– Нет. У папы тоже часто такое случалось. Ему много раз нос ломали. И сосуды стали слабыми. Лопались… мне не следовало оставаться наедине с… ним. Но позвать было некого…
– Я не сержусь.
Уже – нет. Вопрос, как надолго хватит.
– Вы бы не возражали, если бы я… наняла компаньонку? Та женщина, которая учит Долэг манерам. Она вдова и очень милая. Она согласилась бы… если, конечно…
Самому следовало бы подумать. Идеальный вариант с его-то характером. А еще лучше запереть. Чтобы решетки на окнах. И замок на двери. Лучше два. Постоянный присмотр, конечно. Только вот… когда Урфина самого запирали, он душу готов был отдать, лишь бы выбраться. Нет, цепь – не выход. А что тогда?
– Тисса! – Урфин убрал полотенце. Кровотечение, кажется, остановилось, но подняться ему не позволили. – Ответь, пожалуйста, честно. Тебе нравится Гийом?
Вот зачем было спрашивать? Закушенная губа. И вид совершенно несчастный.
– Раньше – да… я не знала, какой он. И какой вы.
Что ж, сам хотел правды. И хотя бы не лжет… не похоже, чтобы лгала.
– И какой я?
Вместо ответа Тисса протянула колечко. Неширокое. Гладкое на ощупь. Серебряное с виду, но в отличие от металла – теплое. Кайдаш.
И если так, то не один Урфин приступами ревности страдает.
Хотелось бы думать.
Юго смотрел, как умирают пушки.
В чем-то их было жаль: красивые, беспомощные перед людьми и невиновные, если разобраться. Оружие лишь делает то, для чего предназначено.
Как Юго.
Он стоял достаточно близко, чтобы слышать стон металла под тяжелой рукой протектора. Юго, конечно, знал, что они сильны, но вот увидеть воочию… и, главное, никаких смущений поля. Кайя Дохерти не использовал магию.
Он просто убивал пушки.
Искореженный металл продадут оружейникам. И бронза очистится огнем, сменит форму, возродится в новом образе. Будет ли тосковать о прежней жизни? Вспомнит ли вообще, чем была? И, возвращаясь в замок, Юго новыми глазами смотрел на бронзовые подсвечники. И ручки. Дверные завесы. Декоративные мечи и прочие, несомненно, нужные вещи. Неужели и они когда-то были оружием?
А наниматель не выдержал: он наблюдал за смертью оружия из окна. Издали. И все же был впечатлен.
Передумает?
Скорее, уверится, что поступает верно.
– Он чудовищен. – Наниматель не обернулся. Они уже достаточно долго были знакомы, чтобы научиться чувствовать друг друга. – Теперь ты понимаешь? Это монстр.
– И воплощение зла.
– Да.
Наниматель не понимает юмора. Или Юго разучился шутить.
– Мы справимся и без пушек. – Наниматель обернулся. Сколько же ненависти в его глазах. И фанатичная уверенность в собственной правоте. – Если ты все сделаешь правильно.
– Я не промахнусь.
А Кайя Дохерти достаточно силен, чтобы выжить. Во всяком случае, Юго на это надеялся.
Глава 20
БЛИЖЕ К НАРОДУ
У нас в стране всего хватает, другое дело, что не всем…
Из дискуссии о справедливости распределения материальных благ, разгоревшейся в трактире «Кот и ключи» между подмастерьями гильдии кузнецов и гильдии ткачей
Я снова нервничала.
И грызла ногти. Отчаянно уговаривала себя прекратить – где это видано, чтобы высокопоставленная особа ногти грызла? – но, прекратив, нервничала еще сильней.
Главы гильдий – это не благотворительницы. Это суровые, умудренные опытом мужи. С сединами. Морщинами. И твердыми убеждениями, среди которых, подозреваю, центральное место занимает постулат, что женщине вредно много думать.
А тут я со своими идеями.
И Кайя не возвращается… он рядом, я чувствую, могу позвать, но это – полная капитуляция. Выходит, что без Кайя наша светлость ни на что не способна.
– Ты выглядишь более чем достойно. – Ингрид помогла надеть цепь и корону. – Спасибо.
– За что?
– За сына… я его несколько лет не видела. Совсем большой стал. И меня не помнит.
Макферсон сдержал слово, но вряд ли его можно уважать за это. Он откупился ребенком, как и собственной помощью от наказания, умудрившись при этом остаться в рамках закона. И, честно говоря, меня пугает одномерная гибкость этих рамок.
– Тебе не позволяли с ним видеться?
– Иза, у нас это… скорее нормально. – Ингрид поправляет волосы, которые и вправду отросли к вящему огорчению куафера. Он все еще не может понять, чем нашей светлости парики не угодили. Парик – это ведь так удобно.
Не говоря уже о том, что красиво.
Он как-то принес мне клетку, сплетенную из чужих волос, с канарейкой внутри.
И дерево, украшенное живыми розами. Их можно менять по мере увядания, но прическа останется свежей и оригинальной.
Или вот корабль…
Вариантов тысячи, а наша светлость упорствует. И многие дамы следуют ее примеру, лишая куафера законного дохода.
– Дети принадлежат мужу. Или родственникам мужа. Или родственникам жены, если ее род более знатен. Поэтому у нас не принято привязываться к детям.
Интересно, как это у них получается? Что-то я не представляю, чтобы можно было не привязаться.
И… вот мы с Кайя больше как-то не поднимали эту тему, но я вдруг представила, каким будет наш ребенок. Рыжим. Определенно рыжим. И хорошо бы спокойным, как Кайя. Возможно, станет морщить нос, задумавшись над Очень Важной Проблемой. Или вздыхать горестно, когда эта самая проблема представится вдруг неразрешимой.
Уж совершенно точно, что не привязаться к нему не выйдет.
– От женщины требуется исполнить свой долг. – Ингрид смотрит на меня с насмешкой, словно ей удалось заглянуть в мои мысли и они ее развеселили наивностью. – Детьми занимаются няньки. Кормилицы. Гувернантки и гувернеры. Я видела сына лишь по вечерам, когда мне разрешали подниматься в детскую. Но многих это устраивает…
Не меня. Я уж точно не собираюсь отдавать ребенка кому бы то ни было.
Представляю, чему его здесь научат из самых благих побуждений.
– Однако я рада, что мой сын теперь со мной. Хотя бы ненадолго.
– Почему ненадолго?
– Ему пора учиться. Мальчики рано уходят из дома… так принято. И если Деграс ответит на мое письмо, то Нияр отправится на Север.
– А ты… хотела бы поехать с ним?
Мне будет не хватать Ингрид, но имею ли я право удерживать ее?
– Конечно, – она безмятежно улыбнулась, – но меня не поймут. Он должен взрослеть, как взрослеют другие, иначе не сможет выжить потом.
А моему сыну тоже придется однажды уехать? Так принято. Так правильно.
