сами. Она же, по крайней мере, приучила их к осторожности, научила уважать машины. Она открыла рот, чтобы произнести это вслух, но тут мужчина, следивший за улицей, дернулся и вскинул оружие.
– Стой, где стоишь! – крикнул он, словно кто-нибудь на этой планете мог понять, что он говорит.
– Нет! – воскликнула Офелия.
Он собирался застрелить кого-то из ее существ – этого нельзя допустить. Она вскочила, пошатнувшись от боли, прошившей бедро, и протиснулась к уличной двери мимо сидящих на стульях мужчин. Путь заслонила широкая темная спина одного из военных.
– С дороги! – Она ткнула его в спину пальцем.
Его реакция была такой быстрой, что она даже не поняла, как оказалась на полу. В ушах звенело. С улицы донеслись громкий клекот и топот… Существа…
– Не стреляйте! – закричала она изо всех сил. —
Не…
– Они атакуют, – сказал мужчина с оружием.
Между его широко расставленных ног Офелия увидела Лазурного в его торжественной голубой накидке, с широко раздутым пульсирующим горловым мешком. Еще двое замерли с ножами наголо; их глаза были прикрыты третьим веком.
– Вовсе нет, – возразила она с пола.
Голова как свинцом налилась, и боль только усиливалась, но никто из этих людей не догадался помочь старухе подняться на ноги. Она перекатилась на бок, сердито зыркнула на них – пришельцы так и сидели на стульях, раскрыв рты, словно увлеченные театральным представлением дети. Офелия попыталась сесть, но ребра тоже пронзила боль – ребра и руку, на которую она упала.
– Тц-коу-кёррр! – донеслось снаружи. Горловой мешок Лазурного громко стучал.
– Тц-коу-кёррр, – отозвалась Офелия.
По крайней мере, она в состоянии говорить и постарается их успокоить. Она встала на четвереньки, встряхнула звенящей головой и наконец поднялась на ноги. Дохромала до двери.
– Пустите меня, – сказала она мужчине с оружием. – Они не атакуют, они хотят убедиться, что я цела.
– Пришибить же мог, – буркнул он сердито. «Тупая ты сука», – читалось на его лице.
Офелия промолчала.
– Простите, – наконец процедил он. – Рефлекс.
– Пустите меня, – повторила она.
Мужчина подвинулся – медленно, продолжая держать существ на прицеле.
– Не вставайте между нами. Попадете под раздачу – пеняйте на себя.
– Тогда не начинайте стрелять. – Любезничать с этим человеком Офелии хотелось не больше, чем ему с ней. – Они не нападают, и они ни разу не причинили мне вреда.
«В отличие от тебя», – добавила она про себя как можно более выразительно.
Прихрамывая, она вышла на улицу и протянула руки к Лазурному. Тот осторожно взял ее ладони в свои; его горловой мешок сдулся. Затем он деликатно, одним пальцем, потрогал ее голову и бок. Офелия зашипела; кожу саднило, а на макушке, вне всяких сомнений, уже зрел синяк.
Руководитель команды за ее спиной что-то выговаривал вооруженному мужчине; слов было не разобрать, но голос звучал сердито. Мужчина ответил так же резко. Пусть спорят; это поможет ей выиграть время. Для чего – она и сама толком не знала. Голова болела и кружилась; хотелось прилечь в прохладном темном месте. И чтобы кто-нибудь подносил ей освежительные напитки.
Лазурный коснулся своей головы, постучал кулаком по макушке и резко отдернул руку тем самым движением, которым Офелия изображала удар
током.
– Да. Я ударилась головой о пол, и мне больно. Но это пройдет.
Лазурный указал на вооруженного мужчину и изобразил, как бьет кого-то локтем.
– Да. Но я его напугала.
– Тц-коу-кёррр.
Несмотря на головокружение, Офелия нахмурилась. Какая связь между тц-коу-кёррр и тем, что этот человек швырнул ее на пол? Может быть, Лазурный считает, что тц-коу-кёррр бить нельзя? Что же это за тц-коу-кёррр такие? Неужели они никогда не бьют своих тц-коу-кёррр?
– Он не знал, – сказала она. – Я не успела рассказать им про малышей.
Да и стоит ли? Офелия вспомнила, как сама рожала детей в больнице, как акушерки обращались с ними словно с куклами или зверьками. Наверное, так же Кира Стави будет обращаться с этими малышами; Офелия могла бы поклясться, что у этой женщины никогда не было детей.
– Ннне най цы тц-коу-кёррр?
– Не знал, – повторила Офелия. – Он не знал.
Лазурный сказал что-то двоим существам, и те заткнули длинные ножи за пояс. Офелия все еще не понимала их, когда они говорили так быстро, но разобрала прозвучавшее в потоке речи «тц-коу-
кёррр».
– Буль-цок-кхе? – спросила она. – Малыши?
Лазурный коротко рыкнул и смежил веки. Она спит? Ну еще бы, она ведь только что родила. Интересно, кормит она детенышей сама или они едят что-то другое? И если да, кто носит им пищу?
– Это их вожак? – донесся сзади голос Василя. – Поэтому он носит эту голубую штуковину?
Офелия повернулась к нему, стараясь поменьше морщиться от резкой боли в ребрах и ноге.
– Это Лазурный, – сказала она. – Я его так называю из-за накидки; настоящее имя я выговорить не могу. – Она снова повернулась к Лазурному. – Это сер Василь Ликизи. Он главный.
Остальные столпились на пороге; один за другим они выходили из дома, и Офелия называла их имена: Кира, Ори, Билонг. Лазурный, не говоря ни слова, стоял на жарком солнце, слегка наклонив голову.
– Вы с ним говорили, – сказала Билонг. – Я слышала! Можете попросить его что-нибудь сказать?
– Это лингвистка. Она будет изучать вашу речь, – сказала Офелия Лазурному.
В его глазах что-то блеснуло, и она заподозрила, что он понимает больше, чем показывает.
Лазурный посмотрел поверх ее головы на Билонг.
– Цы Пихлог.
При виде ее выражения Офелия едва не рассмеялась.
– Он назвал мое имя! – Казалось, Билонг вот-вот пустится в пляс.
Лазурный выдал длинную фразу, состоящую из клекота, рыков, щелчков и прочих звуков, чем привел Билонг в совершенный восторг. Офелия подозревала, что это был бессмысленный набор звуков вроде алфавита.
– Как вы себя чувствуете? – спросила вторая женщина. Кажется, она действительно беспокоилась.
– Голова болит.
– Неудивительно. Я была так потрясена, что просто оцепенела. Простите, я даже не…
– Ничего страшного, – перебила ее Офелия. Надо же, как разговорилась – похоже, ей и впрямь стыдно. Может, она все-таки не такая черствая, как кажется на первый взгляд.
– Цы Кирра, – произнес Лазурный и потянулся к ней.
Женщина с опаской взяла его за руку.
– Четыре пальца… – выдохнула она.
– На ногах тоже, – добавила Офелия.
– Они двуполы? – спросила женщина, словно Лазурный не показал только что, как много из сказанного понимает.
– Я не проверяла, – скромно ответила Офелия. Она не собиралась признавать, что до сих пор не могла отличить самцов от самок. Впрочем, она действительно не заглядывала им под юбки: это было бы невежливо.
– Само собой, это вне вашей компетенции, – сказала женщина таким тоном, словно не знать таких вещей может только
