Действительно, небо померкло. И хотя бой продолжался, над головами воинов уже сверкали змеи молний. На юге ночи приходят сразу, темнота опускается стремительно, да еще если небо совершенно захвачено тучами. А так как звезды и луна совершенно не светили, то в двух шагах уже ничего не было видно. В этот момент Федор Лалакон и решил воспользоваться медленным уходом русов и врезался с левого края бронированным отрядом, проделав коридор к воинам Икмора. Чиркнула молния и осветила блестящие доспехи «бессмертных», вырвав из темноты позолоченные, накануне подаренные императором Федору Лалакону изящно-пышные собственные латы со шлемом со страусиным пером. Прогремел гром, будто над головой треснуло и повалилось столетнее дерево, потом кромешная темнота окутала воинов, и грек потерял цель, приглядываясь к темноте. Но как только сверкнула очередная гирлянда света, он получил мощный удар в спину и, падая, был, несмотря на доспехи, разрублен надвое. Икмор стоял, как грозный идол Перун с длинным карающим мечом. Торжественные вопли и крики русов охладили «бессмертных», которые тут же покинули поле.
В то же время Святослав распорядился вывести два смешанных отряда болгар и русов, около двух тысяч человек, в поисках продовольствия. Они под прикрытием непогоды в лодиях, опущенных в воду, благополучно прошли мимо сторожевых кораблей, обшарили всю округу, где покупая, где отбирая, нагрузили полные челны продуктов и даже на обратном пути, заметив отряды береговой охраны греков, собиравших дрова и фураж, многих убили, а некоторые разбежались или попрятались. Русы и болгары спокойно вернулись в крепость.
Цимисхий, очень огорченный смертью Федора Лалакона, а утром узнав о вылазке русов и гибели береговой охраны под самым носом сторожевых кораблей, пришел в бешенство. Он собрал всех военачальников и говорил безостановочно, где повышая голос, а где просто шипел. Он выгодно отличался от императора Никифора Фоки, косноязычного и грубого солдата, потому что в юности обучался риторике. Он мог воздействовать на толпу образностью и логикой речи:
- Вы что? До сих пор думаете, что варвары дураки? Что скифы были степными полчищами и брали только мечом и количеством? Почему же тогда Геродот сказал: «Самые умнейшие люди, которых я знал, были скифы!»? Он также говорил, что у них был величайший ученый Анахарсис, которого он вспоминает с почтением. Скифы придумали нелинючие краски, выделку сыромятных кож и юфти, им принадлежат первые горные работы, что выполняют сейчас рабы, открытия и изобретения. Они изобрели огниво и сталь, которыми вы сейчас пользуетесь. Они практически разбили полумиллионную армию персидского царя Дария и вынудили его покинуть Скифию. И об этом знали древние греки, а вы считаете их дураками? Так вот скажу вам, что Доростола мы не возьмем, пока они будут сыты и пока они будут дурить нас.
Все военачальники, повесив головы, молчали, один только Варда Склир одобрительно качал головой.
- Сейчас необходимо менять тактику войны: долговременная осада крепости, ежедневная бомбардировка, которая должна вызвать недовольство населения, христианская община, внутреннее сопротивление, подкуп и голод в городе. Так знайте, теперь за каждый пропуск скифов в поисках продуктов - смертная казнь. Особенно это касается флотоводцев.
Военачальники, удрученные и напуганные, молча покинули совет. Остались только Варда Склир и Михаил Вурц.
- Теперь как минимум месяц они будут сыты, - сказал Варда Склир.
- Базилевс, - сказал Михаил Вурц, - у меня есть один человек, по имени Хриз, из болгар. Он какое-то время служил комиту Фроду, что нынче живет в Адрианополе. У того ко-мита в Доростоле есть замок, а при нем потайной ход, и только ему и Хризу известный. Он очень узкий, на одного человека. Если воспользоваться им и послать человека, который мог бы организовать открытие ворот, восстание или что-то подобное во время нашей атаки, то мы бы взяли город.
- Любые способы хороши, - ответил император, - сейчас помянем Федора Лалакона. Мы еще поговорим об этом.
День этот стал черным днем для Цимисхия, и он впервые за время похода напился вдрызг.
С тех пор военных действий со стороны греков и русов не происходило в течении сорока дней. Каждая армия занималась своими делами и готовилась к очередным сражениям.
