— Мы уже давно не ищем от жизни сиюминутных удовольствий, — очень тихо сказала Сол. — Мы переросли это.
— Поэтому нам так сложно друг друга понять, — старик тяжело вздохнул. — Уровни развития наших цивилизаций несопоставимы. Нет, я сейчас не о технике, — да, спору нет, ваши машины и механизмы куда совершеннее, но речь не об этом. Я имею в виду гораздо более важное, фундаментальное, глубинное: наши взгляды на мир, мечты и устремления…
Сол поднялась из-за стола, вышла на террасу. Прохладный ветер ласково взъерошил волосы.
— У нас ведь тоже проблем хватает, — неохотно пробормотала она, услышав, что Густаф Грин последовал за ней. — И трудностей, и сложностей. Жизнь вообще штука сложная. Если вам думается, что мы живём как в раю, вы глубоко заблуждаетесь. Очень многое оставляет желать лучшего. Мои родители погибли из-за несовершенства систем экстренного оповещения. Информация транслировалась только по частным радиоточкам, а должна была дублироваться где-нибудь ещё: в уведомлениях на коммуникаторы, в общественной сети… — Сол резко замолчала.
Не хватало только сейчас разреветься как ребёнок! И зачем она вообще затронула эту тему?.. Чтобы отвлечься, она схватила первое, что попалось под руку, — разноцветный квадратик плотной мелованной бумаги. На нём было изображение заснеженных гор, цифры и надпись на языке, которого Сол не знала.
— Что это? — спросила она без особого интереса. Лишь бы перевести разговор на другую тему.
— Просто листовка. Рекламная листовка.
Сол непонимающе покрутила в руках бумажный клочок.
— Вы печатаете рекламные листовки на бумаге? На бумаге, ради производства которой вы рубите деревья? Серьёзно??
— Мы еще не научились синтезировать целлюлозу, — господин Грин с сожалением покачал головой.
— Но целлюлоза, полученная из срубленных деревьев, живых деревьев — исчерпаемый ресурс! Не лучше ли вообще отказаться от такой рекламы?
— Без рекламы не будет продаж. А без продаж не будет дохода. Если доходы долгое время не покрывают расходы, компания может разориться. Никто не хочет работать в минус… Всё не так просто, как может показаться на первый взгляд, мисс Кеплер.
Сол гневно скомкала злосчастный бумажный листок. Сердце её разрывала сейчас такая боль, какой ей не доводилось испытывать ещё никогда. Ей захотелось взять этот мир за шкирку, как непослушного котёнка, и встряхнуть так, чтобы разом выбить из него всю дурь. Но это было не в её власти. Вместо этого она заговорила хриплым яростным шёпотом.
— Мы из кожи вон лезем, чтоб помочь не погибнуть вашей планете. А вы продолжаете жить как жили, наплевав на все наши слова.
— Сол… — должно быть, Густаф Грин был взволнован не меньше неё, раз осмелился назвать по имени. — Ты тысячу раз права. И лично я — как и Грета, и все наши — все мы всецело разделяем твой гнев и твоё возмущение. Ты абсолютно права. Но постарайся понять… Мы — меньшинство. В массе своей люди совершенно другие. Они живут, следуя правилу "после нас хоть потоп". Они не задумываются о будущем, их главная цель — получение сиюминутной выгоды. Это — менталитет, сложившийся за тысячелетия, и его не изменить парой-тройкой пламенных речей и громогласных призывов. Сильные мира сего не готовы отказаться от всего того, к чему они привыкли.
— Я не призываю отказаться от комфорта, — перебила Сол. — я лишь призываю отказаться от роскоши и бездумного потребления!
— Большинство людей этой планеты на это не готовы. Они не готовы отказаться от двигателей внутреннего сгорания — и пересесть на велосипеды и самокаты. Они не готовы отказаться от смены гардероба каждый сезон — и ходить в одной и той же куртке десять или хотя бы пять лет. Они меняют гардероб дважды в год, каждый сезон, лишь в угоду моде, выбрасывая на свалку почти новые вещи. И это касается не только одежды, а вообще всего… Понимаешь теперь, какая задача стоит перед нами? Изменить сознание, мировоззрение и образ жизни миллиардов — это тебе не корабли по космосу гонять! — впервые за всё время их знакомства Густаф Грин повысил голос. — Это — тяжёлая работа, на которую уйдут годы и десятилетия. Победить внешнего врага несложно; победить своих внутренних демонов — куда труднее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сол прерывисто вздохнула.
