Это Марта, никаких сомнений, я не могу притвориться, что это Геракл.
Это моя девушка. Которую я считал любовью всей своей жизни.
Это не моя мать, не ее пес, не Марлон Брандо.
Это она.
И ее правая рука держит чужой…
Я закрываю глаза. Какая хорошая музыка. Кельнский концерт Джарретта. Что я тогда сделал? Понял, что это конец. Почувствовал себя, как после «Липы»? Да нет, еще хуже. Я оказался конченым идиотом, слепым придурком, который давал себя обманывать почти четыре года. Я хотел ее убить. Я схватил телефон и написал: «Всего доброго. Я тебя выгоняю» – и вызвал такси. Это был конец.
У меня ведь были ее вещи, из ее дома, их надо было вышвырнуть вместе с ней, одновременно, чтобы не дать ей шанса, чтобы она не оправдывалась, не пыталась меня разжалобить, не бормотала, что это ошибка, что она не хотела, что она не понимала, что делает, что не имеет понятия, что я не так все понял. Мне нечего было ей сказать, и, по правде говоря, я вообще боялся сорваться и сделать что-нибудь такое, о чем потом бы жалел.
Я позвонил и сказал ей, что между нами все кончено. Что такси за ее вещами приедет в девять, что пусть она убирается, а ключи пришлет по почте. Что я не хочу быть с ней, разговаривать с ней, видеть ее, иметь с ней что-либо общее – никогда.
Это был единственный выход.
Я посмотрел еще раз на фото. Надо его удалить, уничтожить – и никогда больше не возвращаться к этой истории.
И вдруг я осознал, что музыка играет действительно очень громко и мне чего-то не хватает. Ну конечно! Кошмарина не стучала. И надо сказать, музыка без сопровождения щетки от швабры даже звучала как-то не так. Я сделал потише, а потом снова прибавил звук. Ничего. Может, уехала?
Так, надо наконец покончить со всей этой историей. Сейчас самое время. Я не знаю, кто мне прислал это фото и кто на нем изображен, кроме Марты. Кто это мог быть? С кем она крутила? Может быть, если бы я все это выяснил – мне было бы хоть чуточку легче. Я мог бы набить ему морду. Я бы его выдрал как сидорову козу.
Я смотрел на фотографию, как завороженный.
Что-то тут не так. Что-то не так… Марта. С короткими волосами, я сразу заметил, что она их подрезала, ей было очень хорошо с новой прической.
Она-то, конечно, тогда говорила, что я никогда не замечаю таких вещей, и это было очень несправедливой неправдой. Потому что она выглядела очень классно, но ведь не мог же я ей об этом говорить каждый день с утра до вечера.
Женщины все-таки очень непонятные существа. Ведь даже если скажешь ей, что любишь, – ей этого мало, ей надо, чтобы ты это повторял все время, без перерыва.
Но ведь я с ней был! А если бы не любил – то не был бы с ней, это же так очевидно. А они по кругу одно и то же: ты меня любишь? Как я выгляжу? Они что, думают, что каждый день меняются?
Я смотрел на фото и никак не мог понять, что не так… Что-то было не так.
Руки.
Ее руки.
Рука.
Ее правая рука.
Она была без шрама. Гладкая. Чистая.
Ее ладонь. Часть ее ладони. Сжатая в кулак. Ногтей видно не было, только косточки. Нормальные. И фрагменты четырех пальцев. Ничем не поврежденных. Нормальная, обычная, красивая рука молодой женщины. Правая.
Я отскочил от компьютера, стул упал у меня за спиной со страшным грохотом, Геракл пискнул коротко и отчаянно. Я не верил собственным глазам. Только теперь до меня дошло, на что я смотрю. Flashback! Вспышка из прошлого.
Господи…
Я бросился к телефону, который остался в кухне. Но как только я распахнул дверь, оказался в самом центре плещущегося грязноватого озера. Вода заливала пол. Она лилась на пол уже неизвестно сколько времени. И вот-вот должен был начаться скандал – ведь она уже наверняка протекла к Кошмарине. Я завинтил кран, побросал на пол все две тряпки, имеющиеся в наличии, побежал за полотенцем, которым стал собирать воду с пола.
Не думай, мужик, сейчас у тебя одна задача – нужно осушить это озеро.
Подумаешь после.
Через десять минут я сам был мокрый как мышь, но мне удалось вроде бы справиться с ситуацией. Вода затекла под шкафы, я на всякий случай выключил холодильник, отодвинул мебель и все-таки смог вытереть пол насухо.
Кошмарину я залил – это сто процентов.
Надо спуститься к ней. Может быть, она в комнате и еще не видела. Я зайду, извинюсь, скажу, что все отремонтирую. У меня, кстати, квартира застрахована, Марта очень на этом настаивала, а я всегда противился. Нужно Кошмарину предупредить, а то грянет такой скандал, что я костей не соберу.
