Открыв дверь, Кольцов увидел там мужчину в шинели и в шапке-ушанке, который расставлял по полкам книжных шкафов книги и папки с какими-то документами.
– Не подскажете, где можно найти Гольдмана? – спросил Кольцов. Он не мог себе представить, что есть в штабе человек, который бы не знал Гольдмана.
– Гольдмана? – удивленно переспросил пожилой чекист, приподняв уши шапки. – Нет, не слышал, – и, подумав немного, добавил: – Спросите в четырнадцатой комнате. Они здесь давно, лучше всех знают.
Нумерацию комнат учрежденческие перемещения не затронули, и через пару минут Кольцов очутился прямо в объятиях самого Гольдмана. Одетый в просторную, с меховой подстежкой, командирскую шинель, Гольдман неуклюже, по-медвежьи, обнимал Кольцова, и при этом торопливо, словно боялся, что он вдруг внезапно исчезнет, приговаривал:
– А я ведь знал. Случаем увидел штатный список. Смотрю: Кольцов. Спросил у Вячеслава Рудольфовича. Говорит: тот самый. А меня, знаешь, Дзержинский в Москву затребовал. Хотел при себе оставить. Съездил. Сказал ему: «Хочу лично точку в войне поставить. Своими глазами увидеть, как все это закончится». И про тебя подумал. Раз в штатном списке у Менжинского числишься, значит, скоро здесь появишься. Ждал. И, если честно сказать, с нетерпением. От Дзержинского узнал, что ты – в Париже. Сгораю от любопытства. Да ты входи, не выстужай комнату. Я с утра малость «буржуйку» протопил. Оно вроде и не тепло, а все же пар изо рта не идет. Значит, выше нуля.
Гольдман был все такой же быстрый в движениях и торопливый в словах, каким его и знал Кольцов. И если бы Павел не остановил его сбивчивую речь, Гольдман еще долго рассказывал бы о себе и о том, как он жил все это время после их разлуки.
Но Павел помнил, что там, внизу, мерзнет, ожидая его, Миронов, а потому остановил Гольдмана на полуслове.
– Не спешите, Исаак Абрамович. У нас еще будет время обстоятельно обо всем поговорить.
– Да, понимаю, – согласился Гольдман. – Тем более что тебе надо представиться Вячеславу Рудольфовичу. Он здесь. Я видел его всего полчаса тому.
– Нет. Прежде мне надо решить одну неотложную проблему.
– Ну, знаешь! Не успел с поезда сойти, уже проблемы! Ладно бы, завтра озадачил своими проблемами. А сегодня порадовались бы встрече. Что б все, как у людей.
– Вот я и хочу, что б все – как у людей.
– Излагай! – попросил Гольдман. – Если ты о детях, которых усыновил, то о них не беспокойся. Живы, здоровы. Там, в Основе, Павло Заболотный такую коммунию разворачивает. На днях съездим, порадуешься.
– Сегодня.
– Что – «сегодня»? – не понял Гольдман.
– Сегодня поедем в Основу, – упрямо произнес Кольцов.
– А ну как Менжинский уже знает о твоем прибытии? Позвонили из Москвы. И он планирует впрячь тебя в какое-то неотложное дело? Не зря ведь каждый день про тебя спрашивал.
– Значит, будем считать это первой проблемой, которую надо решить.
Гольдман удивленно покачал головой:
– А что, много других?
– День только начинается. До Основы рукой подать. Если поторопиться, засветло можно многое успеть, – попытался уговорить Гольдмана Кольцов.
– Что за спешка, Паша? Ты меня давно знаешь. Я всегда понимал тебя с полуслова, иногда даже с одного взгляда. Но ты что-то недоговариваешь, и я никак не пойму, в какой помощи ты нуждаешься? – рассердился Гольдман. – Не цеди по капле, выливай сразу все проблемы!
– Хорошо, – согласился Кольцов. – Вы уже знаете, что мне довелось побывать в Париже. Но об этом – потом. Я привез с собой оттуда человека, которому многим обязан.
– Неужели дама? – попытался догадаться Гольдман.
– Дамы – это больше по вашей части, Исаак Абрамович.
Гольдман коротко самодовольно хохотнул.
– Это – мужчина. Он помог нам там, в Париже, сделать то, что ни я, ни мои товарищи сделать бы не смогли. В обмен он выказал желание вернуться в Россию. В нашу Советскую Россию. И я пообещал ему помочь в этом, а затем, уже в России, всячески побеспокоиться о его будущем.
– Вот теперь все понятно, – сказал Гольдман. – Сегодня же переговорим с Менжинским и возьмем его в ЧК. У него какая специальность?
– Весьма редкая, – ответил Кольцов. – Но, к сожалению, совершенно не для нашего ведомства.
– Ты меня заинтриговал, Паша! – Гольдман вопросительно посмотрел на Кольцова. – Скажи, кто же он?
– Надеюсь, это останется между нами, – предупредил Кольцов.
– Зачем такие слова! – даже обиделся Гольдман. – Ты же меня хорошо знаешь!
– Он – аферист, – вздохнул Кольцов. – Если подробнее: «медвежатник», картежник. Искал свое счастье во Франции. Не нашел. Пересмотрел свою жизнь и искренне хочет ее изменить. Я согласился ему помочь.
– Аферист? Это – хорошо. Это вполне в твоем стиле, – стал добродушно выговаривать Кольцову Гольдман. – Там, где ты – всегда какие-то аферы.
– Но я – вполне серьезно.
– Ты думаешь, я – не серьезно. Я всегда жду от тебя чего-нибудь такого… Но давай подумаем.
– Я уже подумал. Чтобы решить эту проблему, для этого мне нужно съездить в Основу к Павлу Заболотному.
– Так в чем дело! Ты ведь мог приехать и не утром. Таким образом, в твоем распоряжении целый день. Представишься Менжинскому вечером, – первую проблему Кольцова решил Гольдман в мгновение ока. Он весь превратился в тугую пружину, которая стала медленно разжиматься. – Теперь насчет Основы! Вопрос с автомобилем вполне решаемый! Вот тебе пропуск на этого твоего… афериста. Веди его сюда. А я тем временем позабочусь об автомобиле.
– Давайте называть его Юрием Александровичем.
– Пожалуй. Так интеллигентнее, – согласился Гольдман и затем с укоризной попенял Кольцову: – Ты, Паша, стал забывать профиль нашего ведомства. А ведь нам нередко приходится производить обыски, вскрывать двери квартир и бронированные двери солидных сейфов. И такой человек, как этот твой… э-э… Юрий Александрович, возможно, окажется для нашей конторы настоящим кладом. Знаешь, я возьму его в свой штат! И не спорь!
– Не нужно, – решительно отверг Кольцов предложение Гольдмана. – Может быть, мы позже вернемся к этому разговору. А пока понаблюдаем.
– Тебе это, Паша, легко говорить, – вступился Гольдман за незнакомого ему Миронова. – А человеку надо чем-то питаться, где-то жить.
– Об этом я подумал, – сказал Кольцов. – Какое-то время пусть поживет в Основе, под присмотром Павла Заболотного.
…И уже через полчаса на стареньком, побывавшем в различных передрягах «Гарфарде» они выехали в Основу.
Глава седьмая
И дом, и двор, где разместилось беспокойное хозяйство Павла Заболотного, искать не пришлось. Вокруг в поселке стояла зимняя тишина, а с этого двора разносился вокруг шумный детский грай.
