- Епископ, кажется, уже благословил вас, - с усмешкой закончил свое наставление Шилде. - Мне остается предостеречь: если у вас появится хотя бы тень мысли об измене нам, мы не станем раздумывать - в тот же день Карлис Силс испытает тяжесть нашей руки.
- Я изменю, а Силс будет в ответе? - усмешкой на усмешку ответила Инга.
- Мы исполняем свои обещания как в части поощрения, так и в части наказания, - жестко повторил Шилде. - Попытка Силса нарушить наши приказы будет стоить жизни вам. А ваша - ему.
За время, что Шилде занимался вербовкой и обучением секретной антисоветской агентуры, перед ним прошло много типов: мужчин и женщин, старых и молодых, умных и глупых, отважных и трусливых, красивых и уродливых. Но он впервые видел такое удачное сочетание качеств, необходимых разведчику. Даже некоторый цинизм, который он уловил в речах Инги, был качеством положительным; человек тем ценнее, чем яснее представляет себе свою миссию во всех ее положительных и отрицательных возможностях. И вместе с тем, в этом цинизме девушки ему чудилось что-то смахивающее на насмешку. Словно эта особа была твердо убеждена в своем превосходстве даже над ним, Адольфом Шилде, "недосягаемым"... Откуда такая самоуверенность?.. В их деле она появляется у тех, кто знает нечто, неизвестное собеседнику. А что может знать эта девчонка, что не было бы известно ему?.. Это он мог бы чувствовать превосходство над нею: он знает, что как только Инга выполнит свою миссию, ее ждет пуля в спину; он знает, что конечная цель ее работы не имеет ничего общего с интересами Латвии, именем которой ее посылают на дело... Уж не воображает ли эта девка, будто ей суждено жить и любить своего Силса, такого же обреченного смерти, как она сама?.. Или она так глупа при всем своем уме?.. И тем не менее спокойствие, с которым Инга стояла напротив него, поражало его: черт ее знает, что у нее на уме?! Ему хотелось подержать в руке маленькую кисть с тонкими пальцами, на которых алели тщательно отделанные ногти, хотелось прикоснуться к нежной розовой коже. Если бы за стенкой не торчал Ланцанс!
И тут действительно отворилась дверь: в ней стоял епископ.
- Дочь моя, - торжественно проговорил он, - мой отеческий долг напомнить: наши души, моя и ваша, души всех добрых католиков принадлежат матери нашей церкви. Только его святейшеству папе дано отпустить нам грехи наши и золотым ключом Петра отворить нам ворота рая, что бы ни думали люди о поступках наших. Тот, кого люди в ограниченности своей считают убийцей, может войти в рай в ангельских одеждах подвижника. В длани наместника господня - вы только одушевленный меч, вы стрела, направленная апостольской десницей в сердце врага. Помните это, дочь моя, и повинуйтесь воле пославшего вас!
- Вы имеете в виду папу или господина Шилде? - опустив глаза, спросила Инга.
Ланцанс на минуту смешался, лицо его налилось кровью, но он сдержался и предпочел сделать вид, будто не слышал или не понял ее.
- Ныне воля его святейшества будет доходить до вас через грешные уста... Шилде, - сказал он. - Завтра это может быть кто-нибудь другой. Но всегда это будет - Его воля. Ибо сказано о начальниках: "кто слушает вас слушает меня, кто пренебрегает вами - пренебрегает мной!" Да не искусит вас диавол соблазном неповиновения начальникам. Грех сей подобен смертному греху неповиновения церкви, то есть самому богу единому, вседержителю, творцу всего сущего. Памятуйте сие и повинуйтесь! - Он поднял руку и осенил Ингу широким крестом.
57. ПРЕСТУПЛЕНИЕ МАГДЫ
Скажи кто-нибудь еще вчера, что Инге предстоит скорый отъезд, - она не испытала бы ничего, кроме радости. Но теперь, когда она уже твердо знала, что не сегодня-завтра будет в пути, ей стало не по себе. Да, конечно, там ее ждет Карлис, там Латвия, а тут не остается ничего, кроме ненавистной матери Маргариты, ненавистных инструкторов, ненавистного "пансиона", - и все-таки было немного не по себе. Новая обстановка, новые люди, новые отношения, тщательно изучавшиеся на уроках и все же остающиеся неизвестными! Сумеет ли она вести себя в Советской Латвии так, как нужно? И потом - Вилма, которую она покидает здесь. Что будет с Вилмой и ее ребенком? Если до сих пор, пока текла их общая жизнь изо дня в день в опостылевшей, но привычной обстановке школы, мысль Инги почти не останавливалась на подруге, то теперь, когда Инге предстояло наконец вырваться отсюда, а Вилме оставаться в этой тюрьме без надежды на освобождение, судьба подруги предстала Инге во всем ужасе. Когда вечером Инга и Магда были у себя наверху, а Вилма еще доделывала последние грязные работы внизу, - Инга спросила Магду:
- Что будет с Вилмой?..
