тяжесть? — этот вопрос меня удивил.
— Нет, — ответила я и улыбнулась. — Мне очень легко.
— Вот как? — голос тоже удивился.
— Ты стоишь перед ликом Праматери, дитя. Расскажи о своих проступках. Ничего не скрывай. Это ты украла Сердце из храма? — в голосе совсем нет упрека или злости, но улыбка на моих губах начала гаснуть.
— Нет, я его не крала, — с легким сердцем произнесла я. На несколько секунд женский голос умолк, явно удивленный услышанным.
— А как же оно попало к тебе в карман? — голосу явно интересно услышать, что же у нас там произошло.
Я рассказала все, как было. К моему приятному удивлению, мне ничего не помешало и нигде не закололо. Слова даются легко, без малейшего сопротивления.
— Меня собираются выдать замуж за опасного человека, — произнесла я. — Отец уже подписал договор о помолвке. Я сбежала из дома, хоть выходить в город без охраны мне было запрещено. Там я столкнулась с девушкой в плаще такого же цвета, как у меня. Я думаю, что именно она подбросила мне камень.
— Ты видела ее лицо? — заинтересованно спросил женский голос.
— Нет, — покачала головой я.
Встреча с герцогом мало интересовала суд. Я описала ее в общих чертах, но невидимая судья вдруг спросила:
— Что за браслет на твоей руке? Я давно не видела таких.
— Герцог Арренский надел на меня рабский браслет, чтобы я не сбежала от него, — признала я.
— Ты осознаешь, в чем обвиняешь его, Жизель? — голос интонацией призвал меня осторожнее выбирать выражения.
— Я не обвиняю, — поправила я. — Он сделал это в целях безопасности. Так как меня обвиняют в воровстве, он опасался, что на меня могут напасть, или что я решу сбежать.
— Герцог Арренский склонял тебя к чему-либо, чего ты не желала? — уточнил голос со странной интонацией.
— Да, заставил убираться в его доме, — буркнула я в ответ. Мне показалось, что я услышала тихий смешок.
— Желаешь ли ты сознаться в каких-либо преступлениях? — прозвучал неожиданный вопрос.
— Я… — запнулась я. — Я сбежала из дома и предала отца, — созналась я. — Не отправила ему ни одной весточки из страха перед предстоящей свадьбой.
Несколько минут в зале царила тишина. Не могу сказать, что она была напряженной. Напротив, это были легкие и приятные минуты, в течение которых я смогла насладиться светом, заливающим все вокруг. Он дарит невероятное ощущение блаженства, счастья и невесомости.
Знали бы преступники, что суд — это так приятно, то совершали бы кратно больше преступлений.
— Суд над тобой окончен, дитя. Богиня приняла решение, — прозвучал знакомый голос, и всепоглощающий свет, к моему сожалению, исчез. Зал вновь предстал в своем странном виде: круг из двенадцати женщин, белые стены, звенящая тишина.
— Ты можешь идти, — услышала я голос той самой жрицы, которая привела меня сюда. Найдя ее взглядом, я поспешила к выходу.
Сделав шаг, поняла, что я будто оглушенная. Не получается до конца осознать происходящее. Меня отпускают? Или нет?
— А какой приговор? — спросила я, поравнявшись с жрицей.
— Вы полностью оправданы, — с добрейшей улыбкой сообщила мне жрица.
От ее слов я впала в ступор. Так и застыла, круглыми глазами глядя на ее улыбающееся лицо. Оправдана?
— Я? — не могла осознать я.
— Вы, — подтвердила она. — Вы не совершали никакого преступления, и наказывать вас не за что. А вот к герцогу Арренскому у нас есть вопросы. Он ждет вас возле Храма. Передайте ему, чтобы зашел, — попросила жрица.
Я рассеянно кивнула и на негнущихся ногах пошла в сторону выхода. Перед главной дверью меня нагнал секретарь и вручил бумагу, очевидно, с приговором. Все происходящее кажется таким нереальным, словно я попала в сон.
— Девушка! — пытался достучаться до меня секретарь. — Ваша одежда! — он сунул мне в руки сверток, в котором я узнала платье, подаренное герцогом несколько дней назад. — Переоденьтесь! — он очень недвусмысленно указал мне на небольшую дверь. Проскользнув туда, я оказалась в крошечной каморке без окон, зато с вешалкой. Оставив ритуальное платье на крючке, я натянула на себя мятного цвета наряд. Вздохнула, увидев свои открытые плечи, но одобрительно хмыкнула, поняв, что юбка спускается ниже колен. По сравнению с нарядом горничной, в который меня упаковал Полкан, это не платье, а настоящий подарок. Подозреваю, что его передал сюда Эйден, чтобы мне было, что надеть после суда.
Глава 44
Стоило открыть дверь и выйти из храма, как на меня обрушились звуки города: цокот копыт, металлический лязг проезжающих экипажей, множество голосов. Кто-то толкнул меня в плечо — в Храме сегодня много посетителей.
А еще в зените. Когда я прибыла сюда, над столицей царила ночь. Сколько же времени прошло? Мне показалось, что я провела на суде не больше получаса, но это явно обманчивое ощущение. Прошло около шести часов, не меньше!
— Эля! — окликнул меня голос герцога. Я заозиралась, но долго искать не пришлось, ибо он сам нагнал меня.
— Ну что?! — набросился с расспросами Эйден, схватив меня за плечи.
— Я… — хотела было ответить, но тут мой взгляд наткнулся на Полкана, маячившего за спиной герцога. — А он что здесь делает? — вырвалось у меня. Оборотень расплылся в наглой улыбке.
— Для моральной поддержки, — подмигнул он мне.
— Эля! — Эйден слегка встряхнул меня за плечи, заставляя смотреть ему в лицо, а не на Полкана. — Что решил суд? — допытывался он, и прохожие начали коситься на нас.
— Отойдем, — предложил Полкан, и Эйден повел меня в сторону от Храма. Далеко идти не пришлось. Мужчины подвели меня к фонтану напротив святилища, усадили на теплые, нагретые солнцем камни, и нависли надо мной.
— Ну? — с нетерпением спросил Эйден, сложив руки на груди. — Сколько дали?
— Нисколько, — улыбнулась я, возведя на них глаза. Мужчины напряженно переглянулись. Я сразу поняла — мне не поверили. Что ж, раз словам отпущенной девушки они не верят, то, возможно, поверят официальной бумаге. Я вытащила из кармана тот клочок, который мне вручил секретарь. Только сейчас, при свете дня я поняла, что это зачарованный пергамент. Его легко узнать: при попадании на него лучей солнца, он начинает переливаться тысячами крошечных искорок. Такой пергамент невозможно поцарапать, порвать, сжечь и вообще уничтожить.
Эйден взял его в руки и развернул. Он и Полкан склонились над бумагой, и их лица вытянулись от изумления.
— Оправдать? — ахнул оборотень, прочитав мой приговор.
— Ты не рад? — поддела
