И это правда. Различные комиссии из Центра отмечали, как значительно за два-три года после конфликта на КВЖД вырос уровень войск ОКДВА. Заслуга Блюхера в этом была несомненна.
Будущий Маршал Советского Союза К. А. Мерецков, служивший в ОКДВА начальником штаба, писал, что военачальник Блюхер во многом напоминал ему Уборевича. Он пользовался примерно теми же методами и приемами организации обучения войск, часто проводил оперативно-тактические учения, практиковал проведение военных игр в масштабе армии и соединений и нередко сам являлся их участником. Старался использовать любой повод, чтобы учить части и соединения, причем отдавал предпочтение не теории в кабинете или на плацу, а практике, приближенной к боевой обстановке.
Как личность, он несколько отличался от Уборевича. Менее сухой, не столь резкий, чаще шутивший, Блюхер казался более доступным. Однако при близком знакомстве с ним оказывалось: эти отличия носили чисто внешний характер, а с деловой точки зрения они оба были высочайшими профессионалами. В целом Уборевич был чуть собраннее, пожалуй, чуть организованнее; Блюхер — человек более размашистый, более открытый. Но им обоим было присуще такое важнейшее качество полководца, как широта мышления.
На Дальнем Востоке Блюхер стремился наладить тесные, не только служебные, но и товарищеские связи с руководителями органов местной власти. В 1929–1930 годах первым секретарем Далькрайкома был Иван Николаевич Перепечко, из черниговских крестьян. Настоящей дружбы с ним у Блюхера не сложилось, но совместная административно-политическая работа была плодотворной.
Доверительные отношения установились у него с председателем крайисполкома Г. М. Крутовым, полномочным представителем ОГПУ по Дальневосточному краю Т. Д. Дерибасом, его заместителем С. И. Западным. Крутов и Западный новые для Блюхера люди, а с Терентием Дмитриевичем Дерибасом он был знаком давно, еще по совместной борьбе с колчаковцами. Дерибас получил назначение на Дальний Восток почти одновременно со вступлением Блюхера в должность командующего ОДВА.
Через восемь лет, 6 ноября 1938 года, Блюхер, находясь во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке, в своих показаниях писал: «По возвращению на ДВосток со мной пытался установить дружбу, связь Перепечко, бывший первым секретарем ДВкрайкома, сначала сам, потом через свою жену Монастырскую. Но эту дружбу-связь я отклонял, т. к. он был в рядах рабочей оппозиции[50], и эта связь меня могла скомпрометировать… В том же году, с приездом Дерибаса на ДВосток в качестве начальника управления ОГПУ по ДВостоку, я вскоре сдружился с ним, поделился с ним своими настроениями, также с Западным, который всегда присутствовал на пьяных вечерах. Постепенно связь эта расширялась: сначала с Крутовым, председателем крайисполкома, потом в 1931 году с приехавшим на ДВосток Бергавиновым, с которым у меня установились особенно тесные связи, которые продолжались и после его отзыва с ДВостока. После отзыва Бергавинова на ДВосток первым секретарем приезжает Лаврентьев, с которым у меня сразу же восстанавливается завязавшаяся дружба еще на Украине в 1929 году, когда он был начальником политического управления Украинского военного округа… Эти — Дерибас, Крутов, Бергавинов, Лаврентьев… — привязывали меня к себе еще и тем, что широко использовали мое честолюбие, подчеркивая всюду (на заседаниях, конференциях, съездах) мою исключительную роль на ДВостоке и в Гражданской войне, создавая этим мне широкий авторитет в рабоче-крестьянских массах и в армии»…
Здесь, на Дальнем Востоке, Василий Блюхер повстречал свою последнюю любовь — Глафиру Безверхову, которая станет его женой на оставшиеся шесть лет жизни.
«Как я встретилась с Блюхером? — позже вспоминала она. — Вообще-то все произошло случайно. Хотя, кто знает, может, это — судьба…
Мы жили в Хабаровске. Жили очень бедно. Семья сравнительно большая: четверо детей — два мальчика и две девочки; я самая младшая. Отец, Лука Трифонович Безверхов, инвалид русско-японской войны, мама, Прасковья Григорьевна, домашняя хозяйка, неграмотная.
По улице Артиллерийской, где мы жили, по соседству с нами стоял двухэтажный особняк из красного кирпича, в котором до 1929 года находилось китайское консульство. Но в 29-м году произошел конфликт на КВЖД, и сотрудники консульства срочно выехали из особняка, в нем вскоре разместилась штаб-квартира командующего Особой Дальневосточной армией Блюхера.
Блюхера я в глаза никогда не видела и не могла представить его себе в образе обыкновенного человека. После того как конфликт на КВЖД разрешился полным разгромом китайских войск, слава командарма Блюхера разнеслась на весь Дальний Восток. О нем говорили с большой любовью, и у нас в семье — тоже.
Как-то в майский день мама послала меня по домашним делам к нашим знакомым Ждановым (Василий Жданов был шофером Блюхера), которые жили во дворе штаб-квартиры командующего ОДВА. Помню, стою я в маленькой кухне, у круглой, обитой железом печи, вдруг открывается дверь и входит мужчина. Он сдержанно поздоровался, спросил, не знаю ли я, где Вася, и, не дождавшись моего ответа, попросил передать ему, что машина будет нужна к двенадцати часам…
Вот с той майской встречи с Блюхером все и началось…»
Глафира стала женой 42-летнего командарма Василия Константиновича Блюхера, когда ей шел семнадцатый год. Позже жена начальника политуправления ОДВА Г. Д. Хаханьяна Эмма Карапетовна, увидев как-то летом 1937 года на даче Блюхера веселую гурьбу детей, которыми верховодила Глафира, сказала ей: «Василий Константинович, может быть, потому и женился на тебе, такой молодой, что хотел иметь дом, в котором царили бы молодость, радость, детский гул…»
Глафира и Василий Константинович прожили вместе (не регистрируя брак) всего шесть лет. У них родились двое детей: дочь Ваира в 1933 году и сын Василин в 1938-м. Интересна история имени дочери. Как рассказывала Глафира Лукинична, они с мужем договорились заранее, что если будет дочь, то имя ей даст он, а если сын — она. И вот появилась дочь. Блюхер перебрал множество имен и ни на одном не остановился. Он поделился своими мучениями с первым секретарем крайкома Л. И. Лаврентьевым (он по национальности грузин, настоящая его фамилия Картвелишвили), с семьей которого они с Глафирой были очень дружны. На что тот с готовностью предложил: «Назовите Джаваирой, по-кавказски значит: „самая дорогая, самая любимая“». «А что, так и назовем, только без первых трех букв, — принял Василий Константинович его предложение. — Пусть наша самая дорогая, самая любимая дочь будет Ваирой — от наших имен: ВАсилий и ГлафИРА»…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
