— В таком случае чем же ты отличаешься от Ледогорова?.. — потрясенно покачала она головой. — Ты же убил его… И тоже чужими руками…
— Значит, он имел на это право, а я нет? — Во взгляде Чубаристова вновь появилась свойственная ему ирония. — Что за неравноправие? И еще, Клавдия, случай с Цезарем — это только начало. Скоро начнется грандиозная уборка мусора, и никто не сможет меня остановить.
— Никто?
— Никто. Даже ты…
— И кто следующий в твоем списке?
— А вот это секрет, — загадочно подмигнул Клавдии Чубаристов и спросил серьезно: — Выдашь меня?
— Не знаю… — честно призналась Дежкина.
— Спасибо за правду. Но советую тебе — даже не пытайся…
— Это угроза?
— Господь с тобой, госпожа следователь… — Виктор положил свою теплую ладонь на ее запястье. — Просто при всем желании тебе ничего не удастся доказать, только поставишь себя в дурацкое положение. Я подстраховался на все случаи жизни.
— Нельзя так… — прошептала Клавдия. — Нельзя…
— Можно, Клавдия, можно. Ты просто подумай. А когда подумаешь — поймешь, что другого выхода нет. Еще немного, и мы опоздаем…
Вскоре официант поставил на стол зажженный примус, а на примус шлепнул котелок с жидким шоколадом. Нужно было дождаться, пока шоколад закипит, после чего макать в него аккуратно нарезанные кусочки банана и киви. Но этот удивительный, такой диковинный для русского человека десерт показался в тот момент Клавдии Васильевне абсолютно безвкусным и даже отвратительным…
— А признайся, Клав, обидно, что мы тогда с тобой расстались? Зло на меня держишь?
— Что ты, Витя, — искренне ответила Клавдия. — Только вот сегодня я поняла по-настоящему: я счастлива, что так случилось.
19.14–06.02
Домой она вернулась часа через два. Вошла тихонько, переоделась в халат и потащилась на кухню разогревать себе рассольник, оставшийся от обеда. Вдруг почувствовала себя старухой. Старой, дряхлой бабкой.
— Привет, ма. — На кухню заглянул Максим. — Ты че такая веселая?
— Все нормально, — ответила отрешенным голосом, продолжая помешивать ложкой в кастрюле.
— Ma, поди сюда.
— Отстань.
Суп разогрелся, и она налила его в тарелку. Посмотрела на хлебницу. Сначала вспомнила, что надо худеть, но потом махнула рукой и достала полбуханки «Бородинского».
— Клава, ну иди сюда! — позвал из комнаты муж. — Зайди хоть, покажись, а то мы тебя весь день не видели.
— Я ем! — прокричала устало и плюхнулась на табуретку.
— Ну мам, ну иди! — не отставал Максим. — Иди посмотри, что мы с батей придумали.
— Потом. — Рассольник был еле теплый, но какая, собственно, разница.
— Кла-ав!
— Ну что еще там? — Она поднялась с табуретки и поплелась в комнату.
Они сидели на диване и хитро улыбались, глядя ей в глаза.
— Ну вот она я. — Клава попыталась улыбнуться.
— Как настроение? — спросил Максим, продолжая улыбаться.
— Отлично. А где Ленка?
— А ты ничего не видишь? — лукаво спросил Федя.
— А что я должна видеть? — Она обвела комнату равнодушным взглядом. Ничего особенного, все по-старому. Занавески на окне пора постирать. И пыль с подоконника стереть. Цветы опять не полили, лентяи. Дверца шкафа открыта, наверно, Ленка забыла закрыть. А на дверце что-то висит…
Пусть читатель не думает, что есть слова, способные описать в полной мере те чувства, которые испытала Клавдия, увидев, что на дверце шкафа висит — пальто… То самое. Клава и сама не смогла бы потом вспомнить, что она чувствовала. Но вы наверняка испытывали то же самое, когда выходили в открытый космос, или когда открывали неизвестный археологам город, или когда в детстве к вам приходил Дед Мороз. Если хоть одно из этих событий с вами произошло, то вы поймете, о чем идет речь, а если нет — увы…
Только через час, не раньше, она кое-как пришла в себя. Почему-то была уже не в халате и шлепанцах, а в самом дорогом платье и зимних сапогах. Ну и, конечно, в пальто. А Максим и Федор были все измазаны губной помадой и сидели в самом углу, видно боясь, что она их просто сшибет, носясь по всей квартире, как ракета.
— Мне идет? Нет, ну правда, мне тут не широко? А где Ленка?
— Да все нормально, мам. Ты в нем просто чудо. А Ленка…
Клава все равно не верила. В сотый раз бежала к зеркалу, крутилась перед ним, примеряя и так и эдак.
