– Немецкий кто–нибудь знает? – Спросил окружающих его бойцов.
– Я Шнайдера из взвода связи видел. – Отозвался капитан, подозвал своего ординарца, дал приказание.
Пока искали связиста Иван рассматривал пленного. Молодой, крепкий, большие крестьянские руки – мозоли ещё не сошли, значит призван недавно. Держится без вызова, не то что его собратья в первые дни войны, но трусости не показывает. Солдат явно хороший. На перебежчика не похож. Скорее всего разведчик.
Прибежал Шнайдер, бодро отрапортовался, увидев пленного уяснил свою задачу.
– Спроси у него – из какой он части? – Иван поменял позу, дёрнул повреждённую ногу, поморщился от боли.
Шнайдер обменялся с немцем несколькими репликами, что–то резко отчитал ему.
– Он говорит, что он – рядовой саперного батальона 8 танковой дивизии 56 танкового корпуса.
– Так что, через нас весь корпус прошёл? – Удивился командир первой роты. – А я думал не больше дивизии.
– После таких боёв от него вряд ли больше дивизии осталось. – Ответил ему Иван.
– А то что – сапёр – врёт. – Уточнил сержант, притащивший пленного. – Нож у него десантный был, сапёры такими не балуются. Разведчик он.
– Уточни у него про корпус, точно ли весь здесь прорывался? – Обратился Иван к переводчику. Тот опять задал вопрос, выслушал ответ, что–то уточнил.
– Так точно, в прорыв пошёл весь корпус, он сам лично видел командира корпуса генерала Манштейна.
– Слушай Шнайдер, а что ты ему отчитывал? – Поинтересовался Иван.
– Да он, товарищ майор, начал возмущаться тем, что немец против немецкой армии воюет. – Ответил переводчик, после секундной заминки. – Ну а я ему ответил, что мои предки в России двести лет живут и другой родины не знают. И я свою родину от любого врага защищать буду, кто бы он не был.
Иван только хмыкнул, похоже не зря он спорил с парторгом батальона по поводу этого немца. Хотя главной причиной его желания оставить немца в батальоне было не знание языка, а то что Шнайдер был великолепным связистом, разбирающимся не только в проводной связи, но и умеющим работать с рацией. Вот и ответ парторгу. Мог бы Шнайдер остаться в траншее и сдаться в плен? Мог! А прорывался вместе со всеми.
– Командир, куда будем отходить? – Спросил командир первой роты.
– Никуда! – Ответил Иван. – Сейчас организованные части немцев пройдут и будем занимать свои окопы. Нельзя пропустить тех, кто за ними попытается прорваться.
– Командир, стоит ли так рисковать! А вдруг немцы к Западной Двине рванут, переправы захватывать.
– Ну и на кой хрен они им нужны? – Весело сощурился Иван, глядя на своего ротного. – Докладывать Гитлеру об очередной победе! После чего геройски подохнуть на этой переправе. Слушай, Костя, ты что бы стал делать, выйдя из окружения.
– К своим стал бы прорываться, – ответил ротный.
– А почему ты решил, что немецкие генералы станут вести себя подругому. Да и горючего у них может хватить только на прорыв в Пруссию. – Иван подумал и добавил. – Или же на захват переправ на Даугаве. Но я твёрдо убеждён, что делать им там нечего.
Иван взмахом руки пресёк возражения своего ротного и стал отдавать приказания, оставшимся в живых после прорыва бойцам. Нужно было выйти к дороге и занять свои траншеи до того, как немцы окончательно выйдут из котла. Надо, пока цела рация, вытащил которую тот же самый Шнайдер, доложить командиру полка о прорыве. Надо сообщить командиру третьей роты старшему лейтенанту Аникушину, что нужно занять брошенные позиции. Отдав все приказания, Иван приподнялся, скользя спиной по стволу дерева, подтянул повреждённую ногу, отсоединил диск ППШ и начал набивать его патронами.
Манштейн мрачно смотрел на последствия встречи его передового батальона с зенитной батареей русских. Эта чертова батарея прикрывала мост через Нярис, который так был нужен его панцерам. Не обнаруженная вовремя, она открыла огонь по голове колонны, за несколько залпов уполовинив личный состав передового батальона моторизованного полка.
Вот такие бывают последствия пренебрежения разведкой. Командир батальона допустивший это заслуживает самого строгого наказания, впрочем, его извиняет то, что первым же снарядом русские сожгли его бронетранспортёр вместе с ним. Вполне заслуженная кара для дурака! Плохо, что его головотяпство стоило корпусу потери двух бронетранспортёров и пяти машин. Да ещё задержки по времени. Пока спешенная пехота обходила эту батарею, пока подошедшие панцеры отвлекали внимание зенитчиков, прошло не менее получаса. А эти чёртовы зенитки за это время подбили ещё три панцера.
