— Почему камера открыта? — голос у прокурора был солиднее, чем внешность, он заглянул в камеру. Покосился на бравых молодцов, которых в коридоре был явный переизбыток, сделал вид, что он не трус, шагнул внутрь.
— Можем надеть на него наручники, Виктор Петрович, — предложил кто-то. — Но куда он денется?
«А вдруг прокурора в заложники возьму? — подумал Турецкий. — И начну пробиваться к выходу».
— Ладно, не надо, — прокурор шумно выдохнул, откашлялся. Вместе с ним вошли еще двое, рассредоточились по периметру. «Нет, — подумал Турецкий, — взять в заложники прокурора не удастся. Не похож он на убийцу ценного свидетеля. Таким, как Сыроватое, до пенсии бы доскрипеть».
— Отличились, говорите? — хмыкнул прокурор. — Ну-ну, интересно, интересно… Это и есть ваша крупная рыба? — Прокурор извлек из нагрудного кармана очки, водрузил их на нос и строго воззрился на задержанного. Первое впечатление, как всегда, побеждает — Турецкий изобразил плакатную, немного презрительную улыбку.
— Ну, что ж, любопытно, любопытно…
— Вы смотрите на меня, как на неизвестную работу Дали, Виктор Петрович, — подал голос Турецкий. — Я никого вам не напоминаю?
— Молчать! — рыкнул конвоир. — Отвечать, когда скажут!
— Ну, все, — потерял терпение Турецкий. — Не взыщите, господа, но мне эта ваша провинциальная жизнь начинает надоедать. Странно мы начинаем нашу совместную работу, Виктор Петрович. Или все же, «гражданин прокурор», как вам больше нравится? Может, хватит аккумулировать неприятности на свою голову?
Угрожающе зарычал охранник. Прокурор отступил на шаг, в глазах мелькнула растерянность.
— Вы уверены, что это Звонарев? — пробормотал прокурор, как-то беспомощно покосившись на конвоира. Милиционер пожал плечами — дескать, не ко мне.
— Вот видите, Виктор Петрович, вас уже посетили сомнения, — подбодрил Турецкий. — Еще немного, и недоразумение разрешится. Движемся дальше. Итак, спешу представиться — Турецкий Александр Борисович, человек, о приезде которого вы, безусловно, знаете. И с нетерпением его ожидаете. А вот это, — он ткнул пальцем в оставленную Багульником ориентировку, — типичный Ричард Гир, сравните, прокурор, найдите десять отличий. — Он сунул бумажку Сыроватову. Тот глянул на нее мельком, облизнул губы.
— Татарцев!
В проем всунулась взволнованная физиономия оперативника.
— Слушаю, Виктор Петро…
— На какое имя были документы у этого человека?
— Так он и сказал. Турецкий… Не слушайте вы его, Виктор Петрович, документы липовые, по ним же сразу видно.
— Позвоните Меркулову, — пожал плечами Турецкий, — или еще кому-нибудь в Генеральной прокуратуре. Вы же общались с ними, Виктор Петрович.
Прокурор смертельно побледнел, взялся за грудь. Впечатлительный, сделал вывод Турецкий, и как он проработал всю жизнь на такой должности?
Прокурор выхватил телефон, попятился задом, не сводя глаз с задержанного. Турецкий свысока посмотрел на охранника, который прирос к стене, лег на полку, забросил руки за голову.
— Охраняй, дружище, мой покой…
Влетел взволнованный, с отвисшей челюстью, прокурор. Протянул Турецкому мобильник.
— Слушаю, Турецкий.
В ответ послышалось ехидное хихиканье Меркулова!.
— Прости… — сказал он, перестав смеяться. — Не могу ничего сказать.
— А все же придется, Костя. Скажи прокурору, кто я, и тогда я скажу тебе, кто ты.
— Сказал уже… Не злись, бывает. Ну, и как там, в камере?
— Нормально, — скупо отозвался Турецкий. — Лечим клептоманию клаустрофобией.
— Ладно, — откашлялся Меркулов, — будем считать, что недоразумение разрешилось. Теперь ты убедился, что правоохранительные органы Мжельска работают на всю мощность.
— Лучше бы они вообще не работали, — проворчал Турецкий.
— Тебя не успели обидеть?
— Нет, но они пытались…
— Хорошо. Привет прокурору, — Меркулов снова развеселился. — А убивец Звонарев, на которого разосланы ориентировки по всем прилегающим к столице регионам, действительно местами смахивает на тебя. Такой же элегантный плейбой, и ростом природа не обделила. Если где-нибудь увидишь, то хватай и вяжи. Правоохранительные органы тебе за него, конечно, премию не выпишут, но если ты его сдашь митинским ребятам — а у них «горячий телефон доверия» в развлекательном центре «Олимпия» на Варшавке, — то отхватишь за него баксов сто. Я имею в виду, в тоннах — после отчисления НДС и в пенсионный фонд.
— Да иди ты, — буркнул Турецкий и вернул трубку прокурору.
