Прошло, наверное, минуты три. Но сколько плоти может сожрать пара крыс за оставшиеся двенадцать минут! Совет потянуть время обернулся сущей насмешкой. Как же она раньше не догадалась. Диана Винтерс, скорее всего, подсадная, как и говорила та незнакомая женщина. Это была просто очередная гнусная игра.
Джулия сделала еще одну попытку внушить себе, что прожить можно и без носа. И без губ, и без щеки. Даже без обоих глаз: живут ведь как-то незрячие. Но все ее существо отторгало эти мысли. Казалось, она падает и падает в некую дыру — отвратительно, противоестественно глубокую, в некий дикий ужас, какого не может быть.
Одна крыса исторгла серию пронзительных, нетерпеливых воплей, да так близко, что обдала лицо Джулии своим дыханием. О’Брайен держал руку возле клетки. Он должен был вот-вот отщелкнуть зажимы. Через проволочную сетку, позади разъяренных крыс, Джулия видела его ухмылку.
По металлу прокатился легкий зловещий толчок, и обе заслонки подпрыгнули кверху. Крысы рванулись вперед. Их когти беспорядочно заскребли по ее лицу, векам, подбородку. А чего стоила эта кошмарная влажная близость их жадных фыркающих носов. Первый укус пришелся ей на лоб.
Но во время этой паузы, недолгой крысиной дезориентации, Джулию осенило. Это ведь животные. А не палачи. Они будут вести себя как животные, и все реакции у них будут как у животных. Даже сейчас, вопреки предсказаниям О’Брайена, они не набросились на нее от прожорливости и скуки. Одна, привлеченная кровью из первой ранки, покусывала Джулии лоб. Вторая присматривалась к женским губам, но стоило им шевельнуться, как она отпрыгивала назад, чтобы тут же снова потянуться к свежему, еще живому мясу. Крысам нужно было только утолить голод. Ничего другого им не требовалось.
И Джулия увидела для себя шанс. Кошмарный, немыслимый… но нужно было хотя бы попытаться.
Она решительно прикусила язык и сжимала зубы, пока не почувствовала вкус крови. Потом осторожно, чтобы не спугнуть крысу, открыла рот и высунула окровавленный кончик языка. Сперва крыса будто бы ничего не заметила, двинулась в сторону и стала принюхиваться к щеке. В это время вторая хищница неистово вгрызалась в плоть над веком. Джулия заставила себя не реагировать и шире разинула рот, еще дальше высунула язык и зазывно пошевелила окровавленным кончиком.
Крысиные зубы не упустили своего; все тело Джулии содрогнулось от боли. Она чуть было не сомкнула челюсти, но заставила себя лежать без движения, хотя ее электрическим током пронизывал ужас. Язык дергался сам по себе. Ей будто заткнули рот кляпом. Но крыса уже распробовала вкус крови и не собиралась отступать. Тогда Джулия очень осторожно, с терпением, отозвавшимся болью во всех напряженных мышцах, втянула язык и одновременно раздвинула челюсти, сколько позволяли размеры маски. Крыса, не желая упускать пищу, позволила увлечь себя вперед, ее хищные зубы кромсали язык. У Джулии текли слезы, но она не останавливалась и втягивала язык все дальше в рот: действовать надо было наверняка. В конце концов она почувствовала, что крысиная голова ткнулась изнутри ей в щеку. В один миг Джулия стиснула челюсти.
Хищная тварь отчаянно задергалась, запищала. Стала царапать когтями человеческие щеки и рот; вырывалась с такой силой, что Джулия могла вот-вот лишиться зубов: мерзкая шкура с привкусом грязи заполняла ей рот, по языку елозила крысиная голова. А дальше — хруст костей и тошнотворный выплеск горячей крови. Крыса еще дергалась, но вконец обессилела. Обмякла. И Джулия сумела выплюнуть крысиную голову.
Вторая тварь на время лишилась доступа к пище — слишком уж отчаянно барахталась ее сотрапезница. Сейчас она сделала пробное движение в сторону глаза Джулии и колючей сметливой лапой надавила ей на веко. Джулия пыталась вытолкнуть изо рта огрызок дохлой крысы, надеясь заманить туда и вторую, но тушка была слишком крупна. Выжившая хищница по-прежнему наступала ей на веко и, пофыркивая, принюхивалась. Джулия почувствовала это дыхание и, набрав полные легкие воздуха, заорала что есть мочи, но крыса, казалось, пропустила это мимо ушей. Она сжалась и лишь сильнее впилась в женское лицо. Теперь она поедала веко, надкусывая и отрывая от него по кусочку; Джулия с ужасом ощущала, что черед вот-вот дойдет до глазного яблока. Но каким-то чудом крыса отстала. Она развернулась, упираясь одной лапой в нос Джулии и набираясь уверенности. Ее влекла более привычная пища: падаль.
