Снова молчание. Чувствуют безвыходность положения.
Многие из них, наверное, впервые столкнулись с таким положением. Никто не работал врачом. Нужно закончить разговор. Мне как-то неловко перед ними, будто я виноват. И потом эти фразы о долге, наверное, звучат фальшиво.
— Я все понимаю. Лаборатория под угрозой. У вас могут опуститься руки. Задачи большие, дел впереди много, а на меня надежды нет. Может быть, даже думаете, что планы я составляю от отчаяния, а потом, как припечет, уйду. Так вот: лабораторию не выпущу до смерти. Кто сомневается, пусть уходит сейчас. Но кто останется, должны дать слово работать год во всю силу. Для дела и… для меня.
Намекнуть бы, что я их всех в люди вывел. Нет, не буду.
Понимают — хорошо, нет — слова не помогут. Конечно, сейчас никто из них не поднимется и не уйдет. Нужно наблюдать потом.
— Давайте обсуждать план.
Это сказал Юра, совсем спокойно и буднично. Хорошо, давайте. А может быть, лучше бы еще поговорить о чувствах?
Хочется, чтобы погладили по головке… Нет. Юра продолжает:
— Без серьезной помощи извне мы не сможем создать машину. Никто из нас не представляет, как сложна эта установка: все равно что сотни радиоприемников. Институт кибернетики мог бы, но у них тоже мало сил. Нужно найти энтузиастов. Я знаю, что такие есть. Мы их найдем. Но вам, Иван Николаевич, придется с ними поговорить. И конечно, с директорами.
Да, “не хлебом единым”.
— Будет сделано. Срок?
— Три дня на разведку. Но это не все, нужно знать, что моделировать. Ведь, кроме сердца, почки и немного нервной регуляции, у нас нет характеристик. И даже схемы взаимоотношений органов еще полностью не утрясены. Когда я пришел сюда три года назад, мне казалось, все очень просто. А теперь, наоборот, сложно. Нет надежды, что за… да, за год мы получим полные характеристики. Остается одно: придумывать. Эвристическое моделирование. Нужно смелее выдвигать гипотезы и моделировать их.
Хорошо он говорит и верно. Я должен сам засесть за это дело. Никаких статей, докладов и лекций в этот год: все время на думание.
— Что скажут другие?
— С нервной и эндокринной системами очень трудно. Нет методов изучения. Нервные импульсы нельзя поймать, они идут по очень многим проводникам, которые недоступны, а гормоны в крови — для их определения нужна очень сложная химия.
— Вадим, вы должны исходить из допущения, что к началу острого заболевания регулирующие системы были здоровы. Тогда, я думаю, их реакции будут более или менее стереотипны. Так говорит Селье. Значит, нужно ухватить несколько узловых пунктов, и по ним можно представить всю систему. Вы должны попытаться нарисовать эту схему, ну…
— Да.
— Семен Иванович, как у вас? И что вы скажете вообще?
— Моя задача очень скромная: характеристики почек. Я думаю, что они скоро будут готовы — через месяц или два.
— И это все?
— Л что я могу еще? Вы знаете, что математику я не знаю ж фантазировать не умею.
— Но вы могли бы взять на себя хотя бы печень. Нам без нее просто невозможно: участвует во всех болезнях.
— Я попытаюсь. Поищу в литературе методики исследования, но боюсь, что найду немного. Кажется, все очень сложно.
Не может он или не хочет? Не может. Привык всю жизнь заниматься узкими вопросами: влияние “а” и “б”. Ребята смотрят на него с недоверием и неприязнью. Видимо, с ним будет конфликт. Пока оставим в покое. Игорь тоже молчит. Этот-то может работать, я знаю. Но — вот:
— Иван Николаевич, разрешите мне сказать.
— Прошу.
— Я не буду говорить о сердце: здесь все благополучно. Мы с Юрой и Толей скоро напишем характеристику формулой, она свяжет минутный объем с давлениями в венах, артериях, с насыщением крови кислородом. Однако только при умеренной патологии. Неясно значение регулирующих систем — гормональных и нервных воздействий. Электронная модель, которую сделал по характеристикам Юра, достаточно хороша.
— Игорь, это я все знаю.
— Да, простите. Я волнуюсь. Я хотел сказать вот что: нам нужен хороший доктор. То есть опытный врач, хорошо знающий острые патологические процессы, для которых мы создаем свою машину. Это мог бы быть Алексей Юрьевич, анестезиолог. Вы его хорошо знаете, приходит на опыты. Но нужно поговорить с его шефом.
— Запишем: поговорить с Петром Степановичем. (Я скажу ему все. Хотя его не напугаешь смертями, но он заинтересован в машине. Прогрессивный врач. Сухой только, не поймешь, чем он живет.) — Извините, я еще хочу предложить: переключите меня на клиническую физиологию. Временно. Там можно получить много данных для характеристик больного сердца.
— Тоже хорошо.
Все успокоились и обсуждают по-деловому. Без красивых фраз. Будут ли выполнять свои обещания? До сих пор приходилось активизировать их, иначе лабораторию будто илом заносит. Теперь для этого не будет сил. Все может пойти прахом. Нужно заинтересовать.
— Послушайте, а вы понимаете, что результаты всей нашей работы пойдут уже вам, а не мне? Что вы на себя будете работать? Что вообще это “золотая жила”?
Реакция. Снова Вадим:
— Мы все понимаем, только напрасно вы это говорите. Мы не продаемся за чины и степени, хотя и не отказываемся от них.
Неловкое молчание. Юра покраснел. Игорь смотрит в окно.
Семен ничего не выражает.
Обидел. Говорю красивые фразы о долге, а о людях думаю плохо.
— Простите меня, мальчики.
Юра:
— Мы не идеальные герои, Иван Николаевич, но не нужно нам об этом напоминать. Будем делать, что можем.
Ничего не могу ответить на это. Остается притвориться, что ничего не случилось. И вообще пора заканчивать этот разговор.
— Еще одно дело, товарищи. В нашей схеме плохо представлены ткани, клеточный уровень. А ведь именно они потребляют кислород, глюкозу, выделяют углекислоту, шлаки. Для характеристики тканей нужна хорошая биохимия, а наша лаборатория, сами знаете, какая. Семен Иванович, я вас попрошу съездить в институт биохимии, и позондируйте почву насчет сотрудничества. Есть у вас там знакомые?
— Нет, но я познакомлюсь. Завтра же поеду. Только не знаю, сумею ли толково объяснить, что мы хотим. Во всяком случае, попытаюсь заинтересовать и тогда приведу к вам.
Кончаем. Что я должен еще сказать? Да, о поведении.
— Повестка исчерпана, товарищи. Я записал, кто, когда и что должен сделать. Прошу мне сообщать о результатах. И не стесняйтесь меня беспокоить. Когда будет плохо, я сам скажу. И еще одно: тайну из моей болезни делать не нужно, скрыть все равно невозможно, но и лишние разговоры ни к чему. Главное, пусть ни у кого не возникает мысль об ослаблении работы лаборатории, иначе так и будет. А теперь идите. Я еще зайду в операционную посмотреть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