— Простите, ради бога, Александр Борисович, — бормотал побелевшими губами Сыроватов. — Произошло роковое недоразумение…
— Так просто не отделаетесь, Виктор Петрович, — погрозил пальцем Турецкий. — Что с воза упало, не вырубишь, как говорится, топором. Ваше счастье, что у меня есть чувство юмора. Действуйте, не век же мне сидеть на вашей шконке!
— Кретины безмозглые, кого вы взяли?! — завопил прокурор, выскакивая из камеры. — Только не говорите, что успели сообщить в Москву!
Турецкий засмеялся, забросил руки за голову, вытянул ноги. Коротковата была шконочка. Он повернул голову, приоткрыл один глаз. Сконфуженный охранник на цыпочках удалился из камеры. Отлип от стенки второй, сделав сложное лицо, убрался вслед за коллегой. Дверь осталась открытой. В коридоре бушевала буря. Оправдывался Багульник, уверял, что непременно накажет «отличившихся», что все исправит, обычная милицейская работа…
— И как с такими работать? — пожаловался на «поднадзорных» Сыроватое, вновь возникая в камере. Сел на краешек полки, достал платок, вытер взопревший лоб. — Простите еще раз, Александр Борисович, недоглядели, каемся, исправим, все сделаем для вас в лучшем виде…
— Приступайте, Виктор Петрович, к ликвидации последствий этого карнавала, — лениво пробормотал Турецкий. — Надеюсь, мои справедливые требования вас не шокируют? Мне нужна моя машина. Через час она должна с заклеенными шинами и полным бензобаком стоять перед парадным входом. А лучше полностью заменить колеса на равноценные — предпочитаю резину фирмы «Бриджстоун». Это не слишком накладно для городского бюджета?
— Да, да, разумеется, Александр Борисович, — прокурор кивал, как китайский болванчик. — Это наша ошибка, мы ее немедленно исправим. Взыщем с оперативников. Я позвоню в городской автосервис — у них есть дежурная смена…
— Лучший номер в местной гостинице — со всеми, разумеется, удобствами… можно без девочек. И лично вас на беседу — со всей информацией об обстоятельствах преступлений, о проделанной работе и соображениях, если таковые, конечно, есть. Рабочий день продолжается, Виктор Петрович. Сделали из мухи слона — так кормите его. Надеюсь, мои требования не чрезмерные?
— Что вы, конечно, конечно, все будет, — заволновался Сыроватов. — Насчет гостиницы я давно распорядился. Это наша внутриведомственная гостиница… Насчет ужина тоже не беспокойтесь. Можете выходить, Александр Борисович, вас никто не задержит. Получите веши, подождете меня у входа, хорошо? Мне нужно забежать в одно место…
Прокурор выкатился колобком, а Турецкий закрыл глаза. Он уже практически забыл, зачем сюда приехал…
Дежурный, тщательно пряча глаза, выдал личные вещи. Попросил пересчитать наличность, чтобы у выходящего на свободу (с чистой совестью) не было претензий к органам. Турецкий рассовал пожитки по карманам, прохладно распрощался с дежурным, направился к выходу. Из-за поворота вырулил озабоченный лейтенант Извеков, хмуро глянул на Турецкого, демонстративно отвернулся.
— Извиняться, стало быть, не надо, — не сдержался Турецкий.
А вот Извеков сдержался. Собрался что-то выпалить из всех стволов, но скрипнул зубами, молча проследовал мимо. Зарплата у них тут маленькая, догадался Турецкий, за такие деньги положено не только не работать, но и немножечко вредить. Он посмотрел на часы. Девять вечера, рабочий день давно закончился. Скоро новый начнется.
— Послушайте, любезный, — он обернулся к дежурному и кивнул на коридор, — если я пойду туда, опять попаду в тюрьму?
— Попадете, — согласился лейтенант. — Здание старое, состоит из двух корпусов. В одном изолятор временного содержания, в другом — районное управление. Если хотите попасть на улицу, идите вон туда, — дежурный некультурно ткнул пальцем.
— Вы столь любезны, — раскланялся Турецкий.
Над крыльцом горел фонарь, а вокруг него уже роились первые майские мошки. На улице стремительно темнело. А ведь это не Москва, констатировал Турецкий, воздух здесь другой, не московский. Словно поднялся на невысокую гору — плотность воздуха практически та же, но уже без копоти, свинца, прочих гнетущих составляющих. Где-то далеко прокукарекал петух — сигнал к отбою в курятнике. Перед зданием районного управления стояли несколько машин — два «Уазика» и смешной доисторический «РАФ» — на борту в свете фонаря поблескивала надпись «Передвижной пункт милиции». В нескольких кабинетах на втором этаже горел свет. Что-то трещало у дежурного, в открытую форточку было слышно, как монотонно бубнит мужчина. Турецкий прислонился к круглому столбику, достал сигаретную пачку. В паре метров расположился стенд «Их разыскивает милиция». Подходить туда не хотелось — милиции надо, пусть сама и разыскивает…
