отдавать себе отчет в потребностях необходимых для жизни нашего общества. Нас окружает сложный враждебный мир. Он раздавит нас, если мы не будем сильными. Но ответьте мне на один вопрос: Как нам быть сильными, если мы во всём потакаем слабым? Как наше общество сможет противостоять угрозам из вне, если мы не способны противостоять порокам разрушающем нас изнутри. Создавая так называемые равные условия для всех мы тормозим способных и сильных, связывая их необходимостью тянуть за собой слабых. Смешивая все краски общества в один цвет, мы получаем серую грязь, вместо богатой диалектики цвета на прекрасной картине нашего города. Я уверен в том, что необходимость социальных перемен очевидна всем разумным гражданам. Но брать на себя ответственность за провозглашение этой простой истины никто не решается. По разным причинам, и нет смысла утомлять ваше внимание их перечислением. Но я, находясь в полной уверенности необходимости действий, и со всей искренностью, на которую способен, заявляю перед вами, благородные мужи: Ждать больше нельзя! Поэтому приняв ответственность я начинаю действовать и всё происходящее в дальнейшем, совершаю руководствуясь только желанием блага для нашего общества.
Когда Флор ещё произносил последние слова, верная гильдии торговцев охрана окончательно заняла стратегические места в зале у окон и выходов. Выстроившись с двух смежных сторон комнаты в две плотные шеренги. Из открытой двери начали передавать арбалеты. По залу прокатился шёпот. Перешедший в ропот выражающий ужас. Флор озирая залу совета, блокированную верными ему людьми, произнёс последние слова своей речи, после которых дорога назад была отрезана:
— Собрание городского совета объявляю арестованным. С этого момента и до того времени пока не будет создано новое правительство и совет, править будет триумвират.
Раздались отдельные возражающие возгласы с проклятиями и угрозами. Но громкий голос начальника городской стражи быстро успокоил залу пообещав расстрелять каждого сквозь толпу кто будет нарушать тишину и порядок переворота.
В это время верные флору люди покидали залу совета. Снаружи запирались тяжёлые ставни. Не заколоченной осталась только одна охраняемая дверь. Зала была блокирована и большинство стражников, необходимых в других местах города тихонько рассосалось в образовавшейся темноте. Только небольшой отряд охранял выход. Арестованным членам совета пообещали поджечь здание если они будут пытаться сопротивляться поэтому все сидели тихо.
Так получилось, что на этом собрание среди присутствовавших женщин, которые могли посещать вече только в качестве гостей, оказалась Евдокия, жена Каната. Она попала на это собрание в поисках главы города, добравшись до которого оказалась в западне. Теперь Дуняша сидела рядом с ним, тихонечко всхлипывая уткнувшись в его массивное плечо и не понимая, что же происходит с её жизнью и миром.
— Что же это вообще такое!? — Тихонечко причитала она всхлипывая. — Что же они творят. Они же всех нас погубят.
— Тише, тише. — Успокаивал её Александр Афанасьевич. — Это не долго продлится сколько горожан, а сколько их. Люди не позволят.
Надо сказать, что плакала не одна Дуня. В зале раздавались ещё причитания и громкие всхлипывания.
Женские слёзы редко оставляют мужчин равнодушными: они либо вызывают жалость, раздражают, возбуждают, иногда злят. У стражников охранявших зал они меньше всего, вызывали жалость. Поэтому в полумраке, сквозь всхлипывания, начали доносится зловещие переговоры солдат:
— С бабами надо что-то делать. — Сказал первый.
— А что с ними можно сделать? — Сказал второй.
Третий сально хихикнул и сказал:
— Они только для одного и подходят, давай самых плаксивых по одной водить на исправление в кладовку.
Все охранники у двери громко засмеялись. Сальные шуточки, разного рода, то и дело доносились из рядов этой неотёсанной публики. Когда арестованные переварили смысл этих фраз в зале наступила гробовая тишина, сквозь которую вдруг прорезался отчаянный женский крик. Это была молоденькая девушка, дочь одного из представителей городской знати. Она не в силах сдержать эмоции выплеснула их в крике, перешедшем в громкий плач. Нарушенная тишина казалась уже не такой обязательной. Наиболее смелые мужские голоса призывали дать отпор:
— Что же они нас как кроликов в ящик посадили. Разве мы не в состояние за себя постоять!?
— Здесь вся городская элита разве мы уже не на что не годны!?
Стражники у дверей быстро сообразили, что их не так уж и много и самый шустрый отправился к начальнику за распоряжением. А остальные приготовились поджечь бочки со смолой стоящие в углу и запереть двери.
На пороге в ярко освящённом створе появился Митрофан — начальник стражи с арбалетом в руках и в лёгком подпитие, потому что для поддержания храбрости с утра он не переставая прикладывался к фляжке. Несмотря на это Митрофан быстро оценил ситуацию и учитывая то, что имеющейся стражи у него не хватит для сдерживания натиска этих людей, решился на отчаянный поступок. Переворот до определённого времени должен был оставаться тайной поэтому поджечь здание городского вече можно было только в крайнем случае. Он громко спросил:
— Кто здесь хочет выразить протест?
Встал пожилой Александр Афанасьевич и вполне примирительным тоном собирался произнести речь, имеющую своей целью добиться компромисса. Прибегая к возможностям своего ораторского искусства ему часто удавалось разрешить конфликты на вечевых собраниях. Но в этот раз он не успел произнести и слова, как получил арбалетную стрелу в сердце. Митрофан опустил оружие и ещё раз хлебнул из своей фляжки.
— Так будет с каждым кто соберётся высказаться. — Сказал он и обвёл глазами полумрак залы. Охранники у дверей подняли угрожающе арбалеты.
Дуня закричала безмолвным криком, рот её открылся в попытке издать истошный вопль, но звук застыл где-то в горле. Находящийся рядом с ней мужчина средних лет с густой русой шевелюрой и такой же кудрявой бородой быстро зажал ей рот и пригнул к земле.
— Тише! — Прошептал он ей на ухо. — Сейчас не время.
В зале воцарилась гробовая тишина. Видимо не одной только Дуне зажали рот. Митрофан хлопнул дверью и вышел. Обращаясь к своему помощнику он сказал:
— Скажи парням, чтобы на баб не зарились. Сейчас нас это до добра не доведёт. Каждое отступление от дисциплины будет сурово караться. Все люди на счету и каждый может понадобится в любой момент. После, когда дело будет окончено, пожалуйста, делайте что хотите. Но не сейчас. Ты понял меня!?
— Да. Так точно.
— Тогда иди и скажи это другим.
Митрофан отправился в одну из маленьких переговорных комнат, в которой обычно совещались тет-а-тет члены городского совета. Сейчас там был организован его кабинет. Открыв дверь, он увидел Флора, сидящего в одном из кресел. Митрофан прошёл молча в комнату и сел в кресло напротив.
— Как дела в зале совета. —
