Он уже много лет не пил, особенно так, и сразу опьянел. Чуть покачиваясь, отнес на кухню пустую бутылку, подошел к телефону и набрал номер подполковника Веретнева. Он не знал, как к нему обращаться и каким из имен назваться, но, когда Алексей Иванович отозвался, на волю вырвался детдомовец Сережа Лапин.
– Дядя Леша, это я! – закричал он и заплакал навзрыд.
Глава третья
ПОДУРОВЕНЬ ДЕТСТВА
Москва, 15 мая 1969 года, 11 часов. Первое главное управление КГБ СССР, кабинет начальника ПГУ.
– Почему вы не поставили вопрос об их отзыве в феврале, когда поступила информация из МИ-5? – Дочитав последнюю шифрограмму, генерал-полковник Бондаревекий в упор посмотрел на начальника нелегальной службы. У него всегда был тяжелый взгляд, а сейчас Сергееву показалось, что шеф настроен откровенно враждебно.
– Виктор Сергеевич, наш источник не давал стопроцентной гарантии, что речь идет именно о Птицах. А с учетом их разведывательных перспектив, в особенности контакта с Беном, принимать крайние меры по неполным материалам было сочтено нецелесообразным. Я вам докладывал наше решение, и вы его одобрили...
Бондаревекий едва заметно поморщился. Недавно ему стукнуло пятьдесят три, из них тринадцать лет он руководил разведкой. Чуть полноватое овальное лицо, большой, увеличенный залысинами лоб, плавающие под веками зрачки светло-серых глаз, нос «уточкой» и выраженные носогубные морщины, спускающиеся к углам большого, жестко сжатого рта, – все вместе это производило впечатление уверенного и чуть презрительного ожидания. Волосы с годами редели, но не седели, и сохранившийся еще чубчик мыском выдавался вперед и тщательно зачесывался вправо.
– Мы дали Птицам указание приостановить деятельность, свернуть оперативные контакты, прервать до особого распоряжения все связи с Беном, спрятать шифры, спецчернила, аппаратуру. То есть приняли меры для полной безопасности замкнутой на них сети, – продолжил доклад Сергеев, Он только подходил к «полтиннику» и имел на погонах пока одну шитую звезду генерал-майора. В отличие от начальника ПГУ у него была густая, но совершенно седая шевелюра, ровной линией проводящая границу большого плоского лба. Прямые брови, глубоко посаженные глаза с навсегда сложившимся прищуром много знающего человека, длинный прямой нос, нависающий над верхней губой, округлый, с почти затянувшейся ямочкой подбородок.
От этих двух людей зависели карьеры, судьбы и жизни сотен разбросанных по всему миру официальных разведчиков, действующих под посольскими прикрытиями, нелегально внедренных в чужую страну офицеров, живущих на свой страх и риск, и агентов, рискующих больше всех и обреченных в случае провала на ненависть сограждан и несмываемый ярлык предателя своего народа, передающийся по наследству детям, а в консервативных странах и внукам. Решение, принятое в этом кабинете, заставляло крохотные фигурки на шахматной доске мира дергаться, напрягать нервы и мышцы, преодолевать естественные чувства брезгливости и отвращения, рисковать, лгать, актерствовать и лицемерить, нарушать все библейские заповеди ради выполнения задания Родины, хотя вся Родина – миллионы рабочих, колхозников, служащих, творческой интеллигенции, студентов, учащихся пенсионеров – понятия не имела ни о каком задании. Родина в подобных случаях персонифицировалась в генерал-полковнике Бондаревском и генерал-майоре Сергееве, хотя их решения и санкционировались Председателем КГБ, а в особо важных случаях докладывались даже в Центральном Комитете.
Но и Бондаревский с Сергеевым, и тем более высокое начальство, не говоря о цековских небожителях, не вникали в детали планируемой оперативной игры и суть сложных комбинаций. Они считали главным – определить направление работы. Дав задание Паре вступить в доверительные отношения с сенатором Паттерсоном, они с удовлетворением читали шифрограмму о том, что цель достигнута.
Как Хелен стаскивала трусики в придорожном мотеле под жадным взглядом шестидесятипятилетнего теряющего потенцию старика, как ворочалась под стокилограммовой тушей, как пыталась нащупать и пробудить к жизни вялое мужское достоинство, как чмокала переполняющимся слюной ртом, ощущая густой запах пота от огромной, покрытой седыми волосами мошонки, и сдерживая позывы рвоты, как метался по берегу Питер, зная о том, что происходит за зашторенными окнами симпатичного фанерного домика, – все это в шифрограмме не описывалось, да руководство и не интересовало. Потому что существовала коммунистическая мораль и парткомы нелегальной службы, ПГУ и КГБ в целом призваны были блюсти ее, требуя от разведчиков высоконравственного поведения в любых условиях. Официально предполагалось, что Хелен добилась дружбы с сенатором, заманив его самой передовой в мире марксистско-ленинской идеологией. Как она ухитрилась это сделать, не раскрывая принадлежности к советской разведке, было непонятно и потому выводилось за скобки и оставлялось без рассмотрения, как все непонятное.
