изгнан из Дориата в лесную глушь; порадовался бы я его возвращению, ибо весьма привязался к нему».
И ответил Белег: «Я стану искать Турина, пока не найду, и приведу его в Менегрот, если смогу, ибо и мне дорог он».
И Белег покинул королевский дворец и долго скитался по Белерианду, тщетно пытаясь разузнать хоть что-нибудь о Турине; и многие опасности подстерегали его на пути.
Турин же долго прожил среди изгоев и стал их главарем, и взял себе имя Нейтан, что означает Обиженный. Банда Турина скрывалась в лесной чаще к югу от Тейглина; когда же минул год с того дня, как Турин бежал из Дориата, Белег набрел ночью на тайное убежище. Случилось так, что Турина в ту пору не было в лагере, и разбойники схватили Белега и связали его, и жестоко обошлись с ним, ибо сочли его лазутчиком дориатского короля. Но возвратился Турин, и увидев, что творят его сподвижники, устыдился, вспомнив все свершенные ими злодейства и беззакония. Тотчас же освободил он Белега, и друзья обнялись после долгой разлуки, и Турин поклялся поднимать отныне руку только на прислужников Ангбанда.
Тогда Белег поведал Турину о прощении короля и настойчиво стал убеждать его возвратиться в Дориат, говоря, что на северных рубежах королевства весьма нуждаются в его силе и доблести.
– Не так давно орки отыскали путь вниз с нагорьев Таур-ну-Фуин, – поведал Белег. – Они проложили дорогу через перевал Анах.
– Не помню я этого места, – промолвил Турин.
– Мы никогда не уходили так далеко от границ, – отозвался Белег. – Но ты не раз видел вдалеке пики Криссаэгрима, а к востоку от них – темную гряду Горгорот. Анах лежит между ними, выше горных ключей Миндеба; опасна и трудна та дорога, однако многие приходят ныне по ней. К Димбару, некогда мирной земле, тянется Черная Длань, и встревожены люди Бретиля. Мы нужны там.
Но в гордыне своего сердца Турин отверг прощение короля, и даже слова Белега не могли поколебать его решения. Турин в ответ принялся уговаривать Белега остаться с ним в земле к западу от Сириона, но Белег не соглашался, говоря: «Суров ты, Турин, и упрям. Ныне мой черед. Если ты и впрямь хочешь быть рядом с Могучим Луком, ищи меня в Димбаре, ибо туда возвращаюсь я».
На следующий день Белег пустился в обратный путь, и Турин проводил его на расстояние полета стрелы от лагеря, но по дороге не проронил ни слова.
– Так значит, распрощаемся мы здесь, сын Хурина? – молвил Белег.
Тогда Турин обратил взор свой к западу, и различил вдалеке вершину Амон Руд, и, не ведая, что ждет его впереди, ответил:
– «Ищи меня в Димбаре», – говоришь ты. А я говорю: ищи меня на Амон Руд! Иначе прощаемся мы навсегда.
И расстались они друзьями, но у обоих тяжело было на сердце.
Тогда Белег возвратился в Тысячу Пещер, и, представ перед Тинголом и Мелиан, поведал обо всем, что произошло, умолчав лишь о том, как жестоко обошлись с ним сотоварищи Турина. И вздохнул Тингол и проговорил:
– Что еще должно мне сделать, чтобы смягчился Турин?
– Дозволь мне, владыка, – отозвался Белег, – и я стану оберегать и направлять его, как смогу; тогда никто не скажет, что эльфы бросают слова на ветер. Не хочу я, чтобы достоинства столь великие сгинули впустую в лесной глуши.
И Тингол позволил Белегу поступать, как тот задумал, и молвил:
– Белег Куталион! Многими своими деяниями заслужил ты мою признательность; особенно же тем, что отыскал моего приемного сына. Ныне же, в час расставания, проси любого дара: ни в чем не откажу я тебе.
