– Конечно, хочу! Ответ неверный, – заявил Семёныч.
Ведущий скривился.
– Мы проверяем все вопросы. Ответ верный.
Семёныч поглядел на Мако, как бы на человека глядела амёба, обыгравшая его в шахматы.
– Он был верным вчера вечером. Час назад ему объявили импичмент, и сейчас должно было закончиться голосование. Проверьте данные.
Ведущий нахмурился и приложил руку к уху, где был спрятан наушник. Некоторое время он молчал, прислушиваясь.
Вдруг цифры на табло снова замелькали, и «100 %» сменилось другой надписью – «0 %».
– Действительно! Две минуты назад президентом Варавии стал Лейбо Восемьдесят Девятый! И… Получается, что побеждает Александр Беляев!
Семёныч спокойно ухмыльнулся.
Мако заверещал:
– Это нечестно! Подстава! Я буду писать жалобы! Я…
– Лучше вместо этой ерунды новости почитай, – ответил Семёныч.
Антон откинулся в кресле. Вот, значит, как оно было. Викторина шла в записи, и Прокофьев знал, что Семёныч победит, но смотреть было всё равно интересно. Хотя иногда, глядя на спокойное и равнодушное лицо старшины, своими вопросами и ответами приравнивающего умственные способности других конкурсантов к уровню мартышек, Прокофьев злился. Пока старшина развлекался, Прокофьев расследовал похищение и помогал Рыкову сдать экзамен.
Уже после того как Семёныч вернулся на пост с первым призом, он рассказывал Антону, как смог победить. Оказывается, он сам не знал, какой будет правильный ответ на его вопрос. Просто он получил информацию о готовящемся импичменте президента Варавии. Откуда старшина получил такую информацию – он, конечно же, не сказал. Однако именно благодаря ей Семёнычу удалось одержать победу.
За окном раздалось гудение. Родители вернулись? Рановато.
Антон вышел на крыльцо. Возле дома остановился аэромобиль. Антон заглянул в открытое окно. Внутри сидели похожий на птеродактиля бальмазуанец и покрытый каменными чешуйками рокианец. Оба в форме ГАИ.
– Сержант Антон Прокофьев? – спросил бальмазуанец.
– Так точно. А вы?
– Я лейтенант Арун, это сержант Стакен. – Бальмазуанец вынул корочку. Насколько Антон мог судить на первый взгляд, все двадцать три с половиной уровня безопасности были соблюдены. Голограммы, оттиски, печати и даже сияющий неоном герб службы, который как раз и добавлял ту самую половинку уровня. Это случилось из-за брака на заводе. Вследствие чего пятьдесят процентов созданных корочек оказались с нерабочим элементом. Но переделывать уже ничего не стали, решили, что достаточно и того, что есть. – Вам предписано немедленно явиться в штаб. Мы доставим вас на корабль.
– А в чём причина? – удивлённо спросил Прокофьев.
– Распределение.
– Но ведь оно только через неделю.
– Разве вам не пришло уведомление? Вот и доверяй почте. Решения по всем стажёрам уже приняты и будут оглашены сегодня в 26.30 по галактическому времени.
Прокофьев даже не потрудился ответить. Он бросился в дом, схватил давно собранную сумку, на ходу позвонил родителям, сообщил о своём срочном отлёте и выбежал к машине.
Пока они ехали, Прокофьев провалился в раздумье. Куда же его распределят? Всё зависит от того, сколько известно начальству о том, что происходило на станции за время стажировки. Семёныч наверняка из вредности напишет плохой отзыв. Хотя, зная старшину, он может вообще забыть написать его.
Всё это время лейтенант Арун трещал без умолку. «А у нас на Раподии… А я решил стать гаишником… А хотел стать… А моя тётя…» И так далее и тому подобное. Масса ненужной информации, которая обычно произносится не для того, чтобы её услышали, а для того, чтобы она просто прозвучала.
Через полчаса у Прокофьева уже голова пухла от размышлений о своей судьбе и от трескотни Аруна.
Чтобы отвлечься от невесёлых раздумий, Прокофьев поглядел в окно. Там, вдоль дороги, мелькало поле яблотыкв. Значит, они проезжали поле старика Фреда. Только он как-то умудрялся выращивать это нутианское дерево. От всех известных природе деревьев оно отличалось тем, что росло вверх ногами. Корни дерева стремились вверх, к воздуху, а ствол уходил в землю, и стоило огромного труда заставить его расти так, чтобы ветки с плодами находились неглубоко и урожай можно было собрать, не создавая систему шахт и подземных ходов, сложности которой позавидовали бы даже муравьи.
Однако старик Фред справился. Огромные, больше метра в диаметре и невероятно сладкие плоды яблотыквы залегали не глубже полуметровой глубины.
