— Если ваше величество атакует через два дня перед рассветом, ваши воины обнаружат эту калитку открытой и никем не охраняемой. Войдут через нее, атакуют с тыла, и город падет.
Мехмед подъехал ближе к Нотару.
— Откуда мне знать: быть может, это предательская уловка? Я не вижу калитки. Не хочешь ли ты попросту завлечь моих людей в ловушку?
— Керкопорта здесь, — упрямо повторил Нотар. — Приблизьтесь, и я покажу ее вам.
Поколебавшись секунду, Мехмед пришпорил коня и подъехал почти вплотную.
— Где же она?
— Да вот же, — ответил Нотар, указывая одной рукой, а второй скользнув себе под доспехи.
— Да, вижу, — согласился Мехмед.
Едва он произнес эти слова, как мегадука выхватил мешочек и вытряхнул его содержимое на султана. Того окутало облако белой пыли. Мехмед пал на гриву коня, затем сполз наземь, судорожно дергаясь и кашляя. Нотара схватили сзади, вырвали из седла. Он упал навзничь и не успел опомниться, как увидел ятаган Улу в дюйме от своего лица. Уголком глаза Нотар приметил, что рука султана перестала шевелиться. Со стен города летели радостные крики. Мегадука улыбнулся, а Улу пнул его в ребра.
— Пес, ты за это заплатишь! Пожалеешь о том, что родился, — прорычал глава янычар.
* * *
Халиль проследил, как недвижное тело султана отнесли в шатер, и велел передать военачальникам: вечером состоится большой совет. Назначенный час пробил, и Халиль с удовольствием наблюдал из-за занавеси, как паши и беи один за другим направляются к шатру визиря. Не хватало только Улу. Военачальники пребывали в нерешительности и смятении, переговаривались вполголоса. Наверняка они не знали, что делать, оставшись без верховного военачальника, и ждали, когда кто-нибудь примет на себя главенство и раздаст приказы остальным. Они будут признательны, если Халиль примет власть и станет править от имени султана до совершеннолетия Селима. Халиль выждал еще несколько минут, после чего вышел к собравшимся.
— Приветствую вас и благодарю за то, что почтили меня своим присутствием. Я призвал вас обсудить наши действия после смерти султана. Настало время горя и тьмы, но мы не вправе забывать о долге. Войско в смятении. Мы обязаны показать нашим людям пример храбрости и решимости.
— И что ты предлагаешь? — подал голос Исхак-паша. — Продолжать осаду и после смерти султана?
Халиль кивнул.
— Но чем мы побудим людей сражаться? Многие мои воины уже собирают вещи.
— И мои тоже потеряли всякую охоту воевать, — ответил Махмуд-паша, командир башибузуков. — Если я прикажу идти в бой, они взбунтуются!
— Ошибаешься, Махмуд-паша, — возразил Халиль. — Хаос и бунт возникнут, если мы признаем свою слабость и позволим людям уйти из-под стен. Подумайте: ведь если сейчас мы распустим армию и отступим, мы окажемся слабы и беззащитны, и об этом немедленно разнесется молва. Венгры и поляки только и ждут возможности ударить по нам. А сумеем ли мы поднять людей на бой за султана-младенца? Но если мы останемся и повергнем Константинополь, тогда весь мир убедится в нашем могуществе.
— Но воины сражаются лишь за султана, — упорствовал Исхак-паша.
— Они и будут сражаться за него. Осада — великое детище Мехмеда, плод его мысли и усилий. Он сейчас взирает на нас, желая победы, требуя отмщения за свою смерть. Так пусть же воины отомстят за своего султана. Скажи им это.
— А кто же станет командовать штурмом? — поинтересовался Исхак-паша.
— Я — великий визирь, — ответил Халиль. — Мой долг нести бремя власти, пока не повзрослеет наследник трона.
Он обвел взглядом собравшихся, но никто не осмелился протестовать.
— Если никто не возражает, тогда решено. В таком случае я…
Речь визиря прервал неожиданно явившийся Улу.
— В чем дело? — раздраженно спросил визирь.
— Великий визирь, султан желает видеть вас.
— Султан? — изумленно переспросил Исхак-паша.
Военачальники зашептались. Халиль мертвенно побледнел, к горлу подкатился тошный комок.
— Что значит хочет видеть? Султан мертв!
— Нет, он жив, — ответил Улу. — И хочет видеть вас немедленно.
— Очень хорошо. Передай султану, что я уже иду, — молвил Халиль. — Командиры, вы свободны.
