– Идем!
Я наперед знал всю последующую процедуру. Он вроде бы неожиданно встретит в баре свою тетушку Сал, и я должен буду заказывать выпивку для них обоих.
– О-о! Да здесь тетушка Сал! – объявил Билл, заходя в бар. – Сюрприз!..
Тетушка Сал в свои семьдесят с хвостиком была завзятой болельщицей – с вечной сигаретой в углу рта и с книжечкой-расписанием соревнований, раскрытой на предстоящем заезде.
– Хэлло, миссис Сал!
– Что? А-а… Как поживаете? Вы что-нибудь знаете о заезде в два тридцать?
– К сожалению, нет.
– Ага… – Она заглянула в расписание. – Тритопс прошел взвешивание, но как у него с ногой? – Она подняла глаза и свободной рукой подтолкнула племянника, который никак не мог дозваться официанта. – Билли, закажи что-нибудь для мисс Метьюз!
– Для кого?
– Для Метьюз. Что ты пьешь, Мейзи? – повернулась она к полной пожилой женщине.
– Джин с тоником, спасибо!
– Понял, Билли? Двойное бренди и имбирную настойку для меня и джин с тоником для миссис Мейзи.
Одежда на миссис Мейзи была новая и дорогая. От покрытых лаком волос до сумочки из крокодиловой кожи и отделанных золотом туфель – все кричало, что это мешок с деньгами. На руке, в которой она держала бокал, искрилось кольцо с опалом, обрамленным бриллиантами. Ее умело накрашенное лицо не выражало особой радости.
– Как поживаете? – учтиво спросил я.
– Что? – переспросила тетушка Сал. – О-о, Мейзи, знакомься. Это Чарльз Тодд. Что вы думаете о Тритопсе, Чарльз?
Тетушка Сал озабоченно заглянула в книжечку, а Билли раздал напитки.
– Ваше здоровье! – без особого энтузиазма произнесла Мейзи Метьюз.
– До дна, – отозвался Билли.
– Мейзи немного не повезло, – с сочувствием заявила тетушка Сал.
– Не на того поставила? – усмехнулся Билли.
– Ее дом сгорел дотла.
Удачное начало разговора, что и говорить!
– Ой… – смутился Билли. – Вот несчастье.
– Вы, кажется, потеряли все, Мейзи?
– Все, кроме того, что осталось на мне, – хмуро ответила она.
– Хотите еще джина? – предложил я.
– Благодарю, дорогой.
Когда я вернулся с вновь наполненными стаканами, Мейзи во всех подробностях повествовала о случившемся:
– …Меня там, разумеется, не было, я гостила у сестры моего мужа Бетти в Бирмингеме, и вдруг на пороге появляется полицейский, сетуя на то, как тяжело им было меня найти. К тому моменту, разумеется, уже все сгорело. Когда я вернулась в Уортинг, то увидела лишь груду пепла и трубу камина, торчавшую посредине. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы выяснить, что произошло… Наконец они сказали, что в доме что-то загорелось, но они не знают, какова причина загорания, потому что дома никого не было…
Она взяла джин, улыбнулась, не адресуя никому своей улыбки, и продолжала:
– Так вот, я была как сумасшедшая. Еще бы – так все потерять! И я спросила, почему они не воспользовались морской водой, ведь море рядом с домом. Они же, ясное дело, ответили, что не могли ничего спасти, так как не было настоящей воды. А пожарный, которому я пожаловалась, объяснил, что они не пользуются морской водой, потому что, во-первых, она разъедает оборудование, а во-вторых, помпы засасывают морские водоросли и ракушки, и вообще тогда был отлив…
Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться, но она все-таки почувствовала это.
– Конечно, дорогой, вам смешно, ведь вы не потеряли всего, что собирали Бог знает сколько времени.
– Мне очень жаль, миссис Метьюз. Ваша беда не кажется мне смешной. Просто…
– Я понимаю, дорогой. С вашей точки зрения, действительно это смешно – кругом вода, и нечем залить огонь. Но, поверьте мне, я тогда была просто вне себя.
– Кажется, я сделаю маленькую ставку на Тритопса, – задумчиво сказала тетушка Сал.
Мейзи Метьюз с недоумением посмотрела на нее, а Билли, уже наслушавшийся о пожаре, хлопнул меня по плечу и протянул: «Та-ак», – что было сигналом посмотреть заезд.
«Он уже получил свое», – подумал я и тоже вышел, чтобы посмотреть на скачки с верхней трибуны, где шанс столкнуться со знакомыми был минимальным.
Тритопс упал и пришел последним, сильно хромая. Не посчастливилось его владельцу, жокею и тетушке Сал. Я спустился вниз к смотровому кругу, чтобы взглянуть на чемпиона, которого готовили к забегу, но мне и в голову не пришло рисовать его. Рынок был забит его изображениями до отказа.