А компьютер?
А фото?
Это потом. Позже.
Я закрыл дверь и спустился на этаж ниже.
Я сейчас должен заниматься другими делами – мне надо ликвидировать последствия стихийного бедствия, которое я же и устроил. Нужно подумать, что я ей скажу. Добрый вечер, извините. Добрый вечер, я ваш сосед сверху. Да знает она, кто я!
А о тех делах я потом подумаю.
Я постоял перед дверью Кошмарины, потом постучал.
Ничего. Тишина.
Я прислушался, ожидая услышать шарканье тапочек по полу. Тишина. Нажал на звонок – дверь по соседству чуть приоткрылась, но я притворился, что не замечаю этого. Еще раз нажал на звонок – ничего.
Я вернулся наверх.
Да это невозможно, чтобы ее дома не было.
Но она и не стучала, кстати. Сегодня ни разу не стукнула. Стул упал – и то она не стукнула. Музыка орала – не стучала.
У меня голова занята сейчас совершенно другим. Не могу я заниматься этой Кошмариной – может, она вообще в санаторий уехала.
Я собрал мокрые полотенца, в кухне был полный разгром. Взяв телефон, я позвонил Яреку.
Мне нужно знать, кто прислал мне это фото, а он в компьютерах разбирается как никто, он вполне может взломать чужой почтовый ящик – для него это раз плюнуть вообще. Он все серверы сразу видит, знает, как на них выйти, он вообще компьютерный гуру просто.
– Ярек? – мой вопрос звучит, конечно, идиотски, я ведь и так знаю, что это он, раз звоню ему.
– Старик, ну ты даешь – сколько же я могу твои дела разгребать! Ты запиши телефон того мужика, потому что там с тобой срочно хочет связаться его жена! А я не собираюсь роль посредника исполнять и в секретари тебе не нанимался, ясно?
– Подожди, сейчас, сейчас, запишу, – обещаю я, – но я по другому вопросу. Помоги мне.
– Пеленки тебе поменять? Старик, эта его жена – она актриса, ты там, наверно, дел наворотил, что она тебя разыскивает, а я и знать даже не хочу, чего ты там натворил, я к этому никакого отношения не имею, понятно?! И не вмешивай меня в это!
– Клянусь тебе, я позвоню, но ты должен мне помочь, старик, это вопрос жизни и смерти!
– Я диктую номер! – ворчит он. – По порядку!
Я записываю номер Актрисы на какой-то бумажке.
– Ты можешь вычислить адрес, с которого я пару месяцев назад получил письмо?
– Могу, и что?
– Сделай это для меня, как можно скорее. Мне очень нужно узнать этот адрес.
– Мне нужно, мне нужно… последний раз, твою мать, последний раз я тебе помогаю! Давай данные.
Первый и последний, потому что вообще-то я его ни о чем раньше не просил. Я диктую ему данные.
И больше ничего не делаю. Потому что единственное, что я могу делать в этой ситуации, – это не думать.
А еще мне надо выйти с Гераклом на прогулку.
Вытаскиваю его из сумки. Он на мой зов не отзывается никогда – как будто не слышит. Я пытаюсь надеть ему шлейку – он убегает.
Мне нужно подышать свежим воздухом, пока все не начало рушиться.
А что «все»?
Все и так уже разрушилось.
Нельзя ни о чем думать сейчас, псу надо пописать, вот и все.
Я вытаскиваю Геракла из-под кровати, надеваю на него упряжь, еду вниз.
В дверях стоит группа подростков. При виде нас они прыскают со смеху.
Опозоренный, я выхожу во двор. Ночь светлая, июльская, теплая. Я иду с Гераклом за дом, там спокойнее и нет подростков и больших собак, которые гавкают, а мамин песик этого не выносит.
Что же мне теперь со всем этим делать?
Геракл идет рядом со мной на поводке. Мать его с поводка спускает, а я нет: пописает он или не пописает, мне как-то по барабану.
И все остальное тоже.
* * *
Почему же Кошмарина не открыла дверь?
Я смотрю наверх. У меня свет горит, я специально оставил, не люблю возвращаться в темную квартиру. Но и в квартире подо мной тоже горит свет. И форточка на кухне открыта.
Значит, Кошмарина дома. И уже, наверно, долбится в мою дверь, уже скандалит на весь дом. Или даже полицию вызывает. Времени больше десяти, самое время для скандала. Я слегка тяну собаку за поводок, она послушно семенит рядом со мной.
Вернувшись домой, снимаю с Геракла шлейку. Надо снова спуститься вниз, попробовать поговорить со зловредной старухой.
Не открывает.
Я возвращаюсь домой.
Я ничего не могу сделать с тем, что увидел на экране.
