— Пока не остановим. Думаю долго.
— Тогда давайте поищем родничок. — Кивнул Сотник. — Здешней водой умываться не тянет.
Лица друзей вдруг омрачились. Они озадаченно переглянулись, а Микишка развёл руками.
— А воды тут и не было никогда. Да и откуда ей взяться посреди болот.
— Так, — протянул дружинник. — Тогда по чарке и на поиски дороги.
Услышав голос хозяина, подковылял Ворон, подставил бок, где висела сума. С завистью поглазев как люди утоляют жажду, оглянулся на Шайтана. Козлорогий подступил к берегу, несколько раз нюхнул воду, но пить не стал.
— Погодь маленько, может к вечеру выберемся, тогда и напьёшься.
Чернеющая посреди острова сушина, неохотно рассталась с тремя нижними сучьями. Слеги получились не особо ровными, но достаточно длинными и лёгкими. До темноты все трое бродили вдоль берега, тыкали жердями в чёрную воду и всё больше смурнели. Изредка поглядывали на пылающий заслон и уходящую вдаль тропу, но на гати никого видно не было. Дарька несколько раз отходила к полыхающему концу тропы, закрывала глаза, вспоминала где было продолжение дороги. Однако, всякий раз подходя к выбранному месту, чувствовала под слегой лишь бездонную пустоту.
Солнце, тем временем, потускнело, незаметно подкралось к окоёму и постепенно растаяло в неподвижной дымке, висящей над далёким краем топи. Сотник окликнул замученную Дарьку, махнул рукой Микишке и принялся разводить костёр. Когда спутники подошли, указал им на камни.
— Хватит на сегодня, сядьте, передохните.
Уселись. Невесело посмотрели на унылых коников. Бедные животные несколько раз подходили к воде, но так и стали пить тёмную нездоровую жижу. Мучимые жаждой, даже не глянули на печенье. Микишка не находил себе места. Отложив недоеденный кусок, покачал головой.
— Кусок в горло не лезет, когда эти не кормлены и не поены стоят.
— Это правильно, — угрюмо согласился Извек. — У меня тоже сердце кровью обливается. Только, если мы голодные останемся, им легче не будет. Потому жуй, целая ночь впереди. Как пройдёт ещё не известно, а силы могут понадобиться.
Дарька подняла голову, что—то припоминая, в раздумьи проговорила:
— А давайте их из фляги угостим. Дед как—то корову пивом поил, не помню правда от какой хвори, но пила…
Сотник задумался. Поглядел на флягу, перевёл взгляд на четвероногих бедолаг, хмыкнул.
— А давайте! Пойла у нас сколько хошь, а у меня где—то вёдрышко кожаное завалялось. А ну ка, скакуны, двигайте сюда.
Ворон навострил уши. Едва показалось ведро, потрусил к костру. Пока вино булькало в ёмкость, раздувал ноздри и, судя по всему, запах нравился. Шайтан, услыхав хлюпанье собрата, вытянул морду и робко приблизился. Когда губы коня захлопали по дну, Извек потянул ведро к себе. Не обращая внимание на тычки Ворона в спину, вновь наполнил и шагнул к белоголовому. Шайтан опустил голову, вдохнул незнакомый аромат, нерешительно лизнул. Распробовав, ткнулся мордой, едва не вырвав ведро из рук Сотника. Послышались жадные глотки, прерываемые блаженным урчанием. Дарька с Алтыном облегченно заулыбались. Сотник дождался, пока Шайтан утолит жажду и оглянулся на друзей. Дарькина чашка была полной, а Микишка охотно потянулся за добавкой.
— Надо бы им закусить дать. — предположил он заботливо.
Однако повеселевшие коняги, скорее, тоже дожидались повторения.
— Вряд ли, — серьёзно проговорил Извек. — По—моему они после первой не закусывают.
Кони действительно с удовольствием выхлюпали ещё по полведра и, сцапав по паре лепёшек, довольно отошли в сторону. Повесив ведро сушиться, Сотник вернулся к еде.
Дарька не выпила и половины, когда Микишка снова наполнил свою плошку. Хлебнув, удивлённо замер, но почмокав губами, охотно допил. Крякнул от удовольствия, утёр губы и, закинув в рот кусок печенья, весело проговорил:
— В жизни всегда так. Хорошего много не бывает. Эт как в лесу: пчёл много — мёду мало. А если хорошего много, то это уже вирый, а я туда не спешу. Хотя, если такого пойла много, то это уже наполовину вирый. Он обернулся к Сотнику, и услужливо протянул флягу. Извек подозрительно глянул на лоснящуюся физиономию Микишки и с опаской приложился к фляге. Попробовал, сдвинул брови, хмыкнул. Вино потеряло лёгкость и чудесный вкус. Видимо, фляга не успевала выдавать питьё в таких количествах. Ароматный напиток поменял качества и превратился в грубое, но крепкое пойло.
Однажды Извек уже пробовал нечто подобное. Дело было зимой. Кто—то неосмотрительно оставил в сенях бадейку с брагой и за ночь она промёрзла почти до дна. Утром, пробив корку льда, Извек всё же нацедил ковшик холодной светлой жидкости. Отпив пяток глотков, почувствовал, что питьё уже не то. Пропал привычный дух, а на смену давешней сладости появилась острота и забористость. Через пару мгновений в брюхе загрело, в голове прочистилось, а на душе стало радостно и куражно, будто опрокинул не одну кружку мёда.
Теперь наблюдалось что—то подобное. Наверное фляга, при неуёмных потребностях хозяина, увеличивала крепость напитка или просто не успевала выравнивать вкус, крепость и запах.
— Ну и так хорошо, — смирился Извек. — Теперь не замёрзнем, да и веселей будет.
Он сделал несколько богатырских глотков и передал питьё Алтыну. Ополченец оглянулся на пылающий заслон и, убедившись, что гореть будет долго, приложился прямо к фляге. Кадык подпрыгнул несколько раз. Закупорив посудину, Микишка причмокнул и весело изрёк:
— А больше всего мне нравится, что у нас этого добра не меряно. И нам хватит, и коням хватит… и даже этим, которые с вилами, тоже хватит…
За его спиной, напоенные кони игриво потряхивали головами. Изредка похрапывали, будто обсуждая свои лошадиные дела. Неожиданно донеслось заливистое ржание. Через некоторое время оно повторилось, вразнобой и громче, но уже с третьего раза хор получился слаженный, будто оба скакуна всю жизнь спевались на посиделках.
Сотник искоса глянул на развеселившихся коней, усмехнулся.
— Та—ак! Им больше не наливать.
Дарька хихикнула, но тут же потупила очи и притихла как мышка. Взялась ворошить прутиком угли, но смеющимися глазами постреливала на захмелевших скакунов. Брови Микишки заползли под разлохмаченные вихры.
Эва, гляди, забрало коников, — бодро выговорил он, хотя язык заметно цеплялся за слова. — Мы ещё вроде на чистом глазу, а эти уже веселятся… Не, больше не нальём. Нам самим почти не осталось.
Он бережно поднял бутыль, встряхнул, прислушался к плеску полной посудины и скроил постную физиономию.
— Так и есть! На донышке!.. Не—е не нальём!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
