вы держите в руках, — сказал я. — ИЖ-27. Вертикалка. Семьдесят пятого года выпуска. С длиной ствола семьсот тридцать миллиметров. С двумя патронами двенадцатого калибра. На утку.
Я пожал плечами и повторил:
— Оно ведь всё равно вам не нужно, Семён Петрович. А вот деньги вам наверняка пригодятся. Тысяча… нет, полторы тысячи рублей. Отдам вам их прямо сейчас. Они у меня в кармане лежат. Вот здесь.
Я прикоснулся указательным пальцем к правому карману брюк.
— Никакого обмана, Семён Петрович, — заверил я. — Вы сейчас отдадите мне своё ружьё. Возьмёте у меня полторы тысячи рублей новыми «павловскими» сторублёвками. И разойдёмся по домам.
Я улыбнулся — тут же представил, как обезоруживающе выглядела Димкина улыбка.
Сказал:
— Это хорошее предложение, Семён Петрович. Соглашайтесь.
Я сунул два пальца в карман, осторожно (без резких движений) вынул оттуда деньги. Заметил, что ветеран войны всё же опустил свой взгляд. Он посмотрел на зажатые в моей руке новенькие «сотни».
— У меня только два патрона, — тихо произнёс Семён Петрович.
Я снова услышал его слова лишь благодаря порыву ветра.
Я улыбнулся, посмотрел пенсионеру в глаза и заверил:
— Ничего, Семён Петрович. Двух патронов мне вполне достаточно.
Мужчина протянул мне свой свёрток.
Я принял из его рук двуствольное охотничье ружьё, завёрнутое в старое пропахшее нафталином покрывало. Зажал его у себя подмышкой. Отсчитал пятнадцать сотенных банкнот и сунул их в дрожащие руки пенсионера.
— Спасибо, Семён Петрович, — сказал я. — Вы мудрый человек. Желаю вам здоровья. И хорошего дня.
* * *
Завёл двигатель, махнул стоявшему на тротуаре под каштаном Семёну Петровичу рукой. Ветеран Великой Отечественной войны пристально смотрел на мою «копейку». Он словно не понимал, что только что произошло.
Я пропустил мимо своего автомобиля автобус — тот неторопливо двигался к остановке. Плавно нажал на педаль газа, отпустил сцепление. Послушная «копейка» сдвинулась с места и зашуршала шинами по шоссе.
Я поднёс правую руку к лицу. Почувствовал, что она пахла нафталином (как и та невзрачная старая тряпка, доставшаяся мне от ветерана Великой Отечественной войны в нагрузку к основной покупке). Улыбнулся.
Завёрнутое в покрывало охотничье ружьё теперь лежало в багажнике моей машины (я поместил его между сумкой с продуктами и запасным колесом). Я так и не взглянул на ружьё около сберкассы. Потому что оно меня сейчас почти не интересовало.
Хотя и насчёт его использования в будущем у меня в голове уже появились интересные планы. Вот только те планы родились ещё до покупки ружья; до того, как я обменял резаную бумагу из банка СССР на две человеческие жизни.
* * *
Этот вторник двадцать второе июля в прошлой жизни стал моим вторым рабочим днём после отпуска. Начался он с раннего завтрака в компании Нади, всё ещё не вернувшей себе хорошее настроение после освобождения из-под стражи Фролова. Продолжился прочтением «громкой» статьи в газете «Советская Россия». А после полудня мы с Женькой Бакаевым допрашивали свидетелей неудавшегося ограбления сберкассы на проспекте Ленина, завершившегося смертью двух человек. Свидетели тогда в один голос твердили, что сберкассу попытался ограбить восьмидесятипятилетний пенсионер, ветеран Великой Отечественной войны Семён Петрович Самойлов.
Они рассказали, что Самойлов вошёл в помещение сберкассы вскоре после начала её работы. Семён Петрович принёс с собой длинный свёрток, из которого уже в помещении достал двуствольное охотничье ружьё. Он направил своё оружие на молодую кассиршу и дрожащим голосом озвучил свои требования. Свидетели мне признались, что поначалу приняли поступок седовласого ветерана войны за шутку. Все, как один твердили, что поначалу они не испугались. Выходка старика некоторым даже показалась забавной. Многие женщины подумали, что при помощи такой нелепой уловки пенсионер попытался пройти к окошку сберкассы без очереди.
Возмущённые женщины ринулись к Самойлову, оттеснили его от кассы. Тогда лишь некоторые заподозрили «неладное» — по «странному» поведению пенсионера. Но и они «не до конца» поверили в серьёзность его намерений, пока не раздался выстрел. В помещении выстрел из ружья прозвучал оглушительно — посетители и служащие сберкассы притихли. Все запомнили, что у них от громкого звука заложило уши. И все как один сообщили: в помещении запахло пороховым дымом — его «кисловатый» запах некоторые сравнили с дымом от горящей хвои. Признались: они не сразу заметили, что заряд дроби угодил в шею пожилой женщины.
Лопухова Виолетта Викторовна до выхода на пенсию вела уроки истории в седьмой школе Нижнерыбинска. В тот день, двадцать второго июля, она пришла в сберкассу, что бы снять со сберкнижки деньги на подарок для внука. Но не успела: умерла от потери крови, вызванной огнестрельным ранением в шею. Я видел, как много было в помещении сберкассы в тот день крови на том месте, где умерла Виолетта Викторовна. А вот рядом с телом Самойлова тогда крови не было. Свидетели сказали, что Семён Петрович несколько секунд смотрел на истекавшую кровью женщину. Затем он уронил ружьё, устало уселся на пол… и умер от остановки сердца.
В тот же день я выяснил, что Самойлов проживал далеко от той сберкассы, которую пришёл грабить: едва ли не на другом конце города. Двадцать второго июля Семён Петрович добирался до сберкассы на проспекте Ленина почти час, хотя похожие сберкассы были и ближе к его дому. Женя Бакаев тогда предположил, что ветеран войны намеренно отправился так далеко — чтобы его поступок не увидели знакомые, которые все, как один, отзывались о Самойлове, как о честном человеке, как о герое и как о «коммунисте старой закалки». Примерно такую же характеристику Самойлову дал и участковый, с которым я на следующий день побеседовал.
Участковый рассказал мне, что последний год Семён Петрович Самойлов жил впроголодь. Его сын, Олег Самойлов, вернувшийся после очередной «отсидки», забирал у отца все деньги, продал из квартиры отца все ценные предметы. Да ещё и избивал родителя. Об этом участковому не раз сигнализировали соседи Самойловых. Но Семён Петрович на сына в милицию не пожаловался ни разу. «Вы просто не знали Семёна Петровича, — сказал мне тогда бывший однополчанин Самойлова. — Семёну гордыня не позволяла попрошайничать. А жрать он хотел. Вот Сеня и взял в руки ружьё. От безысходности. И с голодухи. Лучше был он тогда своего сына-уркагана пристрелил!»
* * *
В прошлой жизни я однажды посетил квартиру Семёна Петровича Самойлова (пообщался тогда с Олегом Самойловым).
Запомнил, что жили Самойловы в пятиэтажке на улице Лесная, на третьем этаже.
Теперь я отправился в гости к сыну