Пока вторая тварь пожирала первую, Джулия корчилась и хрипела, изображая жуткую муку. По-свойски держась когтями за ее переносицу, крыса подергивалась в такт своей трапезе. А Джулия улыбалась, проникаясь расположением и к этой хищнице, и к ее живому зловонию. И все это время она знала, что за ней следит О’Брайен, и не представляла, сколько еще это продлится. Все ее усилия могли оказаться напрасными. Он наверняка захочет увидеть, чем кончится дело. Но нет. Отойдя к стене, он приглушенно наговаривал что-то в речепис. Крыса с любопытством обнюхала и пощекотала ноздрю Джулии, а потом удовлетворенно вернулась к еде. Прекрасное, умное животное. Дружелюбное. Пусть набивает брюшко и дальше, пусть не останавливается. Джулия по-прежнему беспрестанно кривила лицо.
Но теперь послышался какой-то новый звук: Джулия содрогнулась. Животное пронзительно запротестовало, почти укоризненно переступая с лапы на лапу. И только когда О’Брайен возмутился: «В чем дело?», Джулия поняла, что кто-то распахнул дверь.
Незнакомый голос объявил:
— Альбертс должен провести подготовительный этап.
— А я жду медосмотра, — сказал О’Брайен.
— Медосмотр я и сам проведу, если речь не о хирургии.
— Пока ничего сказать не могу. Крысы.
— Ничего страшного. Марля у меня есть, а остальное сделают в лазарете. Кабинет сейчас требуется Альбертсу.
— Летальный исход недопустим. Тут беременность.
— Говорю же, у меня есть марля. Если дело совсем плохо — ладно, подождем медосмотра. А если нет, мне уже дышит в спину Альбертс — у него тут категория А.
— Очень хорошо.
Через маску Джулия видела, как О’Брайен черной громадой приближается к клетке. Стоит ему увидеть, что она жива, как он начнет требовать дополнительное время. Сюда принесут свежих крыс. Или же он просто раскромсает ей лицо ножом. Это секундное дело. Тем более что у него появился помощник.
О’Брайен уже вцепился в клетку. Она билась о лицо Джулии, пока он отстегивал зажимы. Уцелевшая крыса соскочила с каталки и в страхе заметалась. Изувеченная тушка ее дохлой товарки высвободилась и шлепнулась на пол. Мужчины отшатнулись. К подбородку Джулии прилипла откушенная крысиная голова, и только резкий выдох позволил Джулии от нее избавиться. Голова отлипла и легко укатилась прочь.
О’Брайен с изменившимся лицом склонился над Джулией. Она невольно зажмурилась. Потом, судорожно дыша, приоткрыла глаза, чтобы видеть и не видеть. На лбу саднила рана от крысиных зубов. Второй мужчина, не веря своим глазам, тоже приблизил к ней свою испитую физиономию и провел пальцами по ее лицу. Тут прозвенел звонок. Дверь распахнулась вновь.
О том, что процедура закончена, Джулию известил топот надзирателей. Она широко раскрыла глаза, посасывая окровавленный язык. Лицо ее — это и лицом-то трудно было назвать — не осветилось улыбкой, но сердце радовалось и надзирателям, и О’Брайену, и изможденному мужчине, который вопросительно смотрел на О’Брайена. Тут, источая запах трубочного табака, появился рыжий надзиратель, а за ним и другой, которого она видела в предыдущей камере; фамилия его была Уорт — почти как у нее. Поскольку он не вышел ростом, все заключенные называли его Недовёрт. Ее порадовала скука на лицах тюремщиков, и увлекательно было смотреть, как теперь они приплясывают, уворачиваясь от шныряющей под ногами крысы, и клянут ее последними словами.
Потом Джулию весело — колесики подскакивали на неровной плитке — откатили в предыдущее помещение. Там еще висел табачный дым, и в этой роскошной пелене она увидела Уинстона Смита. Его оставили перед телекраном — так же, как до этого оставили ее, — чтобы он видел все происходящее крупным планом. Но он не смотрел. Он обмяк в ремнях, безвольно разинув рот. И крепко спал.
