Молодой комбат самоходчиков, узнав о прорыве, немедленно предложил ударить в лоб немецкой группировке. Горячился, кричал о превосходстве классовой теории, а значит и техники над противником.
– Комбат, ты в настоящем бою когда–нибудь был? – Спросил Зиновий, охолаживая не в меру разошедшегося лейтенанта.
– Нет, – немного замешкавшись ответил тот, – а разве это имеет значение?
– Твою, героя, мать. – Скривился от его слов капитан, командир стрелковой роты. – Слышь, лейтенант, у твоей самоходки лобовая броня какая?
– Двадцать миллиметров. – Ответил растерянный комбат. – А что?
– А у немцев не меньше тридцати. – Ответил капитан. – А теперь посчитай с какого расстояния ты их сумеешь пробить? А с какого они тебя? – И разгораясь злостью на сосунка из которого война ещё не выбила геройскую дурь, он продолжил. – А ещё посчитай количество похоронок, которые тебе писать придётся после этого геройского удара. Если, конечно, останешься живым. А ещё заранее напиши похоронку своей матери, чтобы старлей не мучился, сочиняя её.
Далее капитан перешёл на откровенный мат, высказывая всё, что он думает о припадочных героях, способных положить своих бойцов ради желания покрасоваться орденами. Зиновий не прерывал его. Капитан был прав. И если бы он не сказал это, пришлось бы это делать самому старшему лейтенанту Колобанову.
Растерянный лейтенант, совсем ещё пацан, получивший под командование батарею всего месяц назад, был лучшим по подготовке в училище, из которого их досрочно выпустили в конце апреля. Боевого опыта у него, конечно, не было. Их самоходный полк перебрасывали с одного участка фронта на другой, сохраняли как последний резерв на крайний случай. И вот он настал. Полк раздёргали по батареям, разбросали по всем маломальски пригодным для движения танков дорогам в усиление ротам сороковой танковой бригады седьмого танкового корпуса.
Лейтенант не знал, что ему делать – то ли краснеть, то ли возмущаться. Умом он понимал, что капитан прав и сморозил он несусветную глупость, но ведь их в училище так воспитывали. Танковый бой должен быть наступательным, только в атаке можно победить врага. Не сдержавшись он высказал всё это одним духом, обращаясь не столько к капитану-пехотинцу, сколько к молчавшему до сих пор танкисту.
– Можно, конечно, и так. Прямо в лоб! – Ответил ему командир танковой роты. – Но только если другого выхода не останется. Запомни, лейтенант, мы сюда не геройски помирать пришли, а нанести противнику как можно больше вреда. И делать это лучше из засады. Поэтому ты свои самоходки получше спрячешь, а если время будет, то и в землю закопаешь.
Лейтенант только кивал головой, мял руками шлемофон. Наконец, четко повернулся и пошел исполнять приказанное ему командиром.
– Что ты так на него набросился? – Спросил Зиновий пехотинца, когда они остались одни.
– Да был у меня на финской такой вот герой. Поднял взвод в штыковую прямо на пулемёт. – Капитан поморщился от воспоминаний и даже сплюнул. – Ну их, естественно, всех сразу и положили в снег, кого уже мёртвым, а кого только раненым. А пулемёт поливает так, что не подползти. Пока орудие подтащили и законопатили ему амбразуру, взвода считай уже нет. Одного этого героя живым и невредимым вытащили. Я его сгоряча пристрелить хотел, мол погиб вместе со всеми. Да тут на беду журналист какой–то в окопы припёрся. Ты же знаешь, они шпалами пообвешаются, а сами в военном деле ни черта не соображают.
Колобанов в свою очередь поморщился, приходилось и ему в похожей ситуации быть.
– Вот и этот ко мне сразу с вопросами: «"Что этому герою за такой подвиг полагается?"» – Продолжил свой рассказ капитан. – Ну а я и ответил, что неплохо бы расстрелять перед строем за дурость. Зиновий даже рассмеялся от такого поворота.
– Ну хай, конечно, до небес. Меня из капитанов в лейтенанты, из ротного в взводные. Этому герою медаль за «"подвиг"». Правда, потом, когда военкор убрался, командир батальона заставил этого деятеля на каждого погибшего похоронку лично писать. А потом убрали его из полка куда то.
– Как обычно с повышением. – Съязвил танкист. – Глядишь ещё нами командовать будет.
– Всё может быть. – Пожал плечами капитан. – А я после того случая, таких вот героев не выношу.
– Ты присмотри за ним на всякий случай. – Попросил пехотинца Зиновий. – Держи его около своего КП, вдруг опять на геройство потянет.
– Ладно танкист, присмотрю. – Капитан пожал ему руку и поспешил распределять позиции своим взводам.
