class="p1">Вместе с деньгами я отдал Владимиру и все найденные в Димкиной квартире талоны (и на продукты, и на сигареты, и на водку). «У меня спецпаёк», — таинственно сообщил я Вовке, отвергшему поначалу моё щедрое пожертвование в виде неровно нарезанных листов бумаги с чёрными типографскими оттисками и с синими печатями. А вот от чашки чая мой младший брат (теперь я называл его так даже мысленно) не отказался. Тем более что чай в Димкиных закромах я нашёл — очень даже неплохой чай, индийский (такой у нас в городе сейчас не продавали даже по талонам). К чаю я предложил брату вчерашний белый хлеб и банку сгущённого молока (тоже из Димкиных запасов). Вновь мысленно пообещал себе, что прогуляюсь на городской рынок и затарюсь продуктами у местных кооператоров.
Улыбнулся.
Кивнул и ответил:
— С удовольствием.
* * *
Поймал себя на том, что две секунды задерживал дыхание при виде припаркованной около подъезда Вовкиной машины: красного автомобиля ВАЗ-2106, в котором я ездил семь лет, пока не пересел в инвалидное кресло-коляску. Я больше не считал его своим. Потому что без сожаления продал его много лет назад (продажей занимался Женька Бакаев). Тогда, перед продажей (как и сейчас), этот автомобиль не вызывал у меня приятных эмоций. Я с удовольствием избавился от него. И не только потому, что нам с Лизой нужны были деньги. Цвет этой машины и тогда, и сейчас ассоциировался у меня с Надиной кровью, которая «тогда» забрызгала окна и буквально залила в автомобиле переднее пассажирское сидение и коврик на полу.
— Едешь? — спросил Вовка.
Я вышел из оцепенения, кивнул. Уселся в пассажирское кресло — в то самое кресло, в котором умерла Надя.
«Надя не умерла, — мысленно уточнил я. — И в ближайшее время точно не умрёт».
— Это, конечно, не «BMW», как у Лёши Соколовского, — сказал Вовка. — Но вполне рабочая лошадка. Я только год назад в ней движок перебрал. И новые тормозные колодки в мае поставил.
Я невольно усмехнулся: вспомнил, как намаялся с этими колодками.
— Не знаю, рассказал ли тебе Соколовский… — произнёс Владимир, когда завёл мотор.
Он ухмыльнулся, поправил зеркало заднего вида.
— Зинченко сегодня утром на планёрке назвал Лёшу Соколовского мелким бандитом, — сообщил Вовка. — Представляешь? А ещё Лев Олегович пообещал своему главному инженеру, что тот не досидит на своём месте даже до сентября. Потому что он «дружит не с теми людьми». Эти его слова за пол-дня облетели весь город. У нас в отделе их смаковали уже в обед. И все уверены, что Зинченко при помощи своих московских связей раздавит Лёшу, как клопа. Так и говорили, между прочим. Теперь все ждут, когда нашему начальству из столицы пришлют команду устроить Соколовскому травлю. И когда к нам явится подкрепление из столицы…
Я слушал брата и вспоминал, как обсуждал судьбу Лёши Соколовского тогда, в прошлой жизни. Мы с коллегами в тот раз тоже не сомневались, что Лев Олегович Зинченко, директор Нижнерыбинского металлургического завода, Лёше не по зубам. Были уверены, что скоро в Нижнерыбинске высадится десант наших коллег из Москвы. И у нас появится новый председатель Союза кооператоров. Уже представляли Алексея Михайловича Соколовского сидящим в автозаке с блестящими браслетами на руках.
Но жизнь тогда распорядилась иначе: Лев Олегович Зинченко утонул в реке, когда отдыхал в выходные на даче. Главный инженер вскоре занял его место. А председатель у нашего городского Совета кооператоров остался прежний.
«Ты просто волшебник, Дмитрий Иванович», — вспомнил я слова Лёши Соколовского.
ВАЗ-2106 дёрнулся и покатился вдоль дома.
* * *
Вовка распахнул передо мной калитку.
Я вошёл во двор. Отметил, что всё в этом дворе выглядело хорошо знакомым, родным. Напомнил себе, что явился не домой.
Переступил лежавшие на земле подгнившие вишни. Увидел сидевшую во дворе за столом Лизу.
Лиза была наряжена в бежевый сарафан. Босоногая. Прижимала к груди светловолосую куклу Барби. Она поздоровалась со мной. Говорила тихо, будто бы нерешительно. Словно не обрадовалась моему появлению.
Я удивлённо приподнял брови. Мне показалось, что племянница выглядела растерянной, испуганной.
— Привет, пап, — сказала Лиза.
Она посмотрела на остановившегося рядом со мной Вовку, махнула ему рукой.
Я заметил, что мой брат насторожился при виде дочери (так же, как и я).
— Что случилось? — спросил он.
Лиза кивнула на дом и сообщила:
— Пап… там мама. Она плачет.
Глава 2
— … Вова, ты представляешь, они Фролова ещё неделю назад отпустили! — воскликнула Надя. — Просто закрыли дело! Ты понимаешь⁈ Недостаточно улик, они говорят! Как такое вообще возможно⁈
От звуков её голоса задребезжали оконные стёкла и стёкла на дверях серванта. Надя всплеснула руками. Она нервно прошлась по гостиной от стены до стены. Я отметил: Вовкина жена уже не лила слёзы. Это в очередной раз мне напомнило о том, что теперь я не Владимир Рыков. Потому что я прекрасно помнил: при посторонних Надя никогда не рыдала. «Ты для неё почти посторонний, — мысленно напомнил я сам себе. — Ты сейчас всего лишь брат её мужа. Не муж». О том, что Надя недавно плакала, напоминали сейчас лишь её опухшие веки. Но в её голосе слезливости я не слышал.
— … Пять месяцев работы! — говорила Надя. — Я всё подготовила! Бумажка к бумажке! Не подкопаешься! Ему восемь лет светило, не меньше! И это с учётом всех смягчающих обстоятельств. Там не могло быть разночтений!‥
Я сидел на диване в тесной гостиной, следил за мерявшей шагами комнату Вовкиной женой. Мой младший брат уселся рядом со мной. Он изредка задавал Наде вопросы: не из любопытства — так он показывал, что слушал её внимательно. Я смотрел на раскрасневшееся лицо Нади и вспоминал, что в прошлый раз этот разговор проходил не так. Мы тогда с женой вместе сидели на диване напротив телевизора. Надя плакала и едва ли не на ухо шептала мне жалобы. Я гладил её по спине, носовым платком смахивал с её лица капли влаги. Тогда мы в комнате были вдвоём, без Димки.
— … Вова, теперь ты понимаешь, почему меня буквально вынудили уйти в отпуск? — спросила Надя. — И откуда появились вдруг эти путёвки в профилакторий. Ты хорошо поработала, Наденька, говорили они. Ты заслужила хороший отдых…
Я увидел, как Надя в очередной раз разрубила ребром ладони воздух. Подумал о том,
