел за борт, но успел ухватиться за натянутые канаты, удерживающие на распорке мачту.
Снизу кто–то прокричал отчаянно:
— Море только что было спокойным!
Я крикнул в ответ:
— Не совсем, надо уметь видеть признаки надвигающейся бури.
— Какие, глерд?
— Не знаю, — ответил я сердито. — Слышал, они есть. Ну там ласточки над водой низко, муравьи под–гибают брюшко… В общем, не мое это дело знать та–кие мелочи, а извозчики на что?.. Шевелитесь, а то все утонем!.. Понсоменер, беги к Джонадеру, помоги ему держать руль!.. И подтяни линь!.. Только не спрашивай, что это такое, просто найди и подтяни, что бы это ни было…
Джонадеру помогают удерживать рулевое весло Фицрой и Ваддингтон, получается плохо, Фицрой вскрикнул:
— Небо… Там…
Следом за ним еще двое матросов закричали в ужасе и начали тыкать трясущимися пальцами в черное грозное небо с мятущимися тучами, уверяя всех, что там огромные гневные лица морских божеств.
Я заорал:
— Эй там, вороны внизу!.. Немедленно привяжи–тесь к мачте!.. Да не все, идиоты… Джонадер, привя–жись, ты у руля, ты нужен, а глерд Фицрой может и не привязываться, его не жалко…
Тут же волны с такой силой прокатились через па–лубу, смывая все на пути, что если бы те не привязали себя канатами, смыло бы всех за борт.
Я отыскал взглядом Фицроя и Ваддинттона, помогающих Джонадеру держать весло, крикнул изо всех сил:
— Разверните мордой к волне!
Понсоменер, блеклый настолько, что почти неви–димка, тут же в одиночку налег на руль, а Джонадер крикнул:
— Командир, это самоубийство!.. Надо уплывать…
— Выполнять! — рявкнул я. — От шторма не убе–жать!.. И ни в коем случае не дать волнам развернуть корабль боком!.. Ни к ветру, ни к волнам!.. Быстрее, все быстрее!..
Волны становились все громаднее, но когда Фиц–рой громко охнул и указал трясущимся пальцем впе–ред, даже у меня похолодело внутри. Волна не волна, а настоящая водяная гора катит к нам мощно и неот–вратимо.
Я крикнул бодро:
— Девятый вал!.. Это нормально, чего вы все?.. Вот девятый из девятых — это да, это будет волна…
Корабль начало поднимать все выше и выше. Со всех сторон крики ужаса стали громче, спереди водя–ная пропасть, такая же сзади, а наш корабль на гребне, что только издали двигается медленно, а так несет нас, и как хорошо, что в открытом море, а то на берег бы выбросило, разбив о рифы… Правда, там есть шанс выплыть…
Замерев надолго на гребне, корабль наклонился и, как с ледяной горки, понеся вниз в далекую страшную бездну.
Но крутой спуск становился все более пологим, корабль на большой скорости влетел в долину между двумя водяными горами и, кто бы подумал, начал, как мелкий жучок, мужественно карабкаться наверх, подгоняемый свирепым ветром, что ухитряется и в корму дуть с такой мощью, словно у нас развернут парус да еще штук пять дополнительных.
Фицрой, жестом послав на свое место двух гвар–дейцев, вбежал наверх ко мне, но с размаха впечатался мордой в бухту промокших канатов, завопил:
— Да что же это за…
Я поморщился.
— Ты чего орешь?
Он застыл с распахнутым ртом, только сейчас ощутил, что кричит, хотя везде блаженная тишина, если не считать привычных ласковых шлепков волн о деревянные борта.
Я заулыбался, глядя на его растерянное лицо. Шторм утих так же легко, как и появился. Вернее, он не утих, а унесся дальше, но для нас это уже неважно.
— Как же это, — проговорил он с трудом, — я чуть не сдох… Это длилось сутки? Или двое? Небо было черным…
Он ощупывал пальцами обеих ладоней лицо, мор–щился, кривился. Я смотрел с сочувствием, пара заметных кровоподтеков появятся, но, конечно, Фицрой будет рассказывать, как дрался и голыми руками прибил дракона.
— Минут десять, — сказал я, — да–да, минут десять, а это даже долго. Фицрой, вот теперь ты настоящий морской волк, даже морской лев!.. Может быть, даже дюгонь… Нет, морской лев звучит лучше… Эй вы все, морды!.. Поздравляю с боевой победой!.. Вы с честью выдержали первый шторм, а это значит — море вас признало своими и приняло. Поздравляю. Ура!
На меня таращили глаза, только гвардейцы дружно крикнули «Ура!.. Ура!.. Ура!», а Ваддингтон, с трудом отклеившись от мачты, проговорил со вздохом:
— Я думал, из меня душа выскочит… Но вообще, если подумать, то не так уж и страшно. Это же не каждый день?
— Нет, конечно, — сказал я успокаивающе. — Даже ветерок бывает не всегда, а уж бури вообще редкость… Но от них есть польза. Если бы не они, сколько бы здесь всяких дураков плавало?.. И трусов?.. А глерды — тьфу!., толстых баб катали бы на лодках…
Фицрой крикнул бодро:
— Море — для героев!.. Командир, Гарн, я думаю, уже близко! Мне кажется, буря нас несла в нужную сторону.
— От бури только польза, — сказал я бодро. — Говорил же великий мудрец, что штиль хуже самой страшной бури… Проверить, ничего ли не повредилось, проверить веревки, подтянуть узлы, потому что…
Перекрывая мой командный голос, Понсоменер завизжал с верхушки мачты, когда он только там и оказался:
— Земля!.. Берег!.. Вижу берег!
Я поднес к глазу трубку оптического прицела. Оранжевое солнце разлито поверх моря, то и дело стреляет шаловливо зайчиками с волн прямо в глаза, потому не сразу отделил от него другой блеск, солидный, неподвижный, так победно горит золотой песок на пляже.
— Осторожно к берегу, — велел я. — Идти так, чтобы видеть отчетливо, но не слишком близко.
— Пока не увидим, — добавил Фицрой, — из–за чего приближаться стоит!
— Именно, — согласился я. — Деревушки рыбац–кие пропускаем, нужен большой город. Чем больше, тем лучше.
Фицрой в сильнейшем возбуждении потер ладони с таким скрипом, словно размалывает крупнозерни–стый песок.
— Впервые, — признался он, — приближаюсь к чему–то вот так… ну, не сам, а когда меня несет… В этих плаваниях по морям что–то есть. Стою и двигаюсь… здорово. Непривычно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
