– Уже сделано три займа, ваше величество.
– Я создам новые должности и за них получу деньги.
– Невозможно, ваше величество: их создано слишком много. Откупщики приобрели их, но не исполняют своих обязанностей. К тому же господин суперинтендант получает с каждой из них треть, так что народ обирают, а ваше величество не извлекает из этого никакой пользы.
Король нетерпеливо двинулся с места.
– Объясните мне это, господин Кольбер.
– Ваше величество, выскажите яснее вашу мысль: каких объяснений вы желаете?
– Вы правы. Ясность прежде всего. Так вот. Если сегодня со смертью господина кардинала я стал королем и пожелаю получить деньги?
– Ваше величество их не получите.
– Странно! Как, мой суперинтендант не добудет мне денег?
Кольбер отрицательно покачал головой.
– Что же это значит? Неужели мы обременены такими долгами, что государственные доходы все равно что не существуют?
– Да, ваше величество.
Король нахмурил брови.
– Хорошо, – сказал он, – я соберу платежные обязательства и добьюсь от их держателей уменьшения налога и продажи по дешевым ценам.
– Невозможно, ваше величество: платежные обязательства превращены в векселя, которые для удобства и облегчения сделок разрезаны на столько частей, что теперь не узнать оригинала.
Людовик в сильном волнении ходил по комнате, все еще нахмурив брови.
Вдруг он остановился и спросил:
– Если все это правда, я разорен, еще не начав царствовать?
– Да, ваше величество, разорены, – отвечал бесстрастный счетовод.
– Однако ж деньги куда-нибудь делись?
– Разумеется, ваше величество, и для начала я принес записку о капиталах кардинала Мазарини, о которых он не хотел упомянуть ни в своем завещании, ни в других актах; он доверил их мне.
– Вам?
– Да, государь, и приказал передать их вашему величеству.
– Как! Кроме сорока миллионов, упомянутых в завещании, у господина Мазарини были еще деньги?
Кольбер поклонился.
– Какая бездонная пропасть этот человек! – прошептал король. – С одной стороны – Мазарини, с другой – Фуке; у них, может быть, более ста миллионов. Не удивительно, что у меня пусто в казне.
Кольбер ждал, не двигаясь с места.
– А сумма, которую вы должны передать мне, заслуживает внимания? спросил король.
– Да, ваше величество, кругленькая сумма.
– Она составляет?
– Тринадцать миллионов ливров, государь.
– Тринадцать миллионов! – воскликнул Людовик XIV с радостным трепетом. – Вы говорите – тринадцать миллионов, господин Кольбер?
– Да, тринадцать миллионов, ваше величество.
– И никто не знает о них?
– Никто.
– И они в ваших руках?
– Да, ваше величество.
– Когда я могу получить их?
– Через два часа.
– Где же они?
– В погребе дома, принадлежавшего господину кардиналу и доставшегося мне по его завещанию.
– Так вы знаете завещание кардинала?
– У меня есть копия, подписанная его рукой.
Кольбер вынул бумагу из кармана и показал королю. Король прочел статью о передаче дома.
– Но, – сказал он, – здесь говорится только о доме и ни слова о деньгах.
– О них говорит моя совесть.
– И Мазарини доверился вам?
– Почему же нет, ваше величество?
– Он… такой недоверчивый?
– Мне, ваше величество, он, как видите, доверял.
Людовик с удивлением взглянул на простое, но выразительное лицо Кольбера.
– Вы честный человек, господин Кольбер, – сказал он.
– Это не добродетель, а долг, – холодно ответил Кольбер.
– Но эти деньги, может быть, принадлежат его семейству?
– Если б они принадлежали его семейству, то вошли бы в завещание, как вошло туда все имущество кардинала. Если б эти деньги принадлежали его семейству, то я, писавший дарственную, прибавил бы их к тем сорока миллионам, которые господин кардинал предлагал вам.
– Как! Вы составляли дарственную?
– Я, ваше величество.
– И кардинал любил вас? – спросил наивно король.
– Я говорил его высокопреосвященству, что ваше величество не примете дара, – сказал Кольбер прежним спокойным тоном.
Людовик провел рукою по лбу.
– О, как я еще молод, чтобы управлять людьми, – прошептал он.
Кольбер ждал, пока король придет в себя.
– В котором часу прикажете доставить деньги, государь? – спросил Кольбер немного погодя.
– Сегодня, в одиннадцать часов вечера. Пусть никто не знает, что я получил их.
– Куда прикажете привезти их?
– В Лувр. Благодарю вас, господин Кольбер.