3. Победа и поражение
Это затишье военных действий в продолжение целого месяца нисколько не успокаивало воюющих, но создавало тревожную обстановку не только в осажденном городе, но и в лагере греков. Каждый день военачальники, да и сам Цимисхий, объезжали округи, проверяя посты и заслоны, усиливая оборонную сторону военного лагеря. Император распорядился отправить отряды во все населенные пункты с тем, чтобы предотвратить утечку продуктов в Доростол. Блокада города стала настолько плотной, что начало бедствовать не только население, но и армия русов. Спасала только конина и рыба, которую приспособились вылавливать люди в суровых условиях и только ночью. В сумерках закидывали сети, а ночью вытягивали их. И все же всем не хватало пищи, появились умирающие от голода. И еще не переставали работать метательные машины, посылая на город град камней, тяжелых стрел, горящей пакли и все, что способно было поджечь или разить людей.
Артиллерия греков стояла в стороне от лагеря, ближе к крепости и была укреплена, пожалуй, тщательней и неприступней, чем лагерь. Площадка с метательными орудиями и жилые помещения были окружены глубоким рвом. Во рву и на валу торчали заостренные колья. Выход и вход был один, через подъемный мост, который умело был сооружен греками-бомбардирами и помещался в тылу площадки, по которому ежедневно завозили продукты и снаряды. Куркуас был неплохим хозяйственником, учитывающим все мелочи благоустройства и желающим даже во время войны не чувствовать никаких неудобств. Вместе с бомбардирами отряд его состоял почти из пятисот человек, куда входили обозы с лошадьми и прислугой, охрана и кавалерия, не участвующие в сражениях, а только защищающие метательные машины, которых было восемь громоздких сооружений, построенных по последнему слову техники. Только благодаря им полтора года назад, еще при Никифоре Фоке, была взята неприступная крепость Антиохия. Цимисхий рассчитывал на эти орудия, постоянно обдумывая новый план штурма, хотя и говорил о невозможном, но подпитывал свои надежды прозрением и опытом ведения такой войны, голодом и недовольством населения, поддержкой внутри крепости. И надежды эти все возрастали с сообщением о том, что заговор тщательно готовится. Пока время работало на него. Но он понимал, что с наступлением сезона дождей, а потом холодов большую армию очень трудно будет удерживать в поле, дисциплина и дух войска упадут, а имея такого неистового противника, как Святослав, можно и проиграть войну.
Положение Святослава было еще печальнее. Много было убитых и много раненых. Нужен был за ними уход, и Святослав запретил воинам-женщинам выходить на сражения. С помощью Манфред образован был отряд санитарок, отведена отдельная площадка на бывшем торге, где уже нечем было торговать. За это полагался женщинам очень скромный паек. Но когда наступил интенсивный обстрел города, раненых поместили в монастырь, потому что он находился в конце города и туда просто не долетали снаряды. Святослав собрал всех военачальников полков и отрядов. Рядом с собой он посадил Икмора, который должен был заменить Сфенкеля и стать правой рукой в руководстве войском, слева сидел Улеб, у которого была своя дружина, потом Тур и Ян, бояре новгородской и ладожской дружины, киевлян возглавляли Христен и Борич, за ними Каницер, который начальствовал над тремястами оставшимися варягами, но подчинявшийся вначале Сфенкелю, а теперь Икмору. И, конечно, Шивон, Кол и Божан, у которого тоже осталось немного болгар.
- Как будем дальше жить, други? - спросил Святослав, когда все уселись. - Положение наше не ахти как хорошее. Будем биться, али как?
Святослав умолк. За последнее время он сильно изменился. Буквально год назад, когда вернулся из Киева, в нем чувствовалось буйство энергии, острота взгляда и свежесть лица. Ныне все куда-то ушло. В чубе и на усах появились седые волосы, взгляд более устойчив, будто он проверял, испытывал человека на высказанные слова, мощные руки с крупными ладонями замыкались в единый кулак, и только по шевелению пальцев можно было определить работу мысли. Настроение дружин, его руководителей для него стало значить больше, чем собственные решения, потому он все чаще собирал их, как бы пытая себя, проверяя собственные мысли.
В это время на город снова обрушился град камней, стрел и бочек, заполненных горючим материалом. Бочки раскалывались, и из них, как из голов Змея Горыныча, появлялись языки пламени. Это была придумка Куркуаса, который как-то пригласил Цимисхия на демонстрацию этой бомбардировки и, когда в городе повалил черный дым, получил от императора кольцо. Цимисхий знал, чем награждать своего родственника. Поднялся Волк и возмущенно сказал:
