Клапан палатки со свистом распахнулся, и внутрь торопливо вошел штабной писец. С его насквозь промокшего армейского плаща стекала вода.
— Эй, не забрызгай мои бумаги! — крикнул Катон, прикрывая свитки, грудами лежавшие на его рабочем столе.
— Прости. — Штабной писец отступил к входу.
— И какого хрена тебе нужно? — спросил Макрон, откусив кусок черного хлеба.
— Послание от легата, командир. Он хочет видеть тебя и твоего оптиона в своей палатке. При первой удобной возможности.
Катон улыбнулся. Подобное пожелание, высказанное старшим начальником, льстило самолюбию нижних чинов, но по существу означало приказ прибыть немедля. Аккуратно сложив документы и убедившись, что кожаный тент над его столом не протекает, Катон встал и снял висевший перед жаровней плащ. Он был еще тяжелым от влаги и, когда оптион накинул его на плечи и застегнул фибулу, стал липнуть к тунике, однако пропитанная жиром шерстяная ткань приятно согрела тело.
Макрон, все еще жующий, тоже натянул плащ и раздраженно махнул штабному писцу:
— Вали отсюда. Мы и без тебя дорогу найдем.
Писец, завистливо покосившись на жаровню, накинул на голову капюшон и, пятясь, выбрался из палатки. Макрон засунул в рот последний шмат свинины, поманил пальцем Катона и с набитым ртом буркнул:
— Пошли.
Струи дождя хлестали поблескивающие ряды палаток, заполняя водой все углубления неровной почвы. Макрон поднял глаза на затянутое темными тучами вечернее небо и приметил сверкавшие далеко на юге молнии. Там вовсю бушевала гроза. Дождь заструился по его лицу, и он мотнул головой, чтобы отбросить упавшую на лоб промокшую прядь.
— Что за гнусная погода на этом острове!
Катон рассмеялся:
— Если верить Страбону, боюсь, она не улучшится, командир.
Ссылка вызвала у Макрона гримасу.
— Ты что, не мог просто согласиться со мной, а? Обязательно надо было помянуть какого-нибудь долбаного ученого?
— Прошу прощения, командир.
— Ладно. Пошли посмотрим, чего хочет от нас Веспасиан.
ГЛАВА 3
— Вольно, — приказал Веспасиан.
Макрон и Катон, стоявшие в шаге от письменного стола по стойке «смирно», расслабились. Но не слишком, ибо были потрясены, увидев, как вымотан их легат. Когда он оторвал взгляд от заваленного свитками стола, первое, что бросилось им в глаза при свете верхних масляных ламп, — это глубокие морщины на лбу и выражение безмерной усталости.
Веспасиан оглядел прибывших, не зная, с чего начать.
Несколько дней назад центурион, оптион и небольшой отряд специально отобранных людей отбыли из расположения легиона с секретным заданием. Им было поручено забрать сундук с казной, вынужденно утопленный Юлием Цезарем в болоте близ побережья почти сто лет назад. Старший трибун Второго легиона, холеный патриций Вителлий, решил сам прибрать к рукам эти сокровища и во главе банды наемных сирийских лучников напал среди топей в тумане на людей Макрона. Центурион, однако, не спасовал, и благодаря его отваге и умелым действиям затея Вителлин провалилась, а сам он бежал. Однако фортуна, похоже, благоволила к трибуну: во время бегства он увидел обходившую Второй легион с фланга колонну бриттов и успел вовремя предупредить об опасности командование соседнего легиона. В результате бритты потерпели поражение. А Вителлий сумел выставить себя героем. Настоящим героям, знавшим об измене пронырливого трибуна, пришлось с отвращением выслушивать похвалы и рукоплескания в его адрес.
— Боюсь, что я не смогу выдвинуть против трибуна Вителлин никаких обвинений, — заявил Веспасиан. — Ваших показаний для этого недостаточно.
Макрон ощетинился, едва сдерживая ярость.
— Центурион, я знаю таких людей, как он. Ты говоришь, что трибун пытался перебить твоих людей и завладеть сундуком с казной. Это задание было секретным, совершенно секретным. Полагаю, о содержимом сундука знали только я, ты, присутствующий здесь молодой человек и, конечно, Вителлий. Даже если сейчас сундук опечатан, снабжен надежной охраной и находится на пути в Рим, чем меньше народу знает о его существовании, тем лучше. Император заинтересован в сохранении тайны, и никто не поблагодарит нас за предание ее огласке — а ведь предъявлять обвинения Вителлию придется публично, в суде. Кроме того, не знаю, осведомлен ты на этот счет или нет, его отец — близкий друг императора. Нужно мне говорить что-то еще?
Макрон поджал губы и покачал головой.
Веспасиан выдержал паузу, чтобы центурион и оптион основательно уяснили суть его слов. Его самого не радовало, что Вителлий вышел сухим из воды, но тут ничего нельзя было поделать. Помимо сказанного у легата имелись и другие основания не давать хода обвинению, но такие, какими он ни за что и ни с кем бы не поделился. Помимо обязанностей старшего трибуна Вителлий нес также тайную службу, являясь шпионом и соглядатаем самого императора, подотчетным главному императорскому секретарю Нарциссу. Узнай Нарцисс, что Вителлий пытался провести его, дни трибуна были бы сочтены. Но Вителлий сумел позаботиться о том, чтобы Нарцисс никогда этого не узнал. Во всяком случае, от Веспасиана.
Собирая сведения о степени преданности как старших, так и младших чинов Второго легиона императору, Вителлий выяснил, что супруга легата, Флавия Домитилла, причастна к заговору, имевшему целью свержение императора.
На какое-то время Вителлий и Веспасиан оказались в зависимости друг от друга. Каждый располагал информацией, гибельной для другого, если она дойдет до ушей Нарцисса, и поэтому обоим было предпочтительнее держать языки за зубами.
Спохватившись, что он уже некоторое время с отсутствующим видом смотрит на подчиненных, Веспасиан торопливо сменил тему, заговорив о непосредственной причине, по которой к нему были вызваны Макрон и Катон.
— Центурион, у меня есть нечто, что должно тебя обрадовать.
Потянувшись к краю стола, Веспасиан взял маленький пакет, завернутый в шелковую ткань, бережно развернул шелк и извлек крученое золотое ожерелье. Мимолетно остановив на нем взгляд, легат поднял украшение, чтобы его можно было лучше рассмотреть в тусклом свете масляных ламп, и спросил:
— Узнаешь эту вещицу, центурион?
Макрон покачал головой:
— Прошу прощения, командир, но…
— Ну что ж, это неудивительно. Когда ты мог видеть эту вещь, тебе, надо думать, было не до побрякушек. У бриттов такое ожерелье является отличительным знаком вождя. Оно принадлежало некоему Тогодумну, к счастью, уже покойному.
Макрон рассмеялся, неожиданно вспомнив, что это ожерелье и впрямь облегало шею огромного бритта, убитого им несколько дней назад.