– И что вы скажете по последней шифровке? – спросил начальник ПГУ.
Она поступила сегодня утром. Птицы сообщали о плотном наружном наблюдении, прослушивании телефонов и других признаках близкого и неминуемого ареста.
– Я думаю, Виктор Сергеевич, они не склонны паниковать. Наверняка опасения обоснованны. Они не могли нигде проколоться, скорей всего это предательство. Кто-то из перебежчиков. Сейчас мы анализируем, кто мог располагать косвенной информацией.
– А их просьба? – Недобрые глаза генерал-полковника испытующе рассматривали Сергеева.
Тот ненадолго задумывался, хотя уже «обсосал» ситуацию со всех сторон.
– Их вытащить невозможно, Виктор Сергеевич. А пацана – можно попробовать. Хотя это большой риск.
– А оставлять его с ними – меньший риск? – Бондаревский достал пачку привозного «Мальборо», закурил, развеял дым рукой, прищурился. – Они просто перейдут на ту сторону всей семьей. Даже если не захотят добровольно, МИ-5 сумеет их принудить, манипулируя мальчишкой. А мы не можем рисковать Беном. Это вопрос большой политики. Мнение ЦК будет однозначным: сделать все, чтобы Бен уцелел! Уцелел любой ценой! Мальчишку надо вытаскивать...
Генерал-полковник щелчком сбил зажигалку, она со стуком опрокинулась на полированную поверхность стола.
– Я никогда не читал столь вызывающих шифрограмм...
Начальник управления нелегальной разведки ничего не ответил.
Птицы поставили ультиматум: забрать сына и обеспечить ему нормальные условия жизни. Только в этом случае они гарантируют молчание. Они собирались проверять, в каких условиях будет жить мальчик. Если Центр не выполнит своих обязательств, они тут же забудут про свои. Это действительно было неслыханной дерзостью.
– С другой стороны, их можно понять... – Начальник ПТУ глубоко затянулся и с силой выпустил дым так, что белесое облако окутало Сергеева.
Тот не переносил запаха табака и у себя в управлении запретил курить, но сейчас приходилось терпеть.
– Натянутые нервы, стрессовая ситуация, беспокойство за сына... И все же почти угрожающий тон... Мы бы и так позаботились о мальчике. Но у них ведь нет родственников, значит, вариант один – детский дом. А каковы у нас детдома? Мне кажется, они несколько отличаются от английских...
Бондаревский встал, подошел к окну, отдернул шторы. Солнце осветило мрачный интерьер кабинета: темные дубовые панели, темная мебель, громоздкие стальные сейфы в углах.
– Как они смогут проверить? – не оборачиваясь спросил он. – Из Уормвуд-Скрабс проверять что-либо чрезвычайно трудно. Или они блефуют?
Бондаревский резко обернулся. По лицу шефа Сергеев понял, что тот уже продумывает все детали предстоящей операции, которые ему придется докладывать на самом высоком уровне уже сегодня.
– Вряд ли блефуют, Виктор Сергеевич, – почтительно не согласился он.
– Птицы – очень талантливая оперативная пара. Они что-нибудь придумают.
Вокруг них будут вертеться журналисты, стоит намекнуть на сенсацию, и те приедут в Москву и вынюхают в этом детском доме все-все... И чем кормят, и какое белье, и как обращаются с детьми... Или через адвокатов. Да та же МИ-5, неужели она не окажет услугу, за которой может последовать полное откровение советских шпионов?
– Пожалуй... Тогда придется создавать образцовый детдом где-нибудь на периферии, иностранцев там меньше, каждый на виду. Обеспечивать его оперативное прикрытие. Но это не решает всех проблем...
Генерал-полковник сел обратно в глубокое кожаное кресло, привезенное из Вены. Сергеев внимательно и преданно смотрел на шефа, ожидая продолжения прерванной мысли.
– Пацан может сболтнуть лишнее. Жизнь в Англии, родители, операция по его вывозу... Детские воспоминания очень яркие. Если в провинции забьет фонтан столь экзотической информации, то она может дойти до вражеских ушей. Сколько у нас диссидентов, церковников, прямых агентов иноразведок!
