А по ней стелются туманы. И Виктория ежится.
– Как-то здесь неуютно, что ли… Ты вообще уверена, что этому дракону можно верить?
Нет.
Эва прикусила губу. Она не уверена. Вот совсем-совсем не уверена. А если и вправду? Если ее заманили сюда, обманули, чтобы привела остальных? А теперь возьмут и сожрут? Или чего похуже. Хотя чего уж хуже-то?
Эдди озирался.
Здесь он другой какой-то… Еще выше? Шире? Нет, это вряд ли возможно. Скорее даже, в этом мире он настоящий. А что одет в какую-то потертую куртку, так ему и к лицу.
Ветер…
И нет, не холодно. Скорее, тянет крылья распахнуть. Эва и распахивает, превращаясь в птицу. А потом садится на плечо Эдди.
– Да уж. – У Тори в этом мире волосы черны. Ветер растягивает их, разбирает на пряди, и пряди шевелятся, словно змеи.
Лицо у нее узкое.
Губы алые.
Она красива и страшна одновременно. Но Эва не боится. А еще она видит. И ее видят. И мир вздрагивает, а туман поднимается, сплетаясь в белоснежного зверя.
Дракона.
Милисента, конечно, о драконах рассказывала. Но все одно Эдди представлял их немного иными, что ли? Не такими… внушающими.
Зверюга.
Белоснежная чешуя отливает перламутром. А глаза змеиные, желтые. И это – единственный яркий цвет здесь и сейчас. Башка… башка наклоняется. Медленно. И Эдди обдает горячим дыханием.
– Здравствуй, что ли. – Эдди заставил себя удержаться на месте, хотя больше всего тянуло убраться куда подальше.
Сбежать.
Он не трус. Это не трусость, а благоразумие. А стоять вот так и пялиться на зверя как раз признак величайшей дури. И выходит, что Эдди – дурак редкостный, если стоит и пялится.
Дракон засмеялся.
И стал человеком.
Невозможно, стало быть? Ну-ну… Ладно, это пусть всякого рода умники определяются, что возможно с точки зрения науки, а что нет. Эдди же просто разглядывал человека.
Нечеловека.
Слишком уж он собою хорош. Куда там Сент-Ортону, который тоже весьма неплох и тем бесит, но тут… тут иное.
– Здравствуй, правнук, – сказал дракон.
– Здравствуй… – Эдди слегка замялся. – Прадедушка?
– Много раз «пра».
– Это да… но я как бы не уверен.
Дракон рассмеялся:
– Я уверен. Я слышу свою кровь. Здесь она звучит яснее. И слышу свою плоть… но не у тебя.
И к Виктории Орвуд повернулся. Она же со вздохом вытащила дудочку, которую протянула дракону.
– Ваше?
Пальцы дрожат. И над ней клубится тьма, как и над дудкой.
– Уже нет. Дары не отнимают.
– Я… не уверена, что по праву.
Дракон склонился над ее ладонью и сделал глубокий вдох. Закрыл глаза и протянул руку:
– Позволишь?
Тори кивнула, проворчав:
– Как будто могу отказать…
– Можешь, дитя, можешь… Когда-то большой кровью и болью вы получили право отказывать. Кому бы то ни было. А потом забыли о том. Но ты помни.
Дудочка тоже выглядела настоящей. В этом мире тумана легко отличить настоящее от ненастоящего. Дракон провел по ней кончиками пальцев и поднес к губам.
Дунул.
Звук пролетел по-над миром, и туманы всколыхнулись, оживая. И одна за другой стали подниматься призрачные фигуры…
Люди?
И не только. Но людей больше. Усталые. С изможденными лицами. В грязных потрепанных одеждах, они просто стояли, рядом, но не видя друг друга.
Кто-то в мундире.
Кто-то…
Как мертвецы? Ну да, конечно, те, из Мертвой пустыни.
Сиу.
Выше нынешних. И такие же худые. И лица резкие, чуждые… темная кожа, разукрашенная шрамами, которые складываются в узор.
В один на всех.
Орки.
Их тоже много, почти как людей.
И дракон улыбался. А потом взмахом руки стер всех. И вернул дудочку Виктории.
– Теперь она будет звучать легче, дитя моего брата.
– Что? Вы… нет, глупость это, мы люди…
Дракон склонил голову:
– Конечно, вы люди. Но и не только. Я чую в тебе эхо его Силы, как и в тебе, маленькая птичка. Но нельзя долго прятаться в чужом теле. Так можно и забыть, кто ты на самом деле.
Он взмахнул рукой, и зимородок, до того тихо сидевший на плече Эдди, вновь превратился в Эванору Орвуд. Растрепанную и, кажется, возмущенную.
– Вы когда-нибудь видели бурю на море?
– Ты позвал нас за этим? – Эдди посмотрел, как Виктория держит дудочку. Аккуратно. Осторожно даже. Будто та, черная, побывав в чужих руках, сделалась хрупкой.
– Не только. Но я давно не видел бурь.
И мир меняется. Мир здесь, на Изнанке, текуч, подобен зыбучим пескам и оттого опасен. Эдди успевает взять за руку Эву, и они оказываются на берегу.
Втроем.
– А где… – Эва обернулась. – Виктория?
– Не мешай ей, – сказал дракон.
– Но… она же заблудится?
– Ей надо научиться. Возвращаться в том числе.
– Но…
– Сядь, – велел дракон, однако Эва насупилась и скрестила руки на груди:
– И не собираюсь! Вы должны вернуть мою сестру! Вы ведь обещали, что… что здесь безопасно!
– Здесь безопасно. – Дракон посмотрел на Эдди. А потом снова на Эву. Поднял ладонь, поднес к губам и дунул. Ветер, сорвавшийся с руки, смял девушку, превращая в пташку, а ту закрутил и…
– Что за…
– Спокойно. Она хотела к сестре? Пускай. С ними ничего не случится. Слово.
Слово мертвеца многого ли стоит? Но нынешнее прозвучало. И Эдди понял, что оно нерушимо.
– Если в них тоже кровь…
– Она во всех вас. – Дракон повернулся к берегу. Здесь скалы выдавались из моря, вырастали утесом, с края которого раскрывалась кипящая бездна. И ярились волны, спешили, летели, чтобы рассечь себя о камень, чтобы снова стать пеной.
Раз за разом.
– Мы – дети Творца, сами решившие, что можем творить. И создавшие тех, кого называли детьми. Да только родители из нас вышли хреновые. – Дракон поднял руки, пытаясь поймать ветер. – Но основного это не отменит. В каждом из вас есть частица дракона. В ком-то больше, в ком-то меньше.
И чего он ждет?
Что Эдди придет в восторг? Обрадуется? Хрена с два. От этих драконов ничего, кроме неприятностей.
– Не все из нас были… чудовищами. Кто-то искренне желал помочь. И помогал. Или думаешь, что я один поделился своей кровью и Силой?
– То есть… – Эдди опустился на край утеса. – Маги – это… кто? Потомки драконов? Или потомки тех людей, которым повезло потом получить Силу и кровь дракона?
– Именно.
– И кровь тоже разная, да?
– Верно.
– Отсюда и разные маги… Моя сестра огневик.
– Пока еще да.
– В смысле?
Дракон сдержал улыбку.
– Увидишь. Недолго осталось… кровь драконов к крови стремится. Пусть не сразу, постепенно. Они собираются… Есть звездное серебро, жидкий такой металл.
– Ртуть?
– Может, и она. Видел ли ты когда-нибудь, как она рассыпается на шарики? А после те устремляются, чтобы слиться друг с другом? И стать больше…
– Дар растет. Я понял.
И все-таки не покидало беспокойство. Мудрые беседы мудрыми беседами, но Эва-то где?
– С твоей женщиной ничего не случится, – произнес дракон с легким раздражением. Ну да, ты тут спал пару сотен лет, проснулся, а потомки вместо того, чтобы внимать с почтением, о бабах думают.
Эдди тоже, наверное, обиделся бы.
– Она вечно во что-то влипает, – сказал он.
– С женщинами такое постоянно происходит.
– Так что с моей сестрой? И при чем тут ртуть… хотя да, я понял. У нее как раз собралась большая капля? Так? А потом еще и город, и… в общем, то, что с ней сейчас происходит, это нормально?
– Для человека – не совсем.
– Ей не повредит?
– Зависит от того, сумеет ли она справиться, – спокойно ответил дракон.
Твою ж мать… вот и ищи мудрых советов. Только еще больше запутают.
– Хорошо. У нее Дар огня. А у меня? Хотя я могу пересекать границу мира. Кстати, Изнанка – это же…
– Память. Мира. О том, каким он был.
– То есть ты сейчас только в памяти существуешь?
– И в ней тоже. Все довольно сложно.
