принесена присяга, пришлось продлить. Тем не менее, цель Генриха ясна. Принесение присяги на верность означало декларацию веры и признания законности английского правления, и если она нарушалась оппозицией внутри герцогства или дезертирством в дофинистскую Францию, мятежник подлежал самым суровым наказаниям. Отныне тех, кто нарушал клятву верности, можно было считать предателями.
По мере завоевания всей Нормандии появлялись новые призывы к тем, кто желал пользоваться преимуществами верности. Для них Генрих был готов (но не всегда мог) предоставить свою защиту, и за 10 денье (позже 4 су, признак инфляции?) те, кто официально приносил ему присягу, могли получить bullette, или пропуск, с гарантией им королевской защиты. Подданство или получение статуса juratus также формально восстанавливало право на собственность. 6 мая 1419 года по просьбе Роберта де Кордея, эсквайра, считавшегося juratus, и в силу своей королевской власти Генрих подтвердил Кордею право на владение всеми землями, которые он имел в Нормандии на 1 августа 1417 года, на тех же условиях, которые действовали на тот момент. Кордей должен был владеть этими землями в соответствии с обычаями герцогства и выполнять свои обязательства, как и прежде. В тексте подчеркивается не только то, что инициатива этого действия исходила от самого juratus, но и то, что Генрих утвердил его в качестве законного владельца владений на 1 августа 1417 года, в день, когда Генрих высадился на берег, чтобы заявить свои права на Нормандию[656]. Ссылки на juratus были средством датировки путем ссылки на событие, которое помнили все. Это был также способ сгладить переход от старого порядка при королях Валуа к новому при Генрихе. Короче говоря, подтверждение, выданное Кордею и многим другим, означало "отсутствие перемен". Именно как представитель "отсутствия перемен" Генрих стремился добиться признания.
Генрих никогда не стремился к масштабной эмиграции. С самого начала он публично объявил тем, кто жил на большом расстоянии от Нормандии (некоторые уехали на юг, вплоть до Пуату в центральной части западной Франции)[657], что хотел бы, чтобы они вернулись. Некоторые так и поступили, другие медлили, не желая принимать решение, так что сроки принесения присяги на верность несколько раз продлевались. Однако после успешного завершения осады Руана Генрих начал действовать все более решительно, что означало для него возможность эффективно управлять герцогством. Ему нужно было навязать себя своим подданным, показать, кто здесь хозяин. Ему не терпелось перераспределить земли, отчасти для того, чтобы вознаградить и поощрить тех, кто верно служил ему, отчасти для того, чтобы обеспечить правильное использование земель для общего благосостояния. Ему нужно было знать, кто его подданные и живут ли они в повиновении ему. Были ли люди за него — или нет?
Картина, в которой Генрих стремился по возможности сохранить старый порядок, в целом подтверждается его отношениями с церковниками герцогства. В течение пяти недель после высадки в Туке священнослужители приходили к королю, чтобы принести ожидаемую от них клятву верности. Генрих немедленно (и, несомненно, с благодарностью) приказал вернуть им их имущество; в его намерения не входило, писал он Джону Эштону, сенешалю Байе, 4 декабря 1417 года, чтобы богослужение каким-либо образом пострадало или умалилось из-за отсутствия материальной поддержки, и те, кто признал его, должны были свободно владеть теми землями и имуществом, которыми они владели раньше[658]. Эти решения, а также еще одно, принятое позднее, в январе 1420 года, освобождающее церковников всего герцогства от налогов на еду и питье[659], свидетельствуют о доброй воле нового правителя к нормандскому духовенству, "классу, об интересах которого, как известно, хорошо заботился захватчик"[660].
Генрих хорошо относился к церковникам, потому что это было его инстинктом, несмотря на то, что церковники и их имущество условно относились к тем, кому предоставлялась особая защита от посягательств солдат. Однако он делал это еще и потому, что нуждался в помощи, которую могли оказать ему церковь и ее духовенство. В преимущественно сельском обществе влияние священника могло быть очень сильным, и мало какой вид мог быть более приятным для Генриха, чем вид народа, который во главе со своим духовенством пришел выразить ему свою преданность. Генрих хотел использовать политическое влияние духовенства и с его помощью добиться контроля над народом.
Это можно увидеть несколькими способами. Norman Rolls содержат множество представлений церковных бенефиций в первые два года оккупации. В некоторых случаях Генрих, возможно, осуществлял то, что обычно было епископальным патронажем; в других случаях, вероятно, это был патронат короны; в третьих случаях это был светский патронат, который не осуществлялся из-за отсутствия (по какой-либо причине) патрона. Генрих хорошо использовал эти возможности и при этом мог назначать духовенство, которое приносило присягу на верность и было обязано ему своим положением; лояльность духовенства, а также то, что оно могло проповедовать ее с кафедры, представляли для него большую ценность.
Так же, как при правильном контроле и вознаграждении, духовенство было группой, которая оказывала Генриху поддержку, так же, в равной степени, оно могло действовать, чтобы подорвать его претензии и положение. Лечение душ, чей пастор дезертировал в знак оппозиции, было постоянным напоминанием о том, что не все приняли англичан, и это была зараза, которая могла распространяться. И все же существовал предел того, что Генрих мог сделать до взятия Руана в январе 1419 года. Как только это было достигнуто, и власть отсутствующего архиепископа могла быть реализована, он вскоре приступил к работе. В течение недели капитул собора Кутанса, который, как говорят, избирал претендентов в каноники и пребенды, получил приказ не избирать епископа и не распоряжаться вакантными бенефициями без королевского разрешения:[661] Генрих был полон решимости осуществлять хотя бы некоторый контроль над продвижением "приемлемого" духовенства. В следующем месяце попытка превратить абсентеизм в политическое преступление была расширена, когда письма в том же духе были разосланы капеллам четырех других нормандских соборов — Руана, Авранша, Эврё и Лизье, запрещая им избирать или назначать на любую церковную должность без специального разрешения короля[662]. В то же время, как предпринимались попытки убедить светских землевладельцев вернуться, так же должны были быть предприняты усилия по привлечению обратно тех священнослужителей, которые "поддерживают партию, выступающую против нашего господина короля, советуя, помогая и подстрекая разбойников и противников короля"[663]. Моральный авторитет духовенства нужно было завоевывать.
Независимо от того, хватало ли у церковников власти или желания обеспечить соблюдение законов, к началу февраля 1420 года Генрих пришел к выводу, что прежние методы не сработали. Теперь он чувствовал себя обязанным призвать
