Бекки, зябко обхватив себя руками, молча смотрела на Джека во все глаза.
Боль, пронизывавшая их обоих, была почти осязаема. Бекки казалось, что ее окутывает плотный кокон боли. Она не могла пошевелиться, не могла даже отвести глаз от бледного как бумага лица раненого.
— Я взял отцовское ружье и отправился в тот самый клуб. Я дождался его на аллее. Наконец он вышел. Я бросился к нему, обвиняя в нападении на жену, в убийстве Анны. А когда он не стал даже отпираться, я выстрелил в него.
Джек снова открыл глаза. В их темной глубине была такая пустота, что, казалось, она высосала весь воздух из Бекки — та не могла вдохнуть, пока он говорил.
— Теперь ты все знаешь, — прошептал Джек. — Я убил его совершенно хладнокровно. Я убийца.
— И лжец к тому же. — Лед в ее голосе заставил саму Бекки поморщиться.
— Да. И лжец к тому же.
Она ничего не ответила. Тут нечего было говорить. Джек отличался от Уильяма тем, что признавал свои грехи. Уильям же до самого конца почитал себя жертвой.
— Никто не видел, как я его застрелил. Точнее, я так думал. Однако подозрения все-таки пали именно на меня, и я был арестован. Но потом обвинения сняли… Меня отпустили, когда одна проститутка выступила свидетельницей и сказала, что всю ночь я провел у нее. — Джек снова с дрожью перевел дух. — Это была… Это была моя подружка. На самом деле я не спал с ней, хотя все, ясное дело, считали меня этаким донжуаном, который посещает публичный дом и погряз в разврате, А я просто разговаривал с ней. Она слушала. Я рассказал ей всю мою историю с Анной, поведал, каким несчастным негодником я был, и она меня пожалела.
Джек снова перевел взгляд с Бекки на потолок.
— Однако в тот вечер кто-то последовал за мной к этому клубу и все увидел. То был мой старинный друг и друг детства Анны, сын викария. Его зовут Том Уортингем. Он неотступно следовал за мной с тех пор, как мы стали взрослыми и оторвались от своих семей. Он ревновал Анну, потому что сам был в Нее влюблен. На те двенадцать лет, что меня не было в Англии, Том, конечно, вынужден был отстать, но недавно он попал в беду. Ему нужна большая сумма денег. Как только я вернулся в страну, он потребовал от меня пятнадцать тысяч фунтов за двенадцать лет его молчания. Если я не добуду эти деньга, он представит властям неопровержимые доказательства, что именно я убил маркиза. У него хранится его собственное подписанное при свидетелях заявление, а также подписанное и заверенное свидетелями заявление от той самой женщины, проститутки, в котором она признается, что ранее дала ложные показания и что я не был у нее той ночью. — Джек скрипнул зубами. — Он пообещал ей за эту бумагу существенную сумму.
— Что ж, ты не получишь ни пятнадцати, ни двадцати пяти тысяч фунтов от меня, — тихо произнесла Бекки.
— А-а, — безразлично кивнул Джек, — выходит, ты видела это письмо.
— Я слышала, как его читал лорд Стрэтфорд.
— Ты была на улице?
— Да, была. Я увидела, как вы с лордом Стрэтфордом выходили из дома. Мне стало любопытно, и я пошла за вами. Я слышала, как он прочел записку, и еще… Еще я поняла, что это ты подстроил все так, чтобы нас прервали во время… когда мы были… в общем, в ту ночь. — Нижняя губа у нее задрожала, и Бекки отвернулась от него. — Ты соблазнил меня, зная, что нас поймают. Зная, что все будут ждать нашего брака. Как же ты мог? — Больше в ее голосе не осталось гнева — только растерянность и горечь.
— Я был не прав. Я тогда не знал, насколько это ужасно, но теперь понимаю. — Грудь Джека высоко поднялась и опустилась. — Ты права, Бекки. Я пожинаю то, что посеял. Я не смог бы забрать у тебя эти деньги, как не смог бы и причинить вред тебе лично. Но все равно я заплачу за то, что успел натворить. Том Уортингем представит властям свои доказательства, и меня повесят.
Бекки уставилась в окно и скрестила руки на груди:
— Это уже не мое дело.
— Правильно. Так и должно быт я заслужил это.
Глаза Бекки снова налились слезами, хотя это было совершенно необъяснимо.
— Да, заслужил.
— Я не хочу твоей жалости.
— Так чего же ты от меня хочешь? Если не считать моих денег?
— Твоей любви. — Джек помогал. — Но я уничтожил всякую надежду на эта, верно?
— Да, — ответила она сквозь стиснутые зубы. Сердце так и трепыхалось в груди. Не в состоящей посмотреть на Джека, она крепко стиснула руки, впиваясь пальцами в шрам на больном локте.
— Я так виноват, Бекки, — мягко сказал Джек. — Я очень виноват перед тобой.
Глава 21
На другое утро Бекки прижала ладонь к пылающей щеке Джека и поняла, что у него лихорадка.
Так началась самая длинная неделя в ее жизни. Бекки смутно вспоминала, что приближается Рождество, но не могла отлучиться от постели Джека, даже чтобы написать семье. Сэм всегда оказывался рядом в нужную минуту, был очень внимателен и всякий раз решительно отлизывался выполнять ее повеление возвращаться Лондон. Супруги Дженнингс также были наготове и неизменно предлагали на помощь, как только она об этом просила.
Вероятность того, что Джек не сможет поправиться, возрастала с каждым днем. Что бы они не делали, стараясь сбить жар, ничего не помогало: раненый то и дело впадал в лихорадочный бред.
Бекки делала все, что могла. Она его кормила, меняла простыни, прикладывала холодные компрессы на лоб, давала лекарства, с точностью до буквы выполняла все предписания доктора.
Единственное, на что она никак не могла решиться, — это говорить с ним. Видит Бог, она просто не могла выдавить из себя просьбу, чтобы Джек скорее поправлялся.
В тот день она сидела на своем обычном месте в ожидании врача. Джека уже долгое время не лихорадило, он находился в полузабытьи. Бекки тупо разглядывала собственные руки.
Ей все казалось, что она видит на них кровь. Неужели ее так никогда и не удастся отмыть? Рассудок говорил, что это всего лишь дикая фантазия, что она смыла кровь в тот же день. Но все же она до сих пор видела ее. Скользкую и липкую, настолько ярко-красную, что резало глаза.
Дверь в комнату отворилась, Бекки подняла глаза. Вошел доктор Беллингем.
Он поприветствовал хозяйку дома поклоном, после чего подошел к постели больного:
— Ну как он?
— Без изменений.
Доктор Беллингем проделал все свои обычные манипуляции, измерив Джеку температуру, пульс, проверив зрачки и рану. Со второго посещения доктор перестал возражать против присутствия Бекки возле больного и стал говорить с ней как с равной. Он быстро понял, что она разбирается в анатомии, врачевании, хирургии и всех лекарствах, которые он рекомендует, поэтому говорил с ней очень просто, без обиняков.