Когда шатер опустел, визирь поспешил в спальню, схватил мешочек золотых монет, высыпал на блюдо. Обычай требовал подарка от внезапно призванного к султану. Если тому просто захотелось поговорить, то подарок — небесполезное напоминание о ценности вызванного. Если же султан гневается, подарок может сохранить жизнь. Жаль только, что под рукой нет ничего более изысканного и ценного.
Но как только Халиль вышел из палатки, двое янычар схватили его и заломили руки за спину. Блюдо грянулось оземь, монеты рассыпались. Улу же надел на голову визиря черный мешок. Халиль завопил, но короткий резкий удар под дых оборвал его крик. Еще катились последние монеты из просыпанного подарка султану, а несостоявшийся даритель уже кулем повис в янычарских руках — вялый, обмякший, бессильный. Его быстро уволокли прочь.
* * *
Когда мешок стянули, Халиль оказался лицом к лицу с султаном. Визирь лежал на столе, растянутый, привязанный за руки и ноги. Даже голова закреплена — не шевельнуться. Мехмед был бледнее обычного, но в остальном выглядел так же, как и утром. Халиль судорожно сглотнул.
— В чем дело, Халиль? Ты будто призрак увидел.
— В-ваше величество, яд же! — выдавил Халиль. — Как вы выжили?
— А тебе невдомек? — Мехмед улыбнулся. — Это чудо. Милость Аллаха со мною. Все мои подданные в это верят. Теперь-то они не сомневаются: когда Аллах явил милость столь явным образом, Константинополь падет к нашим ногам.
— Но я же видел, как мегадука бросил яд, видел ваше тело. Вы были мертвы.
— Думаю, ты рассмотрел лишь то, что пожелал рассмотреть, мой великий визирь.
— Разве я хочу вашей смерти? Ваше величество, неужели вы верите…
— Молчать! — рявкнул султан, но совладал с собой и добавил уже спокойнее: — Халиль, я больше не желаю выслушивать твою ложь. Но очень скоро ты мне расскажешь всю правду. Всю до последней мелочи. Иса об этом позаботится.
— Иса! — воскликнул пораженный визирь.
Он считал отравителя мертвым. Но если тот жив, если здесь — это конец. Иса наверняка рассказал султану все.
— О великий султан, не верьте ему. Он убийца. Ему нельзя доверять.
— Я никому не доверяю. Но Иса спас мою жизнь — дал мне противоядие еще до того, как мегадука попытался убить меня. Он рассказал мне о тебе и Ситт-хатун, о твоем сыне Селиме. Нет, меня предал не Иса.
— Ложь. Я клянусь, что никогда не предавал вас, — молил Халиль. — Я ничего не знал об умысле мегадуки. Я сообщался с монахом Геннадием лишь для того, чтобы повергнуть Константинополь.
— Нет, ты сговорился с Геннадием, чтобы убить меня и посадить на трон своего сына. Ты предал меня и поплатишься, как должно предателю.
— Но я же вручил вам ключи от города!
— В самом деле? — Мехмед наклонился, так что лицо его оказалось в считаных дюймах от лица Халиля. — Скажи правду: монах и впрямь решился на предательство? Керкопорта на самом деле окажется открытой и без охраны?
— Да, — отвечал Халиль. — Клянусь, это правда. Убейте меня, если это не так.
— А мегадука говорит другое. Утверждает, что это ложь ради того, чтобы подобраться ко мне.
— Мегадука — глупец. Послушное орудие в руках Геннадия.
— И как же мне снестись с этим монахом-предателем?
— Есть туннель…
— Халиль, все туннели разрушены. Если тебе больше нечего сказать, ты мне больше не нужен.
— Умоляю, постойте! Есть иной способ. Сохраните мне жизнь, и я скажу.
Султан кивнул, и ободренный визирь выпалил:
— Мегадука может доставить послание.
— Он не доживет до завтра.
— Именно! Его труп и доставит это послание. Геннадий — монах. Если он проведет христианский ритуал погребения, он все найдет.
— А если послание увидит кто-то еще?
— Вы ничего не потеряете, но, если Геннадий поможет, вы получите все.
— Умно, Халиль, очень умно, — похвалил султан и отошел от стола, так что визирь больше Мехмеда не видел.
Затем послышался его голос:
— Иса, он твой целиком. Делай что хочешь, но только не убивай. Это удовольствие я хочу сохранить для себя.
— Нет же, постойте! — закричал Халиль. — Вы обещали пощадить меня!
— Уж ты-то знаешь цену словам. Бедный доверчивый Халиль! — изрек Мехмед и удалился.
Мгновением позже над визирем склонился Иса. В руках он держал миску и неторопливо в ней помешивал.
— Знаешь, что в миске? — спросил Иса.
— Помоги мне, Иса! — неистовствовал визирь. — Освободи меня, и я дам тебе деньги, женщин, земли.