– Тогда попрошу я о добром мече, – отозвался Белег, – ибо леса кишат орками, и одного лука мне мало, а тот клинок, что есть у меня, броню их не берет.
– Выбирай любой, – отвечал Тингол, – кроме разве Аранрута, моего собственного.
Тогда Белег выбрал Англахель, меч великой ценности, названный так потому, что выкован был из железного слитка, который пал с небес пылающей звездой: лезвие его рассекало любое железо, добытое из земных недр. Один лишь клинок в Средиземье был ему подобен. В этом предании речи о нем не идет, хотя ковал его из того же металла тот же самый кузнец, а кузнецом тем был Эол, Темный эльф: он взял в жены Арэдель, сестру Тургона. Эол отдал Англахель Тинголу в уплату за дозволение поселиться в Нан Эльмоте и сделал это весьма неохотно; но Ангуирель, парный к Англахелю, Темный эльф оставил себе; впоследствии Маэглин похитил его у отца.
Когда же Тингол подал Белегу Англахель рукоятью вперед, Мелиан глянула на лезвие и молвила:
– То недобрый меч. Черная душа кузнеца живет в нем и по сей день. Не полюбит меч руку, которой станет служить, и недолго у тебя пробудет.
– Однако ж намерен я владеть им, пока в силах, – отвечал Белег.
– И у королевы есть для тебя дар, Куталион, – продолжала Мелиан. – Пусть он поможет тебе в глуши, а также и тем, кого изберешь ты.
И она вручила Белегу запас лембас – дорожные хлебцы эльфов, завернутые в серебряные листья и перевитые нитями, нити же на узлах запечатаны были печатью королевы – облаткой белого воска в форме единственного цветка Тельпериона; ибо по обычаю эльдалиэ одна только королева обладала правом распоряжаться лембас и оделять ими кого бы то ни было. Вовеки не выказывала Мелиан Турину большего благоволения, нежели теперь, посылая ему сей дар, ибо никогда прежде эльдар не дозволяли людям вкушать дорожный хлеб; да и впоследствии случалось такое нечасто.
И вот Белег с дарами покинул Менегрот и возвратился к северным границам, где ждали его многие друзья и временные жилища. Вскоре орки отброшены были от Димбара, и ликовал Англахель, покинув ножны; но когда настала зима и стихли бои, Белег вдруг исчез и более не видели его собратья по оружию.
Когда Белег покинул изгоев и возвратился в Дориат, Турин увел сподвижников на запад, прочь от долины Сириона, ибо устали они от беспокойной жизни, когда приходилось быть постоянно настороже, опасаясь погони; и принялись искать убежище более надежное. И вот как-то вечером набрели они на трех гномов, и гномы бросились бежать. Один отстал; его схватили и повалили на землю. Кто-то из разбойников снял с плеча лук и выстрелил в убегающих, но они исчезли в сгущающихся сумерках. Тот гном, которого изловили они, назвал себя Мим; и взмолился он, прося Турина о пощаде, и предложил в качестве выкупа отвести изгоев в свои тайные чертоги, где никто их не отыщет. Турин пожалел Мима и пощадил его, и спросил: «Где твой дом?»
И ответил гном:
– Высоко над землею отстроен дом Мима, на огромном холме. Амон Руд прозывается этот холм теперь, ибо эльфы всему дали свои имена.
Тогда замолчал Турин, и долго смотрел на гнома, и молвил, наконец:
– Веди нас к этому месту.
На следующий день разбойники пустились в путь, следуя за Мимом к Амон Руд. А холм этот стоял на окраине верескового нагорья, что поднималось между долин Сириона и Нарога; высоко над каменистой равниной вознесся его гребень, но крутая серая вершина оставалась голой, лишь алый серегон плащом одевал камень. Когда же приблизились люди Турина к холму, луч заходящего солнца пробился сквозь облака и озарил гребень; а серегон был весь в цвету. Тогда один из разбойников молвил:
– Кровью обагрена вершина.