Генерал обошёл оторванную от танка башню. Кажется на русской батарее не было бронебойных снарядов, стреляли фугасными. Но от прямого попадания калибром 8,5 сантиметров броня, даже у Pz–IV, защита не очень надёжная. Разведка утверждает, что такую же пушку русские умудрились поставить на самоходное орудие. Какое счастье, что его корпусу не встретилась ни одна батарея таких самоходок.
Манштейн размышлял. Эта война с самого начала пошла не так, как должна была. Упорство противника удивляет. Ни французы, ни англичане никогда бы не пошли на подобный риск – встретить одной батареей такую колонну войск. А то, что русским было прекрасно видно, какая сила на них накатывается, он не сомневался. На западе в таких ситуациях или сдавались, или уходили, взорвав пушки, а то и бросив их на позициях неповреждёнными. Эти же фанатики предпочитают умереть.
Солдаты его дивизий начинают бояться идти в атаку на русские позиции. Рациональным немецким умом трудно понять такое упорство. Можно, конечно, вспомнить разглагольствования Геббельса о страшных еврейских комиссарах, которые своими любимыми маузерами толкают в спину красноармейцев и расстреливают всех, кто пытается отступить. Но ни один из этих злодеев за десять дней войны ему так и не встретился. Он уверен, что и на этой батарее их не было.
Генерал прошёл по разгромленной позиции русских зенитчиков. Как он и ожидал, ни одного комиссара на позиции не было. Ни в красных галифе с балалайкой в руках, как рисуют их пропагандисты Геббельса. Ни в военной форме со знаками отличия политработников, как выглядят они на самом деле. Не было среди погибших красноармейцев и ни одного курчавого брюнета с выпуклыми глазами и вывернутыми еврейскими губами, которого можно было бы объявить переодетым комиссаром. Все солдаты противника были светловолосыми с правильными европейскими чертами лица. Брюнет был только один, но явного монгольского типа.
Манштейн раздраженно дёрнул плечом и поспешил покинуть позицию уничтоженной батареи. Он увидел всё, что хотел.
Батарея вступила в бой с ходу, как только обнаружила накатывающиеся на их позиции транспортёры передового батальона его колонны. Русским даже не пришла в голову мысль сбежать или сдаться. Чёртовы фанатики стреляли даже тогда, когда большая часть расчётов была убита осколками от разрывов снарядов, выпущенных его панцерами. Больше всего его поразил труп офицера, явно командира батареи, повисшего на маховиках наводки орудия. Невероятно, но он стрелял, даже оставшись единственным живым человеком на всей батарее!
Если ему каждый мост придётся брать с такими потерями, то лучше было бы вообще не выходить из котла. Там хотя бы соотношение потерь могло быть обратным.
Генерал сел в свою машину, дал команду своему шофёру Нагелю двигаться вперёд. Обер–лейтенант Шпехт, пользуясь своими правами любимого адъютанта, попытался вставить замечание, но отрезвлённый холодным тоном командира корпуса счёл за лучшее замолчать. В полном молчании генеральский «"Опель"», вместе с остальными машинами колонны, втягивался в очередной островок леса. Генерал понемногу успокаивался. Пока ничего непоправимого не произошло. Потери в пределах допустимой нормы. Правда планом операции предусматривалось, что погибнут они намного позже – уже при смене северного направления движения корпуса на западное. Ну что же, придётся увеличить процент потерь, но русские его всё равно не остановят. Манштейн вновь откинулся на спинку сиденья и попытался забыться тревожным сном, столь нелепо прерванным этой батареей противника.
Подминая подлесок КВ выходил на позицию. Высунувшись из своего люка механикводитель вглядывался в землю, определяя самый лучший путь. Зиновий боковым зрением фиксировал движение ещё одного КВ, позицию которого он назначил в полукилометре от себя.
Пока всё шло согласно разработанному плану. Получив сигнал о прорыве противника старший лейтенант Колобанов выдвинул свою группу к развилке дорог, стараясь перекрыть все возможные пути прорыва. Пять КВ его роты, вытянувшись широкой дугой, надёжно блокировали все три расходящиеся в разные стороны дороги. Торопились врыться в землю бойцы стрелковой роты, приданной его группе. Где–то на флангах, неслышимые из–за дальности расстояния, должны были занимать позиции самоходки CУ-76, пришедшие под его командование в самый последний момент.