Магда ответила таким взглядом, что у Инги пропало желание разговаривать: на лестнице слышались шаги Вилмы. Инга отвернулась к стенке, чтобы не видеть изнуренного работой и недоеданием лица подруги, ее глаз, из которых теперь не исчезал безмолвный вопрос "что будет?". Инга слышала, как Вилма медленными, усталыми движениями сбрасывает с себя дырявый хлам, в который ее одевала мать Маргарита; как, подобно плетям, падают ее исхудавшие руки. Инга, не глядя, видела на подушке бледное лицо Вилмы в венце золотисто-рыжих волос. Эти волосы теперь смешно торчали в разные стороны, как у озорного мальчишки-растрепы, после того как Маргарита заставила Вилму срезать копну ее великолепных кудрей.
В комнате долго царила тишина, но по дыханию своих соседок Инга знала, что ни одна из них не спит. Наконец Магда протянула руку и дотронулась до плеча Инги. Так же она заставила приблизиться к себе Вилму. Три девичьих головы прижались друг к другу - прямые, гладко зачесанные в простой узел волосы Магды, золотистые локоны Инги и рыжие вихры Вилмы. Таким шепотом, что половину слов нужно было угадывать по движению ее губ, Магда сказала подругам, что получила приказ Маргариты сопровождать Ингу до места, где ее примут агенты Гелена. Завтра в полночь закрытый автомобиль должен взять их и доставить на границу Восточной Германии. Магда предлагает... чтобы вместо нее, Магды, уехала Вилма.
- А Маргарита! - с испугом прошептала Вилма. - Она убьет тебя!
Магда беззвучно рассмеялась в ответ. Она смеялась так, что все ее тело сотрясалось. Она поднесла к самому лицу Вилмы большой костистый кулак.
Сомнительно, чтобы у Магды сохранилось желание смеяться, если бы она знала ту часть приказания о своем назначении в провожатые Инге, которую не открыла ей мать Маргарита, а именно в этой-то утаенной части приказа и заключался смысл посылки Магды вместе с Ингой: авторы плана решили использовать переброску Магды с чисто внутренними целями. Идея возвращения на родину приобретала все большее число сторонников среди новой эмиграции. Происшествие с Круминьшем и Силсом служило дрожжами, на которых происходило все большее брожение умов: сквозь черный туман эмигрантской пропаганды проникали все более ясные лучи правды. С этой правдой необходимо было бороться, если главари эмиграции хотели сохранить власть над массами обманутых соотечественников. И вот Ланцанс, чья голова всегда рождала какие-нибудь "идеи", предложил послать вместе с Ингой человека, который, будучи переброшен в демократическую зону, должен вернуться оттуда с "личным опытом", выгодным для вожаков эмиграции. Пользуясь тем, что обреченный не сможет точно определить, где находится и с кем имеет дело, ему скажут, что он "попал" в руки народной полиции, и воображаемые агенты народной полиции-геленовцы "обработают" заброшенного. Затем ему дадут возможность "бежать" обратно на запад. Вернувшись в лагерь для "перемещенных", этот несчастный сможет рассказать, как принимают "на востоке" возвращенцев. По мысли Ланцанса такой опыт должен у многих отбить тягу "домой".
Чтобы подобрать подходящего человека, Ланцанс приехал к матери Маргарите.
- Деревенщина глупа, как корова, - сказала Маргарита. - К тому же она - настоящее бревно. Эта не околеет под дубинками ребят господина Гелена!
Ланцанс попросил показать ему Магду. Ее вид удовлетворил его: такая действительно все выдержит и ни в чем не разберется,
Вилма не очень хорошо помнила, как закончила работу, как поднялась к себе и примерила платье Магды. Теперь, когда наступило время действовать, Вилма почти не испытывала волнения. Она двигалась и действовала, как во сне. Единственным ясным ощущением было: так нужно. В полночь Магда сказала:
- Пора!
- А Инга?
- Уже одета.
- А... а Маргарита? - решилась Вилма выговорить самое страшное, что подавляла в себе целые сутки.
Магда коротко приказала:
- Скорей!
Вилма, шаг за шагом, в последний раз отсчитывала ступени своей тюрьмы. На ней было платье Магды. Поверх платья - плащ с капюшоном. Она накинула его на голову и, не поднимая глаз, чтобы не встретиться с подстерегающим взглядом Маргариты, пошла к выходу. Вот коридор - такой бесконечно длинный, когда его нужно мыть, ползая на коленях с мокрой тряпкой, хотя рядом у стенки стоят щетки, которыми ей запрещено пользоваться, чтоб сделать работу тяжелей; вот классы - один, другой, третий - там девушек обучают совершать все возможные подлости и убивать, так учили когда-то и ее, Вилму. Забыла ли она эту науку?.. Пожалуй, настанет когда-нибудь время, когда все эти иностранные майоры и капитаны узнают, что их уроки не пропали даром, - о, Вилма постарается им это доказать! Только бы вырваться отсюда!.. Вот, наконец, и прихожая. За стеклянной дверью - силуэт Инги. Вилме оставалось сделать два - три шага, когда в прихожую вошла мать Маргарита. Одного взгляда ей было достаточно, чтобы понять происходящее. Ее лицо перекосилось в гримасе. Из широко раскрытого рта готов был вырваться вопль, который поднял бы на ноги весь пансион, но широкая ладонь появившейся за ее спиной Магды, закрыла половину лица монахини.