Выйдя к месту засады танкисты взялись за лопаты, торопясь закопать КВ в землю. Это, пожалуй, единственная ситуация, когда жалеешь, что танк такой большой. Но земля на этот раз попалась мягкая песчаная, работа спорилась и к моменту, когда на дороге появились мотоциклисты немецкой разведки, танк уже стоял, врытый в землю по самую башню.
Немецкая разведка проскочила по дороге дальше. Зиновий отдал своим танкистам, а капитан продублировал для пехоты, строжайший приказ стрелять только по основной колонне, пропуская мотоциклы и прочую разведывательную мелочь. Дорогу предстояло прочно закупорить, а не устраивать показательные стрельбы. Тем более, что данный участок грейдера позволял устроить немцам полноценную засаду. Высокая насыпь проходящая по болотистой низине полого поднималась вверх, чтобы развернуться на небольшом холме с северного направления почти строго на запад. Со своей позиции КВ контролировал всю насыпь. Только бы немецкая колонна не выбрала другую дорогу, хотя и там их тоже ждут.
– Приготовиться. – Отдал команду Зиновий, уловив в свой перископ движение на далёкой развилке.
Потянулись минуты ожидания. Немецкая колонна притормозила на перекрёстке. Протарахтел обратно мотоцикл разведки, не обнаруживший ничего опасного. Наконец передовой танк повернул на правую дорогу, как самую удобную для движения бронетехники.
– Бронебойным. – Отдал команду Зиновий. Клацнул затвор, принимая снаряд. Наводчик приник к окуляру, слегка дорабатывая маховики наводки.
Немецкая колонна шла плотно на сокращённых дистанциях, торопясь проскочить неудобный участок. Передовой танк, выкрашенный в грязносерый цвет вздымая гусеницами лёгкую пыль, которая к подходу хвоста колонны превратится в непроницаемое облако, выползал на холм, закрывая берёзу, назначенную первым ориентиром.
– Огонь. – Скомандовал Зиновий. Старший сержант Усов нажал на спуск, и почти сразу в борту передовой «"тройки"» расцвел огненный цветок разрыва.
Заражающий кинул в казённик второй снаряд. Довернув башню Усов всадил болванку в борт второго танка. Уловив команду командира, развернул орудие и, промахнувшись третьим, четвёртым снарядом подбил танк, шедший замыкающим в колонне.
– Командир, двадцать два танка. – Раздался голос радиста Киселькова. – Хороший улов.
«"Больше похоже на охоту, на стаю волков"», – подумал Зиновий, отдавая команду вести огонь по хвосту колонны, – «"и пока не ясно, чем эта охота закончится"». А на шоссе попаданием накрыло пятый танк. От трёх тянулся дым, два других пока не горели, но накрытие не оставляло никаких сомнений. Немцы пытались маневрировать, но высокая насыпь не давала им сойти с дороги. Пока ещё не определив откуда по ним стреляют, немецкие танкисты открыли огонь по стоящему левее на поле стогу сена, неизвестно почему оставшемуся с зимы. Вскоре от стога ничего не осталось. Наконец кто–то из немцев засёк их положение и первая болванка гулко ударила по башне.
«"Метко стреляют сволочи"», – Зиновий потряс головой, освобождая уши от пробок, возникших после удара, – «"но попасть, господа Гансы, мало, надо ещё пробить"».
– Семь – один в нашу пользу, – кричал радостный Кисельков.
Кто–то сумел организовать, попавшие в засаду немецкие танки, на КВ обрушился целый град бронебойных снарядов. Один за другим они долбили по 25-миллиметровой броне дополнительных экранов, установленных на башне КВ. От маскировки, над которой так старательно работал экипаж, уже не осталось и следа. В пороховом дыму трудно было дышать, бойцы оглохли от непрекращающихся ударов бронебойных болванок о броню танка. Заряжающий работал в бешеном темпе, загоняя в казенник пушки снаряд за снарядом. Усов, не отрываясь от прицела, продолжал вести огонь по вражеской колонне, выцеливая тех, кто ещё вёл ответный огонь.
Перекрикивая грохот выстрелов и удары попаданий, Зиновий доложил о начавшемся столкновении комбату. Связался с остальными танками роты. Все вели бой.
Командир сводного танкового полка 56 танкового корпуса оберст–лейтенант Мюллер устало откинулся на жёсткое сиденье бронетранспортёра. Голос командира первого батальона майора Хофмана, доносящийся из наушников рации, только что перечеркнул радостные мечты командира полка о будущей карьере. Вместо лёгкого прорыва через тылы русских армий, он предрекал тяжёлые бои и грядущее поражение.
