— Ашраф.
— Да, Ашраф. Он не хотел, чтобы я говорила с тобой. И я согласилась с ним.
От злости Стюарт чуть не скрипнул зубами.
— Ашраф слишком много на себя взял. Его убили.
Натали быстро бросила в сторону Стюарта подозрительный взгляд и снова занялась своим лицом.
— Убил не я, — добавил Стюарт. — Я вообще не имею к этому никакого отношения.
— Я и не говорила, что имеешь.
Стюарт заставил себя успокоиться, подавил вспыхнувшую было злость. Оттолкнулся от двери, подлетел к стене, откуда мог видеть отражение Натали в зеркале. Она рисовала себе вокруг глаз зеленые крылья бабочки.
— Почему бы тебе все-таки не позвонить на работу? — спросил он. — Скажи, что у тебя гости издалека.
Она резко развернулась к нему. Накрашенное лицо, искаженное злобой, выглядело жутковатой карикатурой на ту Натали, которую помнил Стюарт, неприятно контрастируя с болезненно бледными руками и дряблой шеей. Стюарт чуть не вздрогнул от захлестнувшей его волны боли и отвращения, с трудом заставив себя не отвести взгляд.
— Я не собираюсь тратить на тебя свое время, — почти прокричала она. — У меня есть другие заботы. Смотри. — Она вернулась в переднюю комнату, подлетела к компьютерному терминалу. Стюарт последовал за ней. На экране компьютера высветилось изображение. Зазвучала странная электронная музыка.
На экране парил ребенок. К груди его была привязана клавиатура электронного музыкального инструмента. По клавишам сновали пальцы — непропорционально короткие и толстые. Хаотичный набор звуков, сливающихся в какофонию, больно резанул Стюарту нервы. Сердце сжалось при виде уродца.
Лицо у ребенка было гладкое, круглое, безмятежное, улыбающееся. Похоже, выражение этого лица никогда не меняется. Голова ненормально большая, невидящие глаза в глубоких глазницах закачены вверх. Ноги карликовые, раза в два короче обычных.
— Это мой сын Андрей, — сказала Натали. — Спинной мозг расщеплен надвое. Сильно недоразвиты речевые центры. Аутизм. Его хромосомы испорчены Шеолом.
Сумбурная и дисгармоничная музыка резала слух, но иногда случались и удачные отрывки. Стюарт смотрел на детское лицо, обезображенное Шеолом, и чувствовал, как внутренности его наполняются холодной смесью боли и ужаса. Способен ли он полюбить такого ребенка?
— Он сможет выжить лишь в невесомости, — продолжала Натали. — За ним нужно ухаживать круглые сутки. Это изображение передается сюда из нашего госпиталя.
Стюарт немного оправился от потрясения, обрел дар речи.
— Его можно вылечить? — спросил он.
Натали пожала плечами.
— Говорить он никогда не сможет. Но остальная часть мозга нормальная. Андрей хорошо обучаем, нужно только заинтересовать его. Но привлечь к себе внимание малыша очень трудно. Может быть, когда-нибудь он даже сможет найти работу. Будет выполнять ее с помощью приборов дистанционного управления, находясь в госпитале. Тогда заработка хватит, чтобы оплатить часть его содержания.
— Он знает, что мы сейчас видим его?
— Когда я включаю трансляцию, в его палате на видеокамере зажигается красная лампочка. Но сейчас он увлечен музыкой и ни на что не обращает внимания. Андрей делает это часами. Это единственное, что ему по-настоящему нравится. — Глаза Натали потеплели. — Вот из-за кого я живу здесь, в Новом Человечестве. Никто не возьмет меня замуж с Андреем. А его я ни за что не брошу. Правда, здесь для биологов наступили тяжкие времена. Мне пришлось перейти на другую работу, неинтересную. Зато я могу содержать Андрея. В Новом Человечестве для этого имеются условия. Многие люди с сильно измененными генами рано или поздно становятся инвалидами. Поэтому здесь для них построили хороший госпиталь.
Стюарту вспомнился человечек-паук, его жуткий высокий голос: «Микробы, понимаете». В глазах защипало. Стюарт снова перевел взгляд на Андрея, едва сдержав нервную дрожь. Вот что означают искореженные гены! Вот отчего погибла любовь.
— Я хочу вам помочь, — сказал Стюарт.
— Нет, — покачала головой Натали. — Это тебя не касается.
— Но это и мои гены.
— Это испорченные гены. Значит, не совсем твои.
— Не все так просто.
— Стюарт, я не хочу стать целью твоего очередного крестового похода за справедливость. — Взгляд ее снова похолодел. — Тот… Альфа постоянно воевал за справедливость. Всюду искал правду. Все пытался с кем-то свести старые счеты, о которых давно все забыли. Все, кроме него одного. И так постоянно. Этого, — посмотрела она на экран, — он не мог простить себе. Он корил себя, что вернулся с Шеола с испорченными хромосомами. Он понял, что сила и ум не всегда могут помочь. Понял, что есть в мире такое, что ему не подвластно. Даже считал, что лучше бы он сгинул тогда на Шеоле. Он начал ввязываться в опасные авантюры, потому что не мог жить с сознанием своей вины за Андрея.
Натали выключила монитор. Музыка оборвалась. Глядя на погасший экран, Стюарт чувствовал, как в нем самом что-то тоже гаснет и умирает — надежды, часть его жизни. Вспомнил голос с видеозаписи без изображения, звон стекла о стекло. Пропитой голос человека, потерявшего все, что имел.
Натали допила кофе, поставила баллончик на полку.
— Я смирилась со всем этим еще несколько лет назад. У меня не осталось к нему никаких чувств. Я устала от него, не было уже сил терпеть его выходки. Он для меня вообще теперь ничего не значит. И ты тоже.
— Но я не он, — возразил Стюарт. И тут же усомнился в своих словах.
— Зачем ты пришел сюда?
— Я хочу помочь.
— Мы не нуждаемся в твоей помощи. Ни я, ни Андрей. Нам хорошо с ним вдвоем. Когда Альфа погиб, выяснилось, что он оставил нам приличную сумму. Он и раньше посылал нам деньги. Мы неплохо обеспечены.
— Я могу обеспечить вас еще лучше.
Натали не ответила. В голове Стюарта крутились тягостные образы. Уроды, сконструированные генными инженерами. Бутылка, звякающая о стакан, и пропитой голос. Уродец с генами, испорченными Шеолом. Электронные звуки терзали память, как отчаянные крики младенцев.
— Мне надо идти на работу, — мягко сказала Натали.
Баллончик с кофе давно уже остыл в руке Стюарта. Он поставил его на полку и вышел из квартиры.
Улица гомонила, полнилась людьми, спешащими на работу. Стюарт пробрался сквозь толпу к голографической схеме, чтобы найти обратный путь в гостиницу.
Возвращаться прежним путем ему не хотелось, слишком живы еще были жуткие впечатления — голубой свет на бледной коже шестиногого чудища, его сатанинское хихиканье.
Стюарт выбрал другую дорогу. Длинную.
15
Стюарт вплыл в свой убогий гостиничный номер. На стене лягушачий ребенок все так же жизнерадостно улыбался светлому будущему. Потрясенный недавними впечатлениями, Стюарт с болью чувствовал, как закаленный вольфрам его прежней решимости рассыпается вдребезги. Решимость треснула от нескольких слов Натали, от открывшейся перед ним печальной картины. Все взорвалось в одно мгновение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
