— Нужно лечиться, Иван Николаевич. Лечь в больницу, поехать в Москву в институт гематологии. Я бы мог помочь через обком.
— Спасибо, Иван Петрович. Я не могу сейчас лечь в больницу. Да и нужды пока в этом нет. Давид будет меня лечить амбулаторно.
— Напрасно вы так пренебрегаете здоровьем.
Наверное, ему самому противно произносить такие фразы.
А мне противно слушать.
— Нет, что вы! Я буду исправно принимать все, что нужно. Но вы же знаете, что результат-то один.
Протестующий жест. Защищается от жалоб обреченного человека. Злюсь: “Дать бы тебе!” Почему? Это естественно.
Все избегают боли.
— Иван Петрович, я пришел к вам не за утешением. Дело в том, что до конца мне нужно закончить работу, и в этом нужна ваша помощь. Вы знаете, что совместно с институтом кибернетики мы создаем электронную установку, которая будет моделировать организм при острых патологических состояниях. Она нужна врачам.
Удивленно поднимает плечи. Дескать, брось красивые фразы. Это верно. Последние слова о врачах режут ухо.
Не буду его убеждать. Зайду с другого боку.
— Эта тема вошла в союзный план научных работ. Кроме того, она обещает очень эффективный выход в практику.
“Внедрение в практику” — больное место теоретических институтов. И конечно, их директоров. Должен клюнуть. Задумался. Или сделал вид.
— Да, я вас понимаю. Для ученого наука — самое главное в жизни.
Для тебя, например, главное — покрасоваться. Удовлетворить свое стремление к власти. А может быть, он искренне воображает, что двигает науку? Каждый человек считает себя хорошим и важным. Неужели каждый?
— Мне нужна комната для того, чтобы приступить к монтажу машины. Нужно три ставки научных сотрудников, чтобы взять на них математиков. И еще техники — человека три — четыре. В отделе кадров сказали, что у вас есть вакансии.
— Но они предназначались для другого…
— Мне нужно на год. Потом заберете их обратно.
Не может же он отказать человеку в моем положении?
Отказать — нет, но пообещать и не выполнить — вполне. Есть такие приемы у начальства.
— Хорошо, я вам дам этих лиц. На год. Только, может быть, не сразу.
Начинаются оговорки. Настаивать.
— Я вас очень прошу, Иван Петрович, сделать это теперь же. Вы понимаете, что “не сразу” для меня не подходит. У нас уже есть кандидаты.
— Ладно, пусть они подают заявления.
— А комната?
— Будет и комната. Только вы, пожалуйста, не перегружайтесь чрезмерно. Лечение прежде всего.
— Ну, конечно. Я вам очень, очень благодарен. До свидания.
— Будьте здоровы.
Сам понял, что неудачно сказал. Вышел из-за стола и провожает до дверей, смущенный. А я лицемер: “Очень, очень благодарен”. Наверное, это эффектно выглядит: ученый, думающий только о науке. На самом деле совсем не так: просто я не могу иначе. Продолжать работать — самый легкий выход. На людях и смерть красна. Неплохо придумали люди.
Иду и думаю… Пришел в кабинет. Посидеть. Удобное кресло. Смотрю в окно: серое небо, редкие снежинки.
Много ли еще таких директоров, как наш? В науке ничто, а командует учеными. Нелепо. Какую линию он может проводить? Какие идеи? Каждая лаборатория работает, как может, средства и штаты он распределяет по принципу: кто больше вырвет. Эффект — от числа печатных работ и диссертаций.
А ценность их? Неважно.
Ну, есть еще один принцип планирования — звонок: “Ты там, Иван Петрович, создай условия товарищу Н., он, видимо, очень талантливый человек. Новатор. Руководство так считает”. Значит, какой-нибудь нахал пошел прямо в “дамки” — к самому высшему начальству. Сумел убедить, понравиться.
Это же проще, чем доказывать ученым. А тому льстит роль мецената, хотя в данной науке он ничего не понимает. Он и звонит. На несколько лет товарищ Н. обеспечен. Потом, конечно, лопнет…
Не стоит злиться, друг. Этот принцип кончается. И не жалуйся, что обижен. Иван дал тебе лабораторию, потом каждый год увеличивал штаты. Без звонков. Дал, но как? Тоже меценат. Нравилось покровительствовать и при случае ввернуть: “Мы передовые, развиваем кибернетику”. Мы пахали.
Бог с ним. Теперь мне это неважно, а думаю еще по-старому. Инерция.
Одно объяснение пережил. Сейчас будет второе. Потом с Любой. Жалко как ее! Почему? Все к лучшему. Кончится ее двойная жизнь. Можно смотреть в глаза детям.
Как ей сказать? “Люба, дорогая, я болен. Я смертельно болен…” Представляю лицо: опустятся утолки губ, четко обозначатся страдальческие морщинки. Станет некрасивой и старой. (Помнишь: “Не хочу стареть! Не хочу, чтобы ты меня разлюбил!”) Милая, разве я могу тебя разлюбить? До смерти!
“…а до смерти четыре шага…” Песня такая была на войне.
Не думать. Держи себя в руках.
Осадок после директора. Не люблю его. Раздражают эти барские покровительственные манеры. Как же — член всевозможных комиссий, академик…
Науке нужна свобода. Свобода дискуссий. Это воздух.
Постой! А смог бы ты сейчас защитить свои идеи? Доказать синклиту ученых, что тебе нужны деньги на машину, нужны инженеры? Пожалуй, смог бы. Конечно, авторитеты тоже консервативны, но дайте возможность доказывать.
Ничего. Уже не страшно. “Волевое планирование” уходит в прошлое. Хоронят любителей приклеивать ярлыки. Помнишь бранные клички: “вейсманист-морганист”, “антипавловец”?
Скажут — и завтра уже у тебя лаборантку забрали, принесли распоряжение начальства отдать ценный прибор. Директор с каменным лицом. “Развитие перспективных направлений советской науки требует перестройки”.
На следующем заседании, смотришь, ученый кается в грехах. Красный, губы дрожат. Видно, что сам себе отвратителен. Куда денешься? Работать хочется, да и пить-есть надо. Жена, дети.
Противнее всего, что сами же ученые устраивали эти погромы. Начальники “вверху” с их же голоса повторяли. И ведь крупные имена были среди этих проводников “партийности” в физиологии. За культом в политике неизбежно следует культ в науке. А за ним — застой, регресс.
Все это позади. Да ты сам и не страдал от этого. В младших сотрудниках ходил, терять было нечего. Но, между прочим, на собраниях не протестовал. Ограничивался своей компанией. “Прошу заметить, господа присяжные заседатели”.
Снова вопрос “о количестве благородства”, героях. Без кибернетического подхода уже нельзя обойтись даже в вопросах этики.
Уже два часа. Что-то они не идут? Опыт уже в той стадии, что можно обойтись без них. Программа. Но, впрочем, мало ли что может случиться. Сердце остановится, например.
Остановится. Неприятные ассоциации. Гнать!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
