близких. Что именно из-за него тринадцатилетний мальчишка был вынужден сломя голову бежать из дома. Правда, сделать это получилось ценой потери младшего брата, которого пришлось бросить в Сеуле. И чем больше мрачных подробностей наполняет воздух некогда уютной комнаты, тем напряжённее становится поза рассказчика: его голос приобретает металлические нотки, на руках прорисовываются вены, а дыхание наполняется тяжестью. Ясно одно – семья Ким потеряла всё из-за «Пак-Индастриал», и этого уже не исправить.
По окончании основной части истории понимаю – не могу пошевелиться. Прокомментировать услышанное тоже не получается. Пока не знаю, как реагировать и что думать в целом. Ситуация похожа на очередной завиток «американских горок».
Грудь охватывает неприятное чувство, оно облепляет сердце колючками, сдавливает, наполняя его тягучей болью, но не моей, а парня, стоящего напротив. Силуэт Со Джина, окутанный невероятно красивыми розоватыми лучами начинающего восхождение солнца, выделяется контрастным темным пятном, заполнившим его мысли. Сложно сказать наверняка, сколько раз за последние полчаса он назвал себя плохим человеком, ничтожеством, не заслуживающим права на счастливую жизнь. Чувство вины выпотрошило его до основания, стёрло из воспоминаний все приятные события, оставив лишь беспроглядную тьму. Но самое главное, в этой комнате не только Со Джин живёт под гнётом сожалений. Я прекрасно знаю, каково этого, мне близка его боль. Слишком близка… И от каждого произнесённого парнем слова, что я невольно пропускаю через себя, эта чертовка расцветает в груди алым цветком, оседая жгучей пыльцой на памяти.
Плавно история достигает отметки нашего общего старта. Со Джин поворачивает голову. Его проникновенный взгляд тут же улавливает мой потерянный. Солнце, настойчиво пытающееся заполнить мягким светом пространство, ласково огибает идеальный мужской профиль. В другой ситуации я бы наверняка восхитилась, но сейчас этот совершенный «пейзаж» не способен завладеть моим вниманием.
– Знаю, я совершил множество ошибок. Вся моя чёртова жизнь одна сплошная ошибка! Но ты, Маша, мы… – с явной тревогой в голосе говорит мистер совсем уже не робот и, опускаясь передо мной на колени, берёт за руки, туго сглатывая.
Заглядываю в его глаза. Дыхание в очередной раз перехватывает. Безумно боюсь, что дальше последует нечто, возводящее очередное «нет» между нами.
– Я пойму, если ты больше не захочешь меня видеть, но и ты пойми. Всё слишком далеко зашло, я не могу отступить. Пак Бён Хо должен заплатить за смерть моих близких. Вот только если с тобой что-то случится, если из-за меня пострадаешь ты… – И Со Джин тягостно вздыхает, опять, роняя голову, почти касаясь лбом моих коленей.
Я же замираю в ожидании. Этот момент сейчас настанет? Теперь появится то самое роковое «но»?..
– Пожалуйста, прости меня за ложь и за то, что прошу тебя уйти из компании, – продолжает Со Джин, на что я несколько раз сбивчиво моргаю.
То есть, это не расставание? Ему кажется, будто просьба уйти с работы станет для меня непреодолимым препятствием?!
– Мин Хо видел нас, он следит за мной, и сложить два плюс два ему труда не составит. Поэтому ты должна уволиться. Знаю, не имею права настаивать, подло с моей стороны. Это я должен был соблюдать осторожность, держаться от тебя подальше, уберечь… Но у меня не вышло. Мне жаль, мне очень жаль, Маша. Прости, если сможешь, за несдержанность, слабость и за мою любовь… – заканчивает Ким, а я еле сдерживаюсь, чтобы не упасть в облегчении на кровать, раскинув руки в разные стороны.
Слабая улыбка трогает губы. Пальцы тут же находят местечко на гладко выбритых щеках парня.
– Эй, посмотри на меня, – произношу мягко, чуть наклоняясь навстречу. – Думаешь, «Пак-Индастриал» для меня важнее тебя? – Склоняю голову на бок, придвигаясь ещё ближе, чтобы показать свою решимость. – Думаешь, ты плохой человек из-за того, что судьба с тобой сотворила? Считаешь, что виноват во всем? – Мои глаза наполняются неподдельной заботой. – Не всегда вещи такие, какими кажутся. Поверь, я знаю, о чём говорю. Много лет назад моя мать сделала всё для того, чтобы я считала себя чудовищем, убившим отца. Всё дело в том, что мы попали в аварию… из-за меня. – Нервный смешок, до боли закусанная губа. – Точнее, не так: видишь, даже спустя восемнадцать лет я продолжаю рассказывать навязанный матерью сценарий. На улице была осень, начало ноября, слишком рано выпал снег, резину мы тогда ещё не успели сменить. Отец не хотел никуда ехать, но у моей лучшей подруги был день рождения, и я устроила типичную подростковую истерику, не желая его пропускать. Так как папа безгранично любил свою малышку и был уверенным водителем, он повёз меня сам, не доверяя таксистам. Снег всё никак не прекращал идти, и в какой-то момент я, тогда даже не успела понять как, ощутила сильный толчок. Машину крутануло, она свалилась в кювет, несколько раз перевернувшись. Отец не выжил, меня успели спасти. Долгие годы я была абсолютно уверена, что виновата в смерти самого дорогого на свете человека. Точнее, моя мать делала всё, чтобы я не забыла об этом ни на секунду. Лишь спустя какое-то время бабушка по линии отца случайно стала свидетельницей очередной мозговой промывки мамы и забрала меня к себе. От неё-то я и узнала, что причиной аварии была не я, и даже не первый снег, а пьяный придурок, вылетевший нам навстречу… – Грустная ухмылка сквозь поджатые губы. Секунда чтобы перевести дыхание. – Но матери было плевать. Я неоднократно пыталась перестать общаться с ней, но она не отставала. Единственной целью её существования стало портить мне жизнь. Поэтому, когда бабушка умерла, я воспользовалась возможностью в виде выигранного гранта на обучение в Америке и уехала из России, разрывая все контакты.
Замолкаю, в очередной раз повторяя про себя слова бабули о том, что в случившемся нет моей вины. Знаю это, понимаю, но смогла ли принять, даже после стольких лет? Чувствую, как пальцы Со Джина накрывают мои руки в немой поддержке, такой необходимой сейчас. Его взгляд полон участия и… любви. Именно это ярче всего доказывает, что связать судьбу с ним – правильный выбор.
– К чему я это всё: разве трагедия, произошедшая с отцом, делает меня плохим человеком? – Заглядываю в такие родные глаза, и, как только слышу категоричное, возмущенное «нет», продолжаю. – Тогда почему желание наказать виновных в гибели родителей делает ТЕБЯ плохим? Почему ты винишь себя в том, в чём обвинять нужно Пак Бён Хо? Знаешь, если бы тот пьяный урод ходил сейчас по земле, беззаботно радуясь жизни, не знаю, чтобы я делала и как бы поступала! Но вряд ли
