мешают.
Я сделала пару затяжек и выбросила недокуренную сигарету.
Вроде отпустило.
— Так, давай собирайся. Я уже предупредила бабулю, что ты скоро придешь.
— Слушай, у меня к тебе вопрос.
— Ну?
— Сергей хочет подъехать… к бабуле. Ты не против?
Мама хмыкнула.
— Ну, если дед не убьет, то за ради бога. А что, он тебе предложил встретиться?
— Да. Только с продолжением.
— Вперед. Ну… повторять не стану. Ты меня поняла.
— Да, да, про презервативы помню!
— Ох… доиграетесь вы.
— Да ты не кипишуй. Все пучком.
Через пятнадцать минут я вышла из подъезда.
Двор уже опустел.
Глубоко вдохнула и пошла по дороге, прямо к остановке.
Я видела, как моя главная вражина, шла за мной, не отводя от меня своих глубоких черных глаз.
Такое ощущение, что ей что — то нужно.
А я выпила свое лекарство? Или снова забыла?
Я пропустила машины, проезжающие мимо, и прошла меж двух домов, прямиком к полю.
Огромный участок, заросший травой. На одной стороне сделали некое подобие детской площадки, под окнами жилого дома, на первом этаже которого располагается тот самый продуктовый гипермаркет. О нем речь шла выше.
С противоположной стороны это выглядело вполне обычно. Не считая пару окошек, через которые раньше передавали продукты. Ныне они закрыты и исписаны неприличными граффити.
Как, например, дверь рядом с первым подъездом.
Я вышла к гаражному кооперативу, расположившемуся рядом с котельной.
Высокая труба стояла окруженная серыми пятиэтажками.
Рядышком спорткомплекс с большой площадкой.
Еще выше моя любимая стоматология.
Раньше, проходя через этот участок дороги, я не замечала всей этой обычной поселковой красоты. Хотя проходила здесь не раз.
Погруженная в свои мрачные мысли я не замечала окружающей красоты. Пусть это и в привычном для нас смысле этого слова.
Для кого — это это обычная серая скучная местность с редкими кустарниками и остатками деревьев, которые вырубают почти что каждый год.
Для меня же это целая история. В разное время суток здесь разное настроение.
Хотя человеку с шизофренией все кажется серым, унылым, безрадостным.
Но я люблю это место. Люблю поселок, в котором живу.
За природу. Многие, кто здесь проживал, со мной не согласятся, но я прожила здесь больше вашего.
Не уверена, что в том же Кемерово будет лучше. Там одни серые пятиэтажки.
Навряд ли подобная картина может вдохновить меня на новый день.
Я вышла к центру, и уже через пару минут поднялась к площади.
В то время площадь возле ДК “Угольщиков” выглядела разбитой. Это сейчас там сделали ремонт.
Даже аллею за ДК привели в божеский вид. Там часто прогуливаются пожилые люди, стоят лавочки и сделаны дорожки для любителей роликовых коньков.
Тогда этого всего не было. Просто угробленный участок земли.
Да и ДК выглядел не лучшим образом.
Даже афишу, что стояла буквально в паре шагов от него, превратили в мятый кусок металлолома. Кто — то неудачно въехал в нее на машине.
В том месте, где сейчас находится современная детская площадка, стояли две железные горки.
Их поставили еще во времена молодости моей матери.
Даже я в свое время скатывалась с них, когда шла обратно со школы.
Я посмотрела на часы на своем телефоне.
Время шло к девяти.
Нужно поторопиться, пока Сергей не подъехал.
Мои деды проживали рядом с парком. Он находился рядом с озером. И в том же месте располагался частный сектор, где когда — то жила Аня.
В общем, они проживали недалеко друг от друга. Буквально через дорогу.
Обычный жилой пятиэтажный дом, с продуктовым магазином на первом этаже.
В том же месте располагалась Воскресная школа.
А раньше там была церковь, в которой меня когда — то крестили.
Теперь там просто кондитерская.
Я подошла ко второму подъезду. Рядом стояла пустая скамейка.
Двор выглядел весьма скудно: старая качеля, ободранные лавочки и разбитая, посыпанная гравием, парковка.
И та самая хоккейная коробка.
Деды жили на первом этаже. Бабуля с трудом передвигалась, а в этот год перешла на костыли и инвалидную коляску.
Она не любила инвалидную коляску, так как чувствовала себя унизительно.
— Я даже выйти во двор не могу!.. — жаловалась бабуля. — Ни погулять, ничего! Я просто целыми днями сижу дома одна, пока дед уходит в свой гараж. Я не буду на него жаловаться. Он единственный, кто за мной ухаживает. Только я вас с мамой очень сильно прошу: если он умрет, не оставляйте меня одну. Пусть мама заберет меня к себе. Не хочу оказаться в доме престарелых!..
Но маме она говорила совсем другое.
— Тоня, не оставляй меня с ним! Он меня рано или поздно прибьет! Я же вижу, с каким презрением он ко мне относится! Говорит: “когда ты уже сдохнешь, надоело мне с тобой возиться!”!
Вообще у нее была очень трагичная судьба.
— У меня папа погиб на войне. В сорок первом. Под Ленинградом. Только — только отправили на фронт и почти сразу же убили. Мама тоже погибла. Я в семь лет осталась одна. Меня воспитывал дядя и баба Люба. Дядя военный был, выпил часто. Я зимой ходила в тонких колготках. Ни денег, ни еды. Война! После школы меня отправили в Белово учиться. Собрали мне денег на дорогу и дали мешок сухарей. Все, что у меня на тот момент было. Пойти некуда. У меня в кармане оставалось всего десять копеек. Десять копеек!.. Хорошо, что соседки по комнате меня подкармливали. Это уже потом я замуж вышла, и маму твою родила. А тогда я не знала, смогу ли я выжить. В чужом городе, без копейки денег!.. Вот такая вот история.
И в конце она всегда плакала.
Тяжело ей было это вспоминать.
Кстати, у нее девичья фамилия была Тарасова. Если не ошибаюсь.
Муж ее бил вместе со свекровью. Контролировали каждый ее шаг.
Бабуля должна была вернуться домой в строго обозначенное время. Иначе ее избивали.
Свекровь начала забирать у нее все деньги. И при этом постоянно унижала.
Не ровня она ее сыну была. А сама к тому времени двух дочерей схоронила. От рака легких умерли.
Дед почти каждый день уходил в гараж и возвращался лишь под вечер.
Поэтому я не удивилась, когда бабуля, опираясь на свои костыли, открыла мне дверь.
Она была дома совершенно одна.
— Здравствуй, Настя. Проходи. — Бабуля села на стул рядом с дверью и сложила костыли рядом с собою. — Разувайся. Мама сказала, что ты придешь. Она вроде пол в твоей комнате красит.
— Есть такое, — я сняла свои балетки и поставила их