— Ну вы совсем обалдели. Где столько денег взяли, признавайтесь? А вот тут не длинно?
— Это Макс заработал! — с легкой завистью констатировал Федор. — Да ничего не длинно. Зимой поддувать не будет.
— А Ленка где?
Зазвонил телефон, Макс поднял трубку, поболтал немного.
— Ма, я скоро.
— Сынок, ну спасибо тебе! — Она повисла на шее сына и опять принялась его целовать.
— Ну ладно тебе, ма. — Он засмущался. — Подумаешь, пальто. Я быстро. Тут еще один заказ в соседнем доме.
— Так поздно? — удивилась она. — Который час?
— Начало одиннадцатого. Ничего, это двадцать минут, не больше.
Сказал и убежал.
— Класс, просто улет! — Она продолжала вертеться перед зеркалом, не замечая, что Федя то и дело нервно поглядывает на часы. — Я на него целую неделю ходила смотреть, представляешь? Прямо с ума сходила, так хотела. Сегодня пришла, а его нет. Чуть не расплакалась. Ты чего такой серьезный? — Подбежала к мужу и поцеловала его. — Я тебе в нем нравлюсь?
— Клав, уже четверть одиннадцатого, — тихо сказал Федя. — А Ленки все нет. Где она может быть?
Клава замерла. Вся радость куда-то сразу подевалась.
— Сюзанне звонили?
— Нет. Я телефон не знаю.
Бросилась в Ленкину комнату и стала искать ее блокнот.
— Вот он! — Побежала к телефону. В голове с дикой настойчивостью пульсировало: «Как ты могла? Как ты могла? Пальто ей купили, она и про дочь родную забыла…»
— Алло, здрасте, это Клавдия Васильевна, мама Лены Дежкиной! — закричала, как только подняла трубку. — А Лена не у вас?
— Нет, не у нас, — ответил женский голос. — Добрый вечер. Мы и сами вам звонить собирались. Сюзанны тоже дома нет. Может, они у Гали Захарчевой? У вас есть телефон?
— Сейчас посмотрю! — Клава бросилась обратно в Ленкину комнату, на ходу скидывая сапоги. Схватила тетрадь — и обратно к телефону, листая на ходу страницы. — Ага, есть, я сейчас позвоню.
— Если они там, вы Сюзанне скажите, пожалуйста, чтобы домой позвонила, ее отец встретит.
— Хорошо. — Клавдия нажала на рычаг и снова начала крутить диск.
— Алло, Галя, ты?! — закричали сразу в трубку.
— Простите, это мама Лены Дежкиной. Вашей тоже нету?
— Нет. Мы уже все тут с ума сходим. Найдете ее — скажите, чтоб немедленно домой шла. Немедленно!
По спине у Клавы побежал пот. Может, от того, что она все еще была в пальто, а может, от страха.
Она обзвонила всех кого могла. Ленки нигде не было. Больше того, многих девочек тоже не было дома. Решили все вместе идти искать. Каждый около своего дома. Ведь наверняка сидят все вместе где-нибудь во дворе и болтают о чепухе всякой.
— Я с тобой! — Федя накинул пиджак, и они вместе выскочили на улицу.
Было уже темно. Они с мужем обежали три соседних двора, но детей нигде не было.
— Надо в милицию звонить, надо звонить в милицию, — все бормотал он, заскакивая в каждую подворотню.
— Перестань, не паникуй! — уговаривала Клава даже не его, а саму себя.
— Подвал! — вдруг воскликнул Федор и остановился. — Мы в подвале не смотрели. Помнишь?
Клава резко развернулась и бросилась назад, к тому подъезду, в котором был вход в этот самый подвал.
На лестнице кто-то наставил бочек из-под краски и ведер с цементом. Видно, где-то на этаже делали ремонт. Клава с трудом продралась сквозь эти бочки к двери. Из щели пробивался тусклый свет.
Дверь оказалась подпертой чем-то изнутри.
— Я не могу открыть, — чуть не плакала она, топкая грязную дверь плечом.
— Отойди, дай мне. — И Федя со всей силы саданул ногой. Внутри что-то затрещало, и дверь распахнулась…
Все девчонки были там. И еще несколько мальчишек, которых Клава не знала. Самому старшему лет пятнадцать, не больше. Сидели на ящиках, на старом пружинном матрасе, прямо на полу и весело улыбались. Играл магнитофон, но на музыку никто не обращал внимания. Глаза у детей были какие-то слишком веселые, слишком блестящие. Они беспричинно хихикали, а вид влетевших родителей вообще вызвал у них приступ хохота.
В полутьме Клавдия шагнула вперед и больно наткнулась коленкой на деревянный ящик. Ящик опрокинулся, и в круг неяркого света выкатились, весело поблескивая, как детские глаза, одноразовые шприцы…
