Этот день тоже ничем не отличался от других. Мирон восемь часов провел в кабине погрузчика, заполняя грузовые глайдеры опостылевшей ему солью. За две минуты до шести вечера он заглушил двигатель и под присмотром конвоиров вместе с другими заключенными отправился в казарму.
Там их ждал небольшой сюрприз в виде помятого медицинского глайдера. Врача ждали завтра, через пару минут выяснилось, что им будут делать какие-то прививки. Мирон не протестовал, и когда врач, мужчина лет тридцати, вколол ему дозу вакцины, он даже не вздрогнул. Подтянув штаны, Мирон спокойно направился в душ, с радостью думая о том, что сейчас вымоется, поужинает и ляжет спать…
Первые признаки недомогания Мирон ощутил за ужином. Его почему-то начало знобить, негнущиеся пальцы с трудом удерживали вилку. Впрочем, особого беспокойства Мирон не испытывал. Бывает — то ли перегрелся, день был на редкость жарким, а может, это просто аллергия на вакцину. Ничего, до утра отлежится…
Ужинать он закончил одним из последних. Повинуясь команде охранника, встал и вместе с другими заключенными вышел из столовой. Идти было трудно, Мирон едва передвигал ноги. Добравшись наконец до своей койки, завернулся в одеяло и вскоре уснул.
Проснулся он от того, что его кто-то толкал. Попытался встать — и понял, что не может шевельнуться. Тело было чужим, Мирон его почти не чувствовал. Попробовал позвать на помощь — чтобы помогли повернуться, подняться, — и осознал, что не может сделать и этого.
— Мирон! — тормошил его кто-то. — Вставай, подъем уже! Тьфу, черт… Помер, кажись… — В голосе говорившего послышался испуг.
Это был Мик, его сосед по койке. Мирон слышал, как Мик с кем-то негромко переговаривается. Затем ощутил на лице чьи-то пальцы — ему оттянули веко, Мирон разглядел перед собой мутный облик Гурама, одного из надзирателей.
— Отвоевался, — сказал Гурам, отпуская веко. — Не дышит.
— Пульс проверь, — подсказал кто-то.
— Еще чего, — хмыкнул Гурам. — Что я, жмуриков не видел?
Пульс ему все-таки проверили. Мирон почувствовал чужие пальцы на своем запястье.
— Помер… — сказал кто-то. — Повезло, не мучился.
«Я живой!» — закричал Мирон, однако крик этот прозвучал только в его сознании. Тело не повиновалось, Мирон неожиданно понял, что не дышит. Более того, сердце тоже не билось. Только сейчас Мирон осознал, насколько страшна эта ледяная тишина. Неужели это и есть смерть? Но тогда она ужасна…
Сквозь закрытые веки пробивался свет лампочки, затем стало темнее — Мирона накрыли покрывалом. «Как саваном», — подумал он, делая отчаянную попытку пошевелиться. Бесполезно, тело было мертво.
Следующие часы стали для него настоящей пыткой. Беспомощность, осознание того, в какую чудовищную ситуацию он попал, приводили Мирона в ужас.
Он не знал, сколько прошло времени, когда снова услышал голоса. Это был врач, он всегда прилетал по субботам. С Мирона сняли покрывало, врач коснулся его шеи.
— Да, помер. Вроде не старик еще… На вскрытие направлять будете?
— А кому это надо? — Голос принадлежал заместителю начальника колонии. — У него никого из родных.
— Тем лучше. — Мирона снова накрыли покрывалом. — Я пришлю за ним… — Послышались шаги, врач и заместитель начальника колонии вышли.
Мирон отчетливо слышал каждое слово их разговора, ему было страшно сознавать, что речь идет именно о нем. Более того, когда заговорили о вскрытии, Мирон помертвел — если можно так сказать в его случае.
Посетители ушли, Мирон снова остался в одиночестве. Он не знал, сколько времени прошло, когда послышались чьи-то шаги. Опять стало светлее, Мирон почувствовал, что его куда-то перекладывают. Теперь несут…
Скрипнула дверь, глаза затопило светом, кожей лица Мирон ощутил солнечные лучи. Он все чувствует — так почему же не может шевельнуться?
Его погрузили в глайдер, Мирон понял это, когда хлопнула дверь. Более того, догадался, что это за машина. Видел уже, как на ней отвозили умерших. Это глайдер похоронной команды…
Машина поднялась в воздух. Всю дорогу, а она не заняла слишком много времени, Мирон слышал разговоры и смех. Все правильно, этим-то ребятам о чем грустить? Они вольные птицы, сейчас вот закопают его, жмурика, и отправятся домой.
Ему снова захотелось закричать. Осознание того, что все это может продолжиться уже в гробу, было невыносимым. Боги не могут быть столь бессердечны.
