её спесь в момент исчезает. Чувствую тепло в груди. Пульс начинает ускоряться. Её пухлые губы так близко… Но позволить себе прикоснуться к ним без разрешения – значит, проявить неуважение. Не хочу спугнуть. Я не желаю, чтобы Маша думала, будто у меня лишь одно на уме. Буду действовать по плану: сначала точки над «i», а потом уже всё остальное. Поэтому давлю в себе первичные желания, натягиваю на лицо подобие делового выражения, защёлкиваю ремень и кладу поверх коленей девушки куртку – не весть что, но, может, хоть немного согреет. А затем включаю подогрев сидений и выезжаю на автостраду.
До Машиного отеля едем в угрюмом молчании. Мысли заняты поиском стороны, с которой стоит подойти к нашей проблеме. Среди прочих «переменных» снова начинает фигурировать Мин Хо. Не верю, что его заинтересованность Машей случайна… Нужно как следует обмозговать. Что мы имеем? Сначала этот выхухоль пытается отослать меня в штаты, затем роет информацию, приглашает Соколову на свидание (или что там у них было?), постоянно крутится неподалёку. Вывод: я для него всего лишь очередной конкурент, или паковский выскочка о чём-то догадывается? Если да, то Марию нужно срочно убрать с шахматной доски – слишком много «фигур» поляжет, когда всё завертится. Вот только получится ли убедить Соколову отказаться от должности?..
Увлечённый мыслительным процессом не замечаю, как пролетает время. А может, гнал слишком быстро?..
Паркуюсь. Краем глаза оцениваю ситуацию – Маша всё так же напряжена. Дурной знак. Когда русская нервничает, обычно творит ерунду, принимает неверные решения, вляпывается в неприятности.
– Со Джин, послушай… – начинает она, но я не намерен выяснять отношения в машине, откуда русская может в любой момент выпорхнуть, потому самым бестактным образом выхожу на улицу, хватая с собой зонт.
Дождь по-прежнему остервенело хлещет по плечам. Прячусь от него под «радугой», спокойно огибаю авто, открываю дверь. Маша смотрит на меня потерявшимся котёнком, не решаясь спустить ноги на мокрый асфальт. Протягиваю руку, киваю. Девушка отмирает не сразу, но в итоге принимает помощь и покидает салон. Осталось добраться до номера без ремарок – всё обсудим там, в более-менее уютной обстановке.
Уже привычный путь через ресепшен до лифтов проходит гладко. Я даже на секунду теряю бдительность, решив, что Соколова успокоилась, приняла происходящее и больше «выступать с протестами» не собирается. Однако мне, как никому, известно, что за затишьем обычно следует буря, и Мария не исключение. Она порывиста, слишком впечатлительна, эмоциональна. Ни проливному дождю, ни мокрой одежде, ни продолжительной поездке на машине в полной тишине не потушить беснующееся внутри неё пламя. Если русской что-то взбрело в голову, успокоить её может только…
– Послушай, это всё не то… – будто в подтверждение моих рассуждений, возвращается к ненавистной теме Соколова, как только кабина лифта трогается.
И я могу позволить ей высказаться. Ясно ведь – девчонку тяготит недосказанность. Но, честно признаться, мне плевать: на случившееся ранее, на чёртов ужин, поганца Мин Хо, на всё! Маша сейчас здесь, рядом! Хотела бы остаться с генеральным, даже из ресторана бы не вышла. К чему сомнения, если истинные чувства девушки все сплошь на поверхности?! Я же вижу, как Маша на меня смотрит, чувствую – её ломает от собственных убеждений, в которые она столь яростно верит, но отчаянно жаждет нарушить. Почему? Да потому что я в её жизни – исключение из правил. Собственно, как и она в моей. К тому же, раз уж Маша так сильно переживает из-за перспективы служебного романа, я с готовностью облегчу её бремя, ведь на самом деле Ким Со Джин никакой не начальник! Он парень с улицы, хотелось бы сказать, «простой», но с этим фактом мы разберёмся чуточку позже. И с этой мыслью, пока Соколова, мямля, подбирает слова, я срываюсь с места. Решительно, но бережно, беру в свои ладони раскрасневшееся женское личико и припадаю к желанным губам бескомпромиссным поцелуем.
На мгновение тело прошибает холодный пот – Маша не двигается, её губы безответны… Но она и не отпихивает меня. Это хороший знак?..
Ещё одна попытка. Прижимаюсь сильнее, обнимаю девушку за талию, вминая её в стену. Чувствую еле заметные изменения – Мария тягостно выдыхает, чуть запрокидывает голову, но по-прежнему не отвечает на поцелуй.
Жмурюсь изо всех сил, пытаясь подавить паническую дрожь – не готов проиграть! Пожалуйста, Маша, не отталкивай меня. Ты этого не хочешь! И вдруг ощущаю нерешительное прикосновение холодных пальцев к щеке. Веки невольно распахиваются. Глаза Соколовой напротив – закрываются. А в следующий миг её уста принимают мои.
Будто сотня фейерверков враз взрываются над рекой Ханган, вырывая из тьмы даже самые отдалённые уголки Сеула – так становится светло и ясно, больше никаких сомнений. Все терзания мгновенно исчезают, рассыпаются на цветные искры и гаснут алыми всполохами в небесах, не успевая добраться до глубин наших чувств, в которых и я, и Маша тонем сейчас, крепко сжимая друг друга в объятьях.
Лифт останавливается на этаже. Но мы не в силах последовать его примеру. Чувства кипят. Потребность быть ближе, стать неотделимыми друг от друга, превалирует над всем прочим. Металлические двери расходятся. Замирают. Снова закрываются. И так несколько раз, пока из динамика под потолком не раздаётся голос, через неловкий смешок, просящий покинуть кабину на ломаном английском.
Маша тихо хихикает. Закрывает лицо ладонями. Ей неловко, но она счастлива. И, от вида лучащегося восторгом взгляда, что ещё час назад метал гневные молнии, меня наполняет радость.
– Идём. Хватит с них реалити-шоу, – улыбаюсь я, беру девушку за руку, и, точно подростки, съехавшие с катушек от чистой, не запятнанной выгодами влюблённости, мы бежим к номеру, периодически останавливаясь, чтобы обменяться краткими поцелуями.
А внутри, за закрытыми дверями, где нас никто не потревожит, я с готовностью отдаю Маше всего себя, без масок, притворства, ничего не требуя взамен. Никого в жизни я так сильно не любил… Нет! Я никогда не любил до этих пор.
Около четырёх утра, стоя у окна, глядя на бледный диск луны, освещающий башню Намсан, дразнящую ночное светило искусственной подсветкой, вдруг понимаю – больше не хочу тайн. Оборачиваюсь. Маши в спальне нет, она в душе, однако в воздухе ещё стоит аромат её духов, он же ощущается на языке сладкой горечью, ведь сегодня не было никаких запретов…
Взгляд падает на смятые простыни, разбросанные по полу подушки, одежду. Губы трогает довольная, отчасти даже горделивая, улыбка. Не сказать, что я педант, но хаос в кровати не люблю, однако сейчас получаю истинное удовольствие, созерцая устроенный нами