Экзотика и сладость фруктов способствовали развитию такого стихийного явления, как налёты детей со всех окружающих ферм.
Прокофьев невольно улыбнулся, вспомнив, сколько времени он с друзьями провели на этом поле, играя в прятки и квача. Причём водил всегда старик Фред, пытающийся уберечь урожай от малолетних любителей сладкого.
Машина остановилась, и мысли Прокофьева вернулись из его определённо радостного детства в неопределённое настоящее.
– Приехали, – сообщил Арун. – Подождём немного. Скоро прилетит катер.
Все трое выбрались из машины. Они остановились на большой выжженной площадке, где иногда садились корабли для торговли со стариком Фредом. Рокианец поглядел в небо и застыл, словно статуя. Бальмазуанец поглядел на напарника и скептически заявил:
– Ну вот, опять притворился статуей. Теперь будет пялиться в небо, пока не прилетит корабль. Сколько просил его так не делать! У меня же в генах заложено, что летучим существам со статуями нужно делать.
Прокофьев ухмыльнулся. Однажды Семёныч поделился с ним теорией, почему все расы, обладающие огромной массой и физической силой, не отличаются интеллектом.
«Чтобы выжить, нужна либо сила, либо интеллект, – говорил старшина. – И то и другое не только не нужно, но и вредно. Иначе силач начнёт задумываться, а стоит ли ему бить, и проиграет более тупому, но не раздумывающему».
– А где корабль? – спросил Прокофьев.
Лейтенант Арун сверился с часами.
– Сейчас должен прилететь.
Бальмазуанец покрутил головой.
– Как же я ненавижу аэромобили! – Он потянулся и расправил крылья. Захрустели позвонки. – Если бы не спешили, добирался бы своим лётом.
Прокофьев не ответил. Что-то его смущало. Что-то было неправильно. Глубоко в мозгу появилось ощущение, похожее на зуд, и оно не предвещало ничего хорошего. За три месяца работы с Семёнычем Прокофьев научился доверять этому чутью. Словно в голове поселился ещё один Прокофьев, носящий гавайку с погонами и обожающий кроссворды, и этот второй Прокофьев сейчас многозначительно ухмылялся и всем своим видом давал понять: а я кое-что заметил.
Антон уставился на расправленные крылья Летуна. Точнее, на его правое крыло. Оно было немного больше левого, и мышцы, управляющие кожаными перепонками, были развиты заметно сильнее, чем на другом крыле.
– Да уж, – наконец-то решил поддержать разговор Антон. – У вас на планете, наверное, в аэромобиль никого под пытками не загонишь.
– Это да! – согласился Арун.
Антон до сих пор не понял, что именно его насторожило. Ну, развито одно крыло больше. И что? Стоп! Пока Летун рассказывал в машине всякие истории, он упоминал что-то застрявшее в подсознании Прокофьева! Про дядю бегуна-испытателя? Нет. Про то, как его в детстве хулиганы окунали в грозовые облака? Тоже нет.
Перебирая крупицы информации, которые осели в мозгу Прокофьева за время поездки, он все-таки смог выловить ту кроху, которая не давала ему покоя.
– А с какой вы, говорите, планеты? – спросил Антон.
– С Раподии.
Вот теперь подозрения Антона из маленькой искорки разгорелись в довольно-таки крупный костёр. Развитые мышцы правого крыла значили, что Арун чаще закладывал виражи налево. А что там Семёныч говорил о системе Бальмазу? Что, кроме трёх планет, у них везде правостороннее лётное движение. И Раподия в этом списке не упоминалась.
Значит, Арун соврал насчёт своего места жительства. О чём же ещё он мог соврать?
Да обо всём! А может, кроме названия планеты, всё остальное было правдой. Нужны ещё доказательства.
Прокофьев подошел к сержанту Стакену:
– И он что, так и будет ждать прилёта корабля? Неподвижно?
– Если не случится ничего экстраординарного.
Прокофьев ненавязчиво, но очень внимательно осмотрел рокианца. Особенное внимание обратил на форму. Вот! Как же он сразу не заметил!
Шов на рукаве гимнастёрки был нестандартным. Уж в этом-то Антон был уверен! Форма для всех рас и видов делается на одной планете, а потом доставляется во все окраины Союза. А значит, форма липовая. В этом он был уверен. На форме ГАИ Прокофьев знал каждую ниточку, каждую петельку. В этом плане он был похож на модницу, способную с первого взгляда отличить брендовую сумочку от подделки.
Итак, из штаба за ним не посылали, и распределение не переносили. Надо разобраться, что нужно этим лжегаишникам. Но сначала придётся избавиться от их общества.
