крепкого кожаного доспеха, потемневшую от влаги рыжую шерсть, свирепый оскал и глаза, полыхающие янтарным огнем. Но бандиты не успели даже скомкать этот образ в мысль, не говоря уж о том, чтобы понять ее и как-то отреагировать.
Из разодранной в клочья глотки головореза хлынула кровь. Следом его товарищ схватился за свое лицо, часть которого болталась лоскутами на когтях гатляура. На землю оба порождения Тьмы упали уже мертвыми.
Без тени страха Вилбер пробивался к центру стоянки, оставляя алые линии на полотне переплетенных судеб. Каждый новый рывок оканчивался смертью врага, а мечущий желтые искры взгляд сулил погибель любому, кто окажется на пути свирепого зверя.
Консалия следовала за командиром, словно тень, покорно повторяющая смертоносные движения хозяина. Тесак лейтенанта жалил и полосовал незащищенные тела бандитов, оставляя глубокие раны. Вдоль кровавого коридора, пробитого Вилбером, медленно оседали порождения Тьмы, хватаясь за рассеченные глотки и животы. Оружие, снятое с трупов солдат атланской армии, подлетало в воздух, увлекая за собой отрубленные руки, мертвенной хваткой сжимающие рукояти. Багровые потоки, изливающиеся из аккуратных разрезов, гипнотизировали умирающих, осознающих боль, но пока еще не чувствующих ее.
— Да! Сдохните! — воскликнула Консалия, дрожа от эйфории. — Сдохните все!
Черная шкура пантеры блестела от капель дождя и чужой крови. Пьянящий аромат жидкой боли, перетекающей из живого в мертвое, взывал к фра-гатляур, пробуждал ее хищную сущность. Она упивалась боем, трепетала от воплей умирающих, удовлетворенно разглядывала искаженные муками лица, и лишь невероятное усилие воли не давало ей сорваться и окунуться в феерию насилия.
«Но к чему эти рамки? Я еще никогда не была так свободна, как сейчас. А могла бы быть, если бы не он! — лейтенант впилась подернутым алой дымкой взглядом в спину Вилбера и хищно оскалилась: — Я многое поняла. Охота, хищник и жертва… Я стала быстрее, сильнее, лучше! Теперь я настоящий гатляур, истинный! Зачем он меня сдерживает? Неужели боится конкуренции?»
Ее чувства обострились до предела. Консалия пригнулась, прежде чем успела осознать угрозу. Вовремя — лезвие меча описало дугу у нее над головой. Фра-гатляур, не совсем осознавая собственные действия, с силой оттолкнулась от земли всеми четырьмя конечностями, изогнулась в воздухе каким-то немыслимым образом и наотмашь рубанула тесаком снизу вверх.
Демон, который полмгновения назад был уверен, что сумел застать фра-гатляур врасплох, изумленно смотрел на то, как земля и небо вращались, меняясь местами. Вторая половина его тела, рассеченного по диагонали от бедра до плеча, до сих пор стояла на месте.
Консалия с шипением выдохнула и бросилась к командиру, который отбивался от наседающих со всех сторон порождений Тьмы, не подпуская их к пленным людям. Она немного пришла в себя, вспомнив о миссии и долге перед общиной, но странные мысли никуда не исчезли. Во всяком случае, сейчас они не подталкивали ее к необдуманным поступкам, а с остальным можно разобраться потом.
Следом за лейтенантом подоспели остальные гатляуры. Отряд наконец занял оборону вокруг связанных крестьян.
Однако брешь в рядах бандитов, пробитая стремительной атакой Вилбера и Консалии, постепенно затягивалась. Темные начали осознавать масштаб угрозы — полоса изуродованных трупов и отползающие в сторону доходяги, волочащие за собой извалянные в грязи внутренности, говорили сами за себя. Но гатляуров было всего семеро, а бандитов едва ли не шестикратно больше.
Первый шок от внезапного нападения прошел, по большей части благодаря руководству незримого лидера, а пробившиеся к центру стоянки создания Света были связаны обязанностью защищать людей. С таким раскладом главарь бандитов руководствовался предельно простой и действенной тактикой — окружить и уничтожить. Вот только не он один до нее додумался.
Раздался боевой клич. Солдаты Ирьяна выступили на опушку, зажав бандитов в клещи. Дезориентированные порождения Тьмы моментально впали в панику, даже не заметив малую численность нового противника. Все-таки воспоминания о недавнем сражении с армейцами до сих пор преследовали их зудящей болью ран и ноющими от усталости мышцами. Теперь даже вопли главаря не могли привести бандитов в чувство — началась сумятица, постепенно перерастающая в неуверенное отступление, больше похожее на позорное бегство.
Люди Ирьяна действительно оказались способными и опытными бойцами. Несмотря на жидкий строй, они уверенно теснили врага с двух сторон к центру, прямо в мясорубку, учиненную гатляурами. Солдаты без особых проблем отражали неуклюжие выпады легкими походными щитами и тут же контратаковали, не сбивая ровный ряд ни на полшага. Они продвигались вперед, оставляя за собой настил из трупов сонзера, демонов, циклопов и силгримов.
Сырой воздух как будто вздулся, наполнившись криками и стонами. Мечи вгрызались в тела, разменивая жизнь на боль. Когти гатляуров рвали ничем не защищенную плоть. Острые тесаки и кинжалы порхали, распуская веера алых брызг. Копья послушно жалили врагов своих хозяев и тут же возвращались обратно, выводя в пустоте между противниками короткую эпитафию, словно перо, обмакнутое в красные чернила.
Порождения Тьмы один за другим падали во взбитую сотней ног грязь. На небольшой опушке посреди леса живое и мертвое вступило в противоестественную связь, но никто не мог с этим ничего поделать — добро ведь всегда побеждает зло, даже если ради победы приходится быть беспощадным убийцей.
— Добро всегда побеждает зло, — тихо повторил Ферот, наблюдая за ходом битвы.
Атланский епископ, Эберн, Ирьян и оба великана-носильщика стояли на небольшом возвышении с краю опушки. Их вмешательство в ход сражения не требовалось. Однако если для эмиссара происходящее не представляло никакого интереса, а бывалый бригадир привык к подобному за годы службы в армии, то для Ферота это зрелище было в новинку.
Акт жестокости во имя справедливости и покоя в светлейшей Атланской империи. Все правильно, но в то же время… Не перепутались ли где-нибудь понятия? Насилие ради добра, зло во спасение? Почему идеалы Света можно трактовать по-разному? Ведь у абсолюта должно быть только одно прочтение!
— Мы добиваем шайку бандитов, которые разбили отряд гарнизона, разорили деревню и увели людей в плен, — осторожно напомнил Ирьян, взглянув на осунувшееся лицо епископа. — Да, добро всегда побеждает зло.
— Столько смертей, — пробормотал Ферот. — Это, по-твоему, правильно?
— Преступники должны заплатить за злодеяния, — пожал плечами бригадир.
— Жизнью?
— Ну, все честно. Они ведь отнимали чужие жизни. Вот и пришла пора отдавать свои.
— Но так череда убийств никогда не закончится.
— Долго еще? — раздраженно встрял Эберн. — Почему эти отбросы умирают так медленно?
— Скоро все закончится, господин эмиссар, — усмехнулся в пышные усы Ирьян. — Пожалуйста, проявите терпение, свойственное вашей высокой должности.
Черная с рыжими подпалинами шерсть гатляура встала дыбом, но он решил оставить колкость седого бригадира без ответа. Эберн не собирался еще раз
