Тут Эдди вдруг сообразил, что то, чего он дожидался, сидя здесь в одиночестве на дороге и размышляя, уже случилось: на небе показалась Старая Звезда. Скоро – через пятнадцать минут или, может быть, и того меньше – вокруг нее загорится целая россыпь созвездий чужой галактики, но пока что в девственной тьме сияла она одна.
Эдди медленно поднял ключ перед глазами так, чтобы звезда оказалась в центральной зарубке, и прочел старое заклинание своего мира, которому его научила мама. Помнится, они опускались, бок о бок, вдвоем на колени перед открытым окном и читали, глядя на первую звездочку, что загоралась на небе в вечерней тьме над крышами и пожарными выходами Бруклина:
– Вижу первую звезду, по секрету ей шепну: у меня, звезда ночная, есть желание одно, я тебе его доверю, пусть исполнится оно.
Старая Звезда мерцала в зарубке ключа – бриллиант, пойманный в ясеневую ловушку.
– Дай мне мужества, – попросил Эдди. – Это мое желание. Дай мне силы закончить, в конце концов, эту штуковину, черт бы ее побрал.
Он еще пару минут посидел на дороге, потом медленно поднялся и пошел вперед к лагерю. Там он уселся поближе к костру, молча достал нож стрелка и принялся за работу, не обмолвившись словом ни с Роландом, ни с Сюзанной. Тонкие завитки стружки снялись с s-образного кончика. Эдди работал быстро, вертя ключ к руках то одной, то другой стороной, время от времени закрывая глаза и проводя большим пальцам по деревянным бороздкам. Он старался не думать о том, что будет, если где-то работа пойдет не так – иначе она бы наверняка застопорилась.
Роланд с Сюзанной сидели тут же, у него за спиной, и молча наблюдали за ним. Наконец Эдди выпрямился и отложил нож. Пот ручьями стекал по лицу.
– Этот твой мальчик, – обратился он к Роланду. – Джейк. Храбрый, наверное, пацан.
– Под горами он вел себя храбро, – отозвался Роланд. – Боялся, конечно, но виду не подавал.
– Жаль, что я так не могу.
Роланд пожал плечами.
– У Балазара ты дрался отважно, а ведь у тебя отобрали одежду. Всегда очень трудно сражаться голым, но ты сумел. И неплохо.
Эдди попытался припомнить подробности упомянутой перестрелки в ночном клубе, но все в сознании его сливалось в какое-то расплывающееся пятно: только дым, шум и свет, пробивавшийся через стену беспорядочными перекрестными лучами. Стену, наверное, разворотили выстрелы из автоматов. Да, скорее всего. Но он не решился бы утверждать это наверняка.
Он поднял ключ вверх, чтобы свет от костра очертил четкой линией все его зарубки, и долго держал его так, приглядываясь в основном к s-образному завитку на конце. Вроде ключ вышел таким же точно, каким Эдди помнил его из сна и из того мимолетного видения в огне… и все же ему не давало покоя смутное ощущение «не того». Почти такой же, но не совсем.
Это все из-за Генри. Опять. Из-за всех этих лет, в течение которых ты был «не того». Ты его сделал, приятель… и сделал по высшему классу. Просто Генри внутри тебя не желает признаться в этом.
Эдди тщательно завернул ключ в кусочек кожи.
– Все. Я закончил. Не знаю, насколько я точно с ним справился, но сделал я все, что мог. – Теперь, когда он закончил ключ и ему больше не надо было об этом переживать, Эдди вдруг ощутил какую-то странную пустоту в душе. Бесцельную и бессмысленную.
– Поешь чего-нибудь, Эдди? – тихо спросила Сюзанна.
«Вот твоя цель, – сказал он себе. – Вот он, твой смысл. Сидит с тобой рядом, сложив на коленях руки. Вся цель и весь смысл, которые есть у тебя и были…»
Но тут в сознание его всплыло нечто… точно волна накатила. Не сон… не видение…
Не видение и не сон. Это память. Так уже было и вот опять… ты вспоминаешь будущее.
– Мне нужно сначала еще кое-что сделать, – Эдди поднялся на ноги.
С той стороны костра Роланд свалил в кучу охапку хвороста для растопки. Перерыв ее всю, Эдди нашел подходящую сухую палку длиною чуть больше двух футов и толщиною в четыре дюйма, вернулся с нею на прежнее место поближе к огню и снова достал нож Роланда. В этот раз он работал быстрее. Никаких творческих вывертов. Просто заострил палку с одного конца наподобие колышка для палатки.
– Мы до рассвета сумеем выйти? – спросил он стрелка. – Мне кажется, мы должны прийти к этому кругу как можно раньше.
– Конечно. Если нужно, мы можем выйти и раньше. Правда, я не хотел бы идти в темноте… по ночам говорящие камни небезопасны… но надо значит надо.
– Судя по твоему выражению, старина, эти камушки небезопасны в любое время, – сказала Сюзанна.
Эдди отложил нож. Земля, которую Роланд убрал, роя яму для костра, лежала кучкой у правой его ноги. Острым концом своей палки Эдди вывел в сырой земле знак вопроса. Знак вышел четким.
– Ну вот, – заключил он, стирая его. – Теперь все.
– Пожалуйте кушать, – сказала Сюзанна.
Эдди честно попытался чего-нибудь съесть, но есть ему не хотелось. Когда же он, наконец, уснул, примостившись к теплому боку Сюзанны, сон его был «жидковатым», но зато без сновидений. Сквозь сон Эдди слышал непрекращающийся вой ветра, и ему представлялось, что он летит вместе с ним высоко в ночи, прочь от дневных забот и тревог, а Древняя Матерь со Старой Звездою невозмутимо мерцают над ним, опаляя космическим холодом его щеки.
В четыре утра Роланд его разбудил.
19
– Пора, – сказал Роланд.
Эдди сел. Рядом с ним, растирая ладонями заспанное лицо, поднялась Сюзанна. Едва в голове у него прояснилось со сна, Эдди весь преисполнился неудержимого пыла.
– Да. Идемте, и побыстрее.
– Он уже близко, да?
– Очень близко. – Эдди встал на ноги, приподнял Сюзанну и усадил ее на коляску.
В ее взгляде читалась тревога:
– А мы успеем?
Эдди кивнул.
– Но впритык.
Три минуты спустя они снова брели по Великому Тракту, что мерцал, уводя в темноту, призрачной полосой. А еще через час, когда небо окрасилось первыми проблесками зари, разгорающейся на востоке, путешественники начали различать далеко впереди монотонный ритмичный гул.
Барабаны, – подумал Роланд.
Машины, – подумал Эдди. Какие-то механизмы.
Сердце, – сказала себе Сюзанна. Огромное сердце, больное… оно бьется еще… и оно в этом городе, куда нам предстоит войти.
Прошло два часа. Странный звук замер, так же внезапно, как и появился. В небе начали скапливаться облака – безликие, белые облака с рваными очертаниями. Сначала они затянули солнце, потом – все небо. До круга стоячих камней оставалось еще миль пять. В пасмурном утреннем свете без тени камни чернели, как зубы поверженного чудовища.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