Послеобеденное время, как всегда, прошло быстро. Я немного выиграл, немного проиграл, но деньгами нельзя измерить всю зрелищность скачек. Во время последнего заезда я заметил, что на трибуну поднимается Мейзи Метьюз. Ярко-красное пальто, холеное и надменное лицо – тут нельзя было ошибиться. Она остановилась ступенькой ниже, глядя на меня. Воплощенная самоуверенность, хотя и с капелькой сомнения.
– Случайно не вы, – начала она, – тот молодой человек, с которым меня недавно, познакомили в баре?
– Да, миссис Метьюз.
– Я не была уверена. – Ее сомнения развеялись. – Здесь вы выглядите старше.
– Разница в освещении, – согласился я.
Она тоже выглядела теперь старше лет на десять. «А ведь ей далеко за пятьдесят, – подумал я. – Свет в баре всегда обманчив».
– Мне сказали, что вы художник. – В том, как она об этом говорила, ощущалось неодобрение.
Я что-то пробормотал, наблюдая, как скакуны мчатся к финишу.
– Наверное, художники не много зарабатывают, дорогой? – продолжала она.
Я усмехнулся. Мне нравилась ее прямота.
– Все зависит от того, кто ты. Пикассо, например, не жаловался на бедность.
– Сколько вы с меня возьмете, если я закажу вам картину?
– Какую картину?
– Я понимаю, дорогой, что это звучит странно и с моей стороны это самое настоящее сумасшествие, но я решила запечатлеть страшную картину пожарища с одиноко торчащей трубой камина и с полусгоревшей изгородью на фоне моря… Сперва я намеревалась нанять местного фотографа, который снимает свадьбы, чтобы сделать цветное фото, потому что, когда все расчистят и отстроят, никто и не поверит, как все было страшно. Такую картину я хочу повесить в новом доме, чтобы все видели.
– Но…
– Итак, сколько будет стоить картина? Потому что, как вы заметили, у меня не все пропало. Но если сумма выразится в сотнях, то я просто приглашу фотографа.
– Конечно, – серьезно согласился я. – А что, если я сначала приду посмотреть на то, что осталось от дома, и тогда мы будем договариваться о цене?
Она не усмотрела в моем предложении ничего необычного.
– Ладно, дорогой. Только не стоит откладывать, потому что, как только там побывают страховые агенты, я сразу же возьмусь за расчистку.
– Так когда?
– Ну, дорогой, коль скоро вы уже на полпути, то, может, прямо сегодня?
На том мы и порешили. Миссис Мейзи сказала, что могла бы взять меня в свой «ягуар», если у меня нет машины, а домой я смогу добраться поездом из Уортинга.
Я согласился. Если бы я знал, куда приведет меня эта поездка! Но решающий шаг часто делают опрометчиво.
По дороге миссис Мейзи почти не умолкая рассказывала мне про своего покойного мужа, который очень о ней заботился.
– Вообще-то я тоже о нем заботилась, потому что была медсестрой, дорогой. Мы познакомились, когда я ухаживала за его первой женой, у нее был рак. А потом я осталась присматривать за ним, он попросил меня, и я согласилась. Конечно, он был намного старше меня, и он умер больше десяти лет назад. Он очень заботился обо мне, очень…
Она нежно взглянула на огромный опал. Наверняка многие мужья хотели бы, чтобы о них так вспоминали.
– А когда он умер, оставив мне целое состояние, сам Бог велел мне воспользоваться им. Я и дальше вела дела так, как мы делали, когда жили вместе, то есть участвовала в распродажах и аукционах в солидных домах, старалась покупать только хорошие вещи, иногда удавалось купить довольно дешево, и, конечно, было здорово, если вещи принадлежали какому-нибудь известному человеку, какой-нибудь знаменитости… – Она рывком переключила скорость и обогнала маленький фургончик. – А теперь все вещи сгорели дотла, и вся память об Арчи и о местах, где мы были вместе, улетучилась, и, признаюсь вам, дорогой, я просто схожу с ума…
– В самом деле, ужасно для вас.
– Конечно, дорогой, ужасно.
У меня вдруг мелькнула мысль, что уже второй раз за последние две недели я выступаю в роли утешителя.
Мы остановились. Среди небольших особнячков ее дом, вероятно, был самым роскошным. Но сейчас от него остались только обгоревшие стены, определявшие его конфигурацию, черная куча головешек и массивная кирпичная труба посредине. «Ирония судьбы, – мелькнула мысль, – что источник огня пережил сам огонь». Руины были явно «картиногеничны», если можно так выразиться.
– Вот мы и приехали, дорогой. Ну, что вы думаете по этому поводу?
– Очень жарко здесь было!
– Но на пожарах всегда жарко, дорогой. И разумеется, в дереве здесь не было недостатка. В свое время на приморские домики шло только дерево.