— Не думала, что я когда-нибудь пожалею, что стала пилотом, — прошептала она. Повернулась, посмотрела на Грина.
Он выглядел как побитая собака. Во взгляде его читалась целая гамма эмоций: от стыда и страха до безрассудного отчаяния и упрямого, по-детски абсолютного патриотизма.
Как бы то ни было, Йорфс был его родиной, и он ни за что не променял бы свою Родину на другую, пусть даже несравнимо лучшую.
Когда она вернулась к Вольтурису, то обнаружила, что корабль на острове не один. Рядом стоял Фалькон.
Сол едва не застонала. Если Альтаир опять станет читать ей мораль… Не глядя на его катер, она прошла в свой корабль и молча запустила предполётную диагностику.
— Сол, — Альтаир по обыкновению не стал тратить время на приветствие, — что ты здесь делаешь?
Она пропустила его вопрос мимо ушей.
— Я спрашиваю, что ты делаешь на Йорфсе и почему полетела сюда без моего ведома?
Ей показалось или в голосе Альтаира послышалась угроза? Она круто развернулась.
— А что не так?
— До меня дошли недобрые слухи, — Альтаир выглядел озабоченным. — Якобы власти изменили свою позицию относительно Йорфса. И мне это не нравится. Если они вознамерятся уничтожить планету, мне будет сложно им помешать.
— Что за чушь! — с надрывом воскликнула Сол. Губы её тряслись от переполнявших эмоций. — Хватит!
— Я хочу тебе доверять… — начал Альтаир, но был прерван гневным возгласом.
— Что-о? Доверять?! Как ты можешь вообще заикаться о доверии?! Если бы ты по-настоящему доверял мне, ты рассказал бы мне всё! А ты… Ты скрыл правду! И если бы не моя сегодняшняя прогулка по Йорфсу, я бы до сих пор пребывала в счастливом неведении!
Альтаир сделал шаг вперёд, сокращая разделявшее их расстояние, но Сол не дала ему приблизиться.
— Я не лгал тебе… — он говорил спокойно, но с точки зрения Сол сейчас любые его слова выглядели как жалкая попытка оправдаться.
— Да-а, верно, ты не лгал, — она яростно мотнула головой. Непонимание и злость на аборигенов, которые сами сотворили это со своим единственным домом, лишала её последних крупиц самообладания. — Напрямую. Ты всего лишь недоговаривал! Утаивал самое главное. Зачем, объясни мне. Зачем, Альтаир?
Он сделал ещё один шаг ей навстречу. Сол попятилась назад и уперлась спиной в пульт управления.
— Они не хотят, чтобы мы их спасали, — рыдая, выдавила она. — Не хотят ничего менять. Не хотят, понимаешь? Они сами делают всё для приближения гибели своей планеты — войны, уничтожение контрабандных продуктов, поджоги ради древесины… Они предпочитают ездить на автомобилях, сжигая жидкое топливо, вместо того чтобы дышать чистым воздухом. Они играют в свои глупые бессмысленные войны вместо того чтоб тушить пожары. Ты всё это знал, ведь так? Почему ты не рассказал мне? Почему не раскрыл мне все карты сразу?
Альтаир шумно втянул в себя воздух. Когда же он заговорил, Сол едва не охнула от удивления. Она ждала чего угодно, но только не этих пропитанных отчаянием слов, произнесённых тихим, срывающимся, надломленным голосом.
— Я… Я испугался, что эта часть правды оттолкнет тебя, и ты не станешь помогать. Я боялся потерять твою лояльность… и твоё доверие. А жители этой несчастной планеты… Поверь, они не все поголовно такие. Среди них немало тех, кто осознаёт истинное положение вещей, кто не хочет с ним мириться и готов пожертвовать комфортом ради жизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мы не сможем изменить мировоззрение миллиардов, — прошептала Сол, вспомнив слова Густафа Грина. — Если только… — Если только завтра в небе над Йорфсом не зависнут наши крейсеры. Если только мы не заставим их измениться. Как и предлагала Грета.
— У меня нет столько кораблей, — неохотно отозвался Альтаир, и по его тону Сол поняла: он всерьёз обдумывал такой вариант. — А даже если бы и были, сначала нужно будет вывести из строя их ПВО. А это война, Сол.