Кольбер поклонился и вышел.
– Тринадцать миллионов! – воскликнул король, оставшись один. – Невероятно!
Потом он опустил голову на руки и как будто задремал.
Но через минуту король поднял голову, встал и, распахнув окно, подставил горевшее лицо свежему утреннему ветру, пропитанному благоуханием деревьев и цветов. Сияющая заря занималась на горизонте. Первые лучи солнца осветили молодого короля.
– Эта заря – заря моего царствования, – прошептал Людовик XIV. – Не предзнаменование ли посылает мне всевышний?..
Глава 2.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ЦАРСТВОВАНИЯ ЛЮДОВИКА ЧЕТЫРНАДЦАТОГО
Утром во дворце все узнали о смерти кардинала, затем новость распространилась по городу.
Министры – Фуке, Лион и Летелье – собрались в зале заседаний на совет. Король тотчас позвал их.
– Господа, – сказал он, – при жизни кардинала я позволял ему управлять моими делами; теперь я намереваюсь сам заниматься ими. Вы будете давать мне советы, когда я попрошу их у вас. Можете идти!
Министры переглянулись с изумлением, едва скрыв улыбку: они знали, что Людовик XIV, воспитанный в полном неведении, что такое управлять государством, из самолюбия берет на себя совершенно непосильное бремя.
Фуке простился с товарищами на лестнице и сказал им:
– Нам же лучше, господа, – меньше забот.
И он весело сел в карету.
Остальные, слегка обеспокоенные таким оборотом дела, вернулись в Париж.
В десять часов король прошел к матери и имел с нею тайное совещание; потом, пообедав, сел в закрытую карету и поехал прямо в Лувр. Тут он принял множество придворных и с удовольствием отметил общее смущение и любопытство.
Вечером он приказал запереть все входы в Лувр, кроме входа с набережной. Тут он поставил караул из двухсот швейцарцев, которые ни слова не знали по-французски; им приказано было пропустить только сундуки и никого не выпускать.
Ровно в одиннадцать под сводами послышался тяжелый стук повозки, потом – другой, наконец – третьей. Затем раздался гул захлопнувшейся решетки. Вскоре кто-то поцарапался в дверь королевского кабинета.
Король сам отпер дверь и увидел Кольбера, сказавшего только:
– Деньги в погребе вашего величества.
Людовик спустился в подземелье, ключ от которого еще утром передал Кольберу, и осмотрел бочонки с золотом и серебром, перенесенные туда людьми, преданными Кольберу. После этого Людовик вернулся в кабинет в сопровождении Кольбера. Последний был так же холоден, ни малейший проблеск удовлетворения не нарушал его невозмутимого равнодушия.
– Сударь, – сказал король, – какой награды желаете вы за такую преданность и честность?
– Никакой, ваше величество.
– Как, никакой? Вы не желаете даже получить должность?
– Если ваше величество и не дадите мне должности, я все равно буду служить вам. Я буду лучшим слугой короля.
– Вы будете интендантом финансов.
– Но ведь уже есть суперинтендант, и он самое могущественное лицо в королевстве.
– О, – воскликнул Людовик, покраснев, – вы так думаете?
– Он раздавит меня в одну неделю, государь. Ваше величество поручает мне контроль, для которого надо иметь силу; а что значит интендант рядом с суперинтендантом?
– Вы хотите иметь поддержку… Значит, вы не полагаетесь на меня?
– Я уже имел честь сказать вашему величеству, что при кардинале Мазарини господин Фуке был вторым лицом в королевстве; теперь Мазарини умер, и господин Фуке стал первым.
– Сударь, сегодня вы можете говорить мне все, что хотите; но не забывайте, что завтра я этого уже не потерплю.
– Значит, я не буду нужен вашему величеству?
– Вы уже и теперь не нужны, потому что боитесь служить мне.
– Я боюсь только того, что мне помешают служить вам.
– Так чего же вы хотите?
– Прошу ваше величество назначить мне помощников по интендантству.
– Но тогда должность потеряет значение.
– Зато станет безопасной.
– Выбирайте.
– Я прошу Бретейля, Марена и Эрвара.
– Завтра они будут назначены.
– Благодарю вас, государь!
– И это все, о чем вы просите?
– Осмелюсь еще просить…
– Чего?
– Позвольте мне созвать судебную палату.
– Зачем?
– Для суда над чиновниками, которые за последние десять лет позволяли себе злоупотребления.
– Но… что же с ними сделают?
– Троих повесят; остальные во всем сознаются.
– Но я не могу начинать моего царствования с казней, господин Кольбер.
