– Все едино не могу, – снова вздохнул Осип. – Страх меня берет, ничего поделать не в силах.
– Коль не можешь, так и не моги, – сказал Дрема. – Возьми в дом жену не для услады, хозяйства ради.
– А разве так можно? – удивился Осип.
– Еще как!
– Ну, я не знаю… Где ж такую найти?
– А это уж не твоя забота, – произнес Дед. – Дай время, сыщем.
– Только уж не совсем страхолюдину какую.
– Обижаешь, – разом отозвались домовые…
Ярило отложил последний лист и задумчиво потер лоб.
– Хорошо, – наконец, вымолвил он. – Но чего-то все же не хватает…
– Это только наброски, – сказал Бубенцов, – потом расширю каждую главу, добавлю антуража, приметы эпохи, выпишу подробнее характеры. Плохо, конечно, что приходится опираться только на рассказы очевидцев. Сами знаете, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
– Увы, – развел руками Ярило. – Время вспять не обернуть. Неподвластно оно.
– Даже богам? – удивился Серега.
– Ну, как тебе сказать, – почесал затылок Ярило. – Хронос может и смог бы, но представляешь, что бы из этой затеи получилось? Читал я рассказ Брэдбери на эту тему. Там один мужик, в прошлом побывав, случайно наступил на бабочку, а вернувшись в свое время, обнаружил, что привычный ему мир изменился до неузнаваемости.
– Не читал, – покачал головой Бубенцов. – Я фантастику не люблю.
– А я люблю. Особливо научную. Ладно, пиши далее, а мы уж подумаем, как тебе помочь с антуражем и прочими делами. Договорились?
– Можно я прогуляюсь? Устал немного.
– О чем речь, Сергей Данилович! Ты ж не раб подневольный. Делай, что считаешь нужным и не спрашивай у нас позволения.
– Привычка, – печально улыбнулся Серега. – У нас ведь как на заводе: прежде чем что-то сделать, надо у десяти начальников разрешение спросить. Да и в детском доме было не лучше.
– Понимаю, – кивнул Ярило. – Только ты уже взрослый человек, отвыкай от этой привычки.
– Стараюсь, – кивнул Серега, поднимаясь из-за стола.
– Вот и хорошо, – улыбнулся Бог плодородия. – А у меня, не обессудь, еще дело есть, так что, увы, кампанию составить не могу. Перун прибыл? – спросил он у беззвучно возникшего на пороге Кощея.
– Прибыл, – кивнул старик, – в биллиардной горнице ожидает.
– Передай, что сейчас буду. Да свистни-ка нам Боюна. Надобен.
Сергей брел среди деревьев, шурша начинающей устилать землю листвой, и думал о будущей книге. Что-то не клеилось с самого начала. Материал был интересный, но чувствовалась в нем какая-то фальшивинка. В чем она заключалась, Серега не знал. Просто чувствовал, что ему чего-то недоговаривают. А может, и не так обстояло дело. Волновала его тема романа. Все-таки религия – вещь тонкая, поди разберись, чья вера истинная, а чья нет? Как бы то ни было, но Бубенцов уже жалел, что согласился принять предложение славянских богов.
«Это их дело, – думал он. – Вот бы и разбирались между собой. А теперь что? Теперь и я несу какую-то ответственность за то, что сейчас происходит.»
Но и отказываться Сергей уже не хотел. На него надеялись, ему верили, и потому он не мог подвести этих, забытых всеми старцев.
По правде говоря, молодому литератору было жаль их. Он по-прежнему никак не мог понять, почему его предки, забыв о своих корнях, приняли чужую… нет, не так, чуждую им веру? Это было для Бубенцова загадкой. И ему хотелось разгадать ее.
Сергей вздохнул и решительно направился обратно к даче. Он уже поднялся на крыльцо, когда в билиардной громыхнул раскат грома, и из входной двери вылетел Боюн.
– Все исправлю! – взвыл кот, после чего скатился по ступенькам, вскочил на задние лапы и, зажимая передними часть тела, над которой у него рос хвост, помчался в лес, не разбирая дороги. Похоже, рыжий разбойник изрядно проштрафился.
Тут же на крыльце появились Ярило с Перуном. Бог грозы поздоровался с Бубенцовым как всегда сухо, Ярило же улыбнулся столь приветливо, словно они и не расставались едва ли полчаса назад.
– Удачи, Сергей Данилович, – пожелал он. – А мы, с твоего разрешения, откланяемся.
Серега посмотрел вслед богам, перевел взгляд на просеку, проломленную в высоких папоротниках удравшим Боюном, пожал плечами и вошел в дом. К компьютеру. Работать.
Ярмарка в Назар-городе выдалась славная. Со всех окрестных городищ съехались в град на Истре ремесленных дел мастера. Были и купцы заморские, а как без них? Важно расхаживали люди царьградские в расшитых золотом хламидах, приглядывались к оружию, цокали языками, если зело[29] что понравилось, выспрашивали цену. Бегали и трескучие мадьяры, шустрые да веселые. Ходили меж рядов и купцы болгарские, противо, хмурые и серьезные да при оружии все, как один. Площадь торговая была забита возами, телегами и раскидными шатрами. Тысячи глоток, торгующихся, расхваливающих свой товар, а то и просто лающихся по поводу и без оного, напрочь глушили складную Осипову речь:
– Кому лавки расписные, сундуки да ставенки?! – надрываясь, горланил Осип, с тоской поглядывая на людской водоворот, проносившийся мимо его воза. – Подходи ж народ честной, потряси своей мошной. У кого ж пуста мошна – не получит ни рожна!
Но народ пер себе мимо, лишь изредка поглядывая на разложенные Осипом товары. Пахарей более интересовали плуги да бороны, лесорубов – топоры да пилы, людей служилых – ясно что. И Осипу не оставалось ничего иного, как слушать, о чем народ прохожий судачит.
А судачили о разном: о том, что хазары черных болгар теснят у устья Дона, о том, что Киев под себя племена славянские подминает, что Византия с арабами воюет и еще говорили, что князь твердынский, Род Святыч, земли своим боярам раздает направо и налево, и что скоро Назар-город волюшки лишится, став вотчиной одного из воевод Святыча.
«А ведь может и так приключиться, – подумал Осип. – Какой он к лешему Род, Урод он – вот кто. А с Урода станется. Вона дед мой, Ушат Сипатыч, доброго ему местечка в Ирии, говаривал, что князей он никогда не видывал, только слыхом слыхивал, что есть где-то вроде как начальник. Жил себе дед в общине, да никто им не командовал, окромя старцев мудрых. Э-хе-хе, не те нынче времена, не те. Взять хотя бы…»
Но тут от мыслей этих оторвал его громкий разговор. Неподалеку от воза остановились два мужика да принялись что-то доказывать друг другу:
– Какие мы твердынцы? – орал один, побагровев. – Мы – тиверцы, башка дубовая!
– А «тиверец» что по-твоему означает? Тиверец – есть твердыня, а мы, стало быть, жители мест укрепленных! Уразумел?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
