И действительно, именно поспешность, необдуманность в нововведениях, сумбурно проводимых Павлом I, который дорвался до власти лишь в 42-летнем возрасте, и послужили причиной его насильственного устранения — убийства.
СТРАШНЕЕ ПИСТОЛЕТА
Правнук «светлейшего» сподвижника Петра I — А. С. Меншиков (1787–1869), адмирал и острослов, имел затяжную «контру» с графом П. А. Клейнмихелем, главноуправляющим путями сообщения и публичными зданиями. Всему, что сооружалось ведомством последнего, Меншиков неизменно сулил провал — Исаакиевскому собору, мосту через Неву, Николаевской железной дороге… «А когда Клейнмихель, наконец, наберется храбрости и вызовет меня на дуэль, — публично предупреждал он, — я знаю, что ему устроить, вместо пистолета выберу железную дорогу. Предложу прокатиться до Москвы и посмотреть, кого из нас убьет!»
ПРОВЕРКА СЛУХА!
По свидетельству знаменитого советского оружейника М. Т. Калашникова (1919–2013), при полигонных испытаниях разработанных им образцов его нервы и чувства обострялись до такой степени, что он на слух определял малейшие обои в стрельбе и сразу же звонил испытателю, выяснял причины задержки. Как-то раз, услышав запинку в треске его автомата, он, обеспокоенный, вышел на связь. В ответ в трубке раздался здоровый смех, а потом испытатель пояснил:
— Проверка слуха! Мы вот тут поспорили, засечешь ты перерыв в стрельбе или нет. Считай, это был экзамен твоей нервной системе…
«Хороша проверка, нечего сказать, — вспоминает Калашников. — Впрочем, без таких шуток, наверное, не было бы выхода тому психологическому напряжению. которое неизбежно накапливалось в ходе испытаний».
ДЛЯ ЖАЛЯЩИХ НЕТ РАЗНИЦЫ…
Знаменитый русский живописец М. В. Нестеров, работая над портретом академика И. П. Павлова (1849–1936), жил несколько дней в его институте в Колтушах, под Ленинградом. Встречаясь с Михаилом Васильевичем и его женой за завтраком, Иван Петрович обычно рассказывал им о своих ежеутренних наблюдениях за пчелами.
— Удивительно умные существа, эти пчелы! — восхищался он. — Видят, что я занят своим делом, и понимают: я им не враг, не эксплуататор их труда, не то что какой-нибудь там пчеловод. Летают себе спокойно вокруг меня и не трогают, а пасечник не смеет к ним подойти без сетки — тут же ужалят.
На следующее утро Нестеров заметил под глазом у Павлова изрядную шишку. Академик сидел хмурый, отвечал неохотно, потом признался:
— Сегодня попалась какая-то глупая пчела: не сумела отличить совершенно безвредного для нее, занятого своим делом человека от явного врага-пасечника. Но это, конечно, нетипично. В семье не без урода, потом что в целом-то пчелы исключительно умны.
Через день шишка украсила и другой глаз академика. Он сидел явно не в духе, в тягостных размышлениях и лишь в конце завтрака просиял:
— Теперь-то мне все понятно! Для пчел нет разницы между моими совершенно неопасными для них занятиями и действиями их врага-пасечника. Я совершил научную ошибку, предположив в пчелах большой ум…
И СВОИХ ВЕДЬ ХВАТАЕТ!
Московский почт-директор А. Булгаков (1781–1863) в молодости служил в Неаполе, где как-то разговорился с путешествовавшим по Италии англичанином.
— Скажите, — вдруг заинтересовался тот, — а есть ли в России дураки?
— Полагаю, что есть, и, кстати, не меньше, чем в Англии, — хмуро парировал Булгаков столь бестактный вопрос.
— Да вы, видимо, неправильно меня поняли, — с досадой поправился собеседник. — Я вот что не могу понять — почему ваше правительство, имея собственных дураков, прислушивается к мнению и даже назначает на начальствующие должности преимущественно дураков чужеземных?
ЗАКОВЫРИСТЫЕ ТЕРМИНЫ
После ряда блестящих морских побед над шведами Екатерина II пожелала принять адмирала В. Я. Чичагова (1726–1809) и от него самого услышать рассказы о его подвигах. Простодушный моряк, поначалу робевший непривычной обстановки, под конец так увлекся, что стал говорить вполне откровенно, густо сдабривая речь крепкими матерными выражениями. Императрица слушала его внимательно и совершенно невозмутимо. Вдруг, вспомнив наставления придворных, строго-настрого предостерегавших его от употребления ругательств в беседе с царицей, адмирал побледнел и пал перед ней на колени:
— Виноват, матушка… Ваше величество… — залепетал он.