Потом они приземлились, Мирон слышал, как гудел двигатель какой-то машины — очевидно, ему готовили могилу. Пока копали яму, его вынесли из глайдера и куда-то переложили, лежать на новом месте было очень жестко и неудобно. Затем свет снова померк, все звуки стали глуше. Мирон взвился бы, если б смог, он вдруг понял, что лежит в гробу и его только что накрыли крышкой. Затем застучал молоток, приколачивая крышку, звонкие удары отдавались в голове. Потом гроб качнулся, его куда-то понесли. Хотя ясно куда. Вот гроб снова несколько раз качнулся, слегка накренился, потом коснулся чего-то и выпрямился. Это дно могилы… Мирон понял это, когда гроб стали заваливать землей. Сначала комья земли громко стучали по крышке, затем удары стали глуше и вскоре совсем стихли.
Именно тогда Мирон узнал, что такое настоящий ужас. Тишина, кромешная тьма, невозможность пошевелиться. А главное, невыносимое, чудовищное понимание того, что отсюда ему уже никогда не выбраться…
Это были самые страшные часы в его жизни. Мирон не был верующим человеком, но именно теперь он впервые в жизни взмолился. Он не просил господа даровать ему жизнь — напротив, Мирон просил подарить ему смерть. Настоящую смерть, настоящее забвение…
А потом что-то произошло, Мирон услышал какой-то звук. Звук шел откуда-то сверху, казалось, кто-то пытается проникнуть к нему в гроб. Это могло быть продолжением ужаса. Сначала Мирон даже испугался — пока не понял, что кто-то пытается его выкопать.
Его и в самом деле выкапывали. Прошло не меньше часа, прежде чем лопата застучала по крышке гроба, Мирон слышал чью-то тихую ругань — очевидно, копавшему было очень неудобно работать. Затем что-то зашуршало, гроб слегка качнулся. Снова стало тихо. Нет, загудел мотор глайдера, гроб неожиданно сильно дернуло — не иначе, кто-то пытается глайдером выволочь его из могилы. Снова удар, на этот раз о дно. Пауза, удары по крышке. И долгожданный луч света…
— Мирон? Держись, скоро будешь в норме…
Странный голос. Вроде бы чужой и одновременно такой знакомый. Где же он его слышал?
Мирон почувствовал, как незнакомец вытащил его из гроба. Куда-то несет. Положил. Ага, это глайдер, заднее сиденье. Слышно, как работает двигатель.
В плечо что-то кольнуло. Мирон непременно бы вздрогнул — если бы смог.
— Терпи, Мирон, скоро оклемаешься. А я пока могилу зарою…
Ответить что-либо своему спасителю — кем бы он ни был — Мирон не мог. Невыносимо медленно тянулись минуты, тело почему-то начало чесаться. Это было очень неприятное ощущение. Мирон тяжело задышал, пытаясь дотянуться до зудящего лица, и только теперь осознал, что действительно дышит. Более того, у него билось сердце. Не так, как обычно, его удары были очень редкими и слабыми, и все-таки сердце оживало. Мирон ощутил дурноту, ему стало очень плохо. Он чувствовал, что задыхается, по лицу ползли капли пота, сердце в груди трепетало, пытаясь вернуть себе привычный ритм. Это было ужасно — тихо застонав, Мирон потерял сознание.
Очнулся он оттого, что кто-то вытирал ему мокрым полотенцем лоб. Медленно открыл глаза, с трудом сфокусировал взгляд. Маячившее над ним туманное пятно стало лицом человека.
— Как себя чувствуешь? Говорить можешь?
— Не знаю… — Говорить и в самом деле было очень трудно. Кто же этот человек… Мирон пытался вспомнить, где он его видел. Ну да, это же тот самый врач, что делал им прививки.
— Не переживай, теперь оклемаешься. Признаю, тебе пришлось несладко, но другого способа вытащить тебя оттуда не было.
— Пить…
— Разумеется… — Врач приложил к губам Мирона горлышко бутыли с водой.
Пил Мирон долго и жадно, чувствуя, как к нему возвращается жизнь. Утолив жажду, закрыл глаза и долго лежал, приходя в себя. Не каждый день удается побывать на том свете.
Наконец Мирон снова открыл глаза и взглянул на своего спасителя. Было в нем что-то неуловимо знакомое. И не сегодня он его видел — или вчера? — а раньше. Гораздо раньше. Только где?
— Кто ты? — прошептал Мирон, пытаясь приподняться. Лишь теперь он понял, что лежит на кровати в маленькой комнатке, под потолком светится загаженная мухами лампочка на корявом изогнутом проводе.
— Не узнаешь меня? — улыбнулся врач. — Вспомни «Сарацин».
— Хитрый… — выдохнул Мирон.
— Да, Мирон. Это я…
На глаза у Мирона навернулись слезы. Это же Хитрый… Немножко другой, даже совсем другой — и все равно он. В это было невозможно поверить.