— Ничего, — кротко сказала ему Екатерина, — ничего, Василий Яковлевич, продолжайте. Хотя я ваших морских терминов и не разумею, но интересно же!
МНОГО ХОЛОДКОВСКОГО!
Как-то раз выдающийся русский гельминтолог К. И. Скрябин (1878–1972) разговорился со своим швейцарским коллегой профессором О. Фурманом.
— Удивляюсь, почему среди ученых в России столь распространена фамилия Холодковский, — между прочим заметил фурман.
— Из чего это вы вдруг сделали такое заключение?
— А как же? Следя за научной литературой, я часто встречаю работы двух Холодковских — зоолога и гельминтолога. А кроме того, уверяли меня, есть еще один Холодковский. который очень удачно перевел на русский язык гётевского «Фауста», произведения Байрона, Лонгфелло, Шиллера…
— Да вы говорите об одном Холодковском! — расхохотался Константин Иванович.
И действительно, член-корреспондент Петербургской АН Николай Александрович Холодковский (1858–1921) был не только зоологом широкого профиля, но и блестящим поэтом-переводчиком: в частности, за перевод «Фауста» он 19 октября 1917 года был удостоен полной академической премии А. С. Пушкина.
УХ, ЭТА МОЛОДЕЖЬ!
В первой половине XIX века в России распространилась мода на романы известного английского писателя Вальтера Скотта (1771–1832). Как-то раз его произведения обсуждались в молодой компании в присутствии одной почтенной старушки, юность которой пришлась на увлечение русского общества писаниями французского философа Вольтера (1694–1778). Ее шокировал разговор молодых людей и, толком не расслышав, о ком идет речь, она решила призвать их к порядку.
— Господа! Я полностью согласна: Вольтер, конечно, вольнодумец, но не кажется ли вам, что называть его скотом, право, уж чересчур…
ПОСПЕШНЫЙ КОММЕНТАРИЙ
В 1925 году профессор физики университета в Галле Густав Герц (1887–1975) получил Нобелевскую премию за доказательство существования дискретных уровней энергии в атомах. Один из популярных американских еженедельников спутав Густава с его дядей Генрихом Герцем (1857–1894) так откомментировал это присуждение.
«Справедливость восторжествовала. Лучше поздно, чем никогда! Человек стоявший у колыбели радио, основоположник электродинамики, наконец-то вознагражден за свой бессмертный труд…»
Герц-младший отнесся к столь невежественным словам с должным юмором:
— У знаменитого открывателя спектрального анализа Роберта Бунзена был однофамилец и дальний родственник, довольно известный в свое время теолог. Так вот, когда вышел посмертный труд последнего «О роли Бога в истории человека», ученого спросили, почему это он издал его неоконченным? «Преждевременная смерть помешала мне закончить исследование!» — не растерялся тот.
…Остается гадать, какой комментарий поместил бы злополучный еженедельник, узнав, что Густав Герц после второй мировой войны 9 лет отработал в нашей стране и даже удостоился Сталинской премии.
ЗНАЙ, КОГДА ИЗОБРЕТАТЬ!
При постройке первого постоянного моста через Неву возникли трудности с забиванием свай для опор в ложе реки. Талантливый строитель моста инженер-путеец С. В. Кербедз (1810–1899) для ускорения и облегчения работ сконструировал сваебойную машину и направил ее описание, чертежи и расчеты главному управляющему путей сообщения и публичных зданий графу П. А. Клейнмихелю. Представленные документы привели одиозноизвестного начальника в негодование. Вместо награды или просто благодарности он объявил Станиславу Валериановичу строгий выговор за то, что тот не удосужился изобрести эту машину раньше и тем самым ввел казну в напрасные расходы!
НЕПОНЯТЛИВЫЙ НАБОРЩИК
Французский географ конца XVIII века Мальт-Брюн включил в рукопись своего труда описание некоего горного плато, высоту которого он определил в 36 тысяч шагов. Получив же корректуру, обнаружил, что наборщик ошибся — прибавил к этому числу нуль, отчего появилась нелепая цифра: 360 тысяч шагов. Ученый жирно и размашисто зачеркнул лишний нуль, но в следующей корректуре вместо исправленной была поставлена новая величина — 36 миллионов шагов. Разгневанный автор на полях гранок написал: «36 миллионов шагов! Требую, чтобы было 36 тысяч! Скоты!»
