— Как же, меня заморозишь в такой «натуре»! — и Михаил самодовольно похлопал себя по ладно сидящей на нем шикарной дубленке цвета «ольхи».
А Лариса наметанным женским глазом подметила еще и в тон подобранные дубленый козырек с утепленными отворачивающимися «ушками», шикарные замшевые ботинки и перчатки. Перчатки буквально распирало от толстого натурального меха цвета слоновой кости изнутри… Да, такую экипировку не приобретешь в «совдеповских» магазинах, оно и понятно…
— У природы нет плохой погоды, а есть плохая одежда, — сказала журналистка, делая, таким образом, комплимент вкусу музыканта, и поинтересовалась, — так где гуляем?
— У меня столик заказан в ресторане гостиницы «Россия», — сказал Михаил. — Поужинаем, а потом…
— И что же потом? — томным голоском перебила его Лариса.
— Если дама не против, приглашаю в мой номер-люкс. Я туда уже шампанское и фрукты заказал…
— Дама очень даже не против… И вообще, как здорово, Мишель, что сегодня только вечер пятницы, и впереди два выходных! — жизнерадостно воскликнула Лариса и энергично подхватила за руку своего кавалера.
И они — молодые и беспечные, подгоняемые московским морозцем, быстро двинулись в сторону гостиницы «Россия». Впереди их ожидал романтический вечер…
В ресторане Лариса решила полностью положиться на вкус кавалера. Ей было интересно узнать, что любят поесть такие изысканные артистические натуры. Поэтому на каждое заказанное Михаилом для себя блюдо, она согласно кивала головой и произносила с улыбкой в сторону официанта — «дубль два»…
Когда Михаил вежливо озаботился у своей дамы по поводу напитков, она лишь произнесла: «Коньяк, конечно, коньяк. Надо же чем-то согреться в такую лютую стужу».
— Нам коньяку граммов триста, — заказал Михаил, — и чем больше звезд, тем лучше. И еще, — тут Михаил так неподражаемо улыбнулся официанту, — добавьте одну звездочку с неба. Специально для моей дамы…
— Будет сделано, — услужливо отозвался официант, безошибочно, профессиональным чутьем угадывая щедрого на чаевые клиента.
Ларисе нравилось всё. И манера общения музыканта с нею, и с совершенно посторонними людьми. Ей нравилась его щедрость. И скатерть-самобранка, которую он перед нею накрыл. Чего на ней только не было! Расстегаи с семгой, суфле из телятины со сложным гарниром, салат «Столичный», жульены с белыми грибами, всевозможные пирожные, кофе и взбитые сливки…
— Хорошему пианисту нужно хорошо кушать, — сказал Михаил, приглашая Ларису к вечерней трапезе.
— Ой-ёй, от скромности не помрем, — весело отозвалась молодая женщина.
— А к чему нам ложная скромность? — сказал собеседник. — Вообще, я знаешь, сколько в день выступления съедаю… Бывает за сольный концерт сразу несколько килограммов веса теряю…
— Неужели? — удивилась Лариса.
— Точно, точно, я проверял. На пустой желудок не поиграешь. Очевидно, не случайно физическую нагрузку пианиста на концерте сравнивают с работой кузнеца на наковальне…
В этот момент подошел официант, который принес украинский борщ с чесночными пампушками.
— Обожаю борщ, — сказал Михаил. — Да и как в мороз без горячего. Вот только пампушки нам есть с тобой никак нельзя, — молодой мужчина игриво понизил голос, — ты не забыла, что нам целоваться всю ночь?
— Неужели только одну ночь? — игриво-разочарованно произнесла собеседница. А я рассчитывала, по меньшей мере, на три. Мы так долго шли к этой встрече…
Мужчина стукнул себя ладошкой по лбу.
— Ну, какой же я болван. Извини, — Михаил галантно поцеловал руку Ларисе. — У нас даже четыре ночи, ведь я уезжаю только во вторник…
Лариса чуть рассеянно усмехнулась.
— А, вообще, нас может ждать с тобою тысяча и одна ночь, если того пожелает царица…
Михаил нежно взял Ларисину руку у запястья, а потом чуть сдавил его своими длинными пальцами. Потом сжал еще сильнее — очевидно, от нахлынувшего половодья молодых чувств. Но всё равно: так нежно и деликатно.
Лариса буквально задохнулась в отзвуке от этого прикосновения. И чтобы скрыть свое волнение, спросила:
— А ты сам почему не пьешь? Хочешь подпоить наивную девушку?
— Хочу… Ой, как хочу. Я, ведь, коньяк для тебя заказал. А я, вообще-то, как ты правильно подметила, избегаю горячительных напитков. Это что — такой серьезный недостаток для мужчины?
— Что ты, что ты, — Лариса кокетливо повела плечиком, скорее, наоборот. — И добавила беспечно, — ну, тогда налей еще мне последнюю рюмашку, понимая в душе, что это, конечно же, еще не последняя.
Она подперла изящными ручками подбородок, наблюдая за грациозными движениями своего ухажера.
— Послушай, ты был у меня дома, я познакомила тебя со своими родителями. А, ведь, дама о тебе практически ничего не знает, кроме того, что ты — известный музыкант. Но когда я смотрю на твои роскошные кудри, высокий лоб, кожу и цвет лица, которым могла бы позавидовать любая девушка… Или — на твою стать и изысканные манеры… Я вижу… Нет, я просто чувствую, что ты слеплен из какого-то совершенно другого теста. В тебе нет плебейства. В тебе чувствуется, — тут Лариса немного помолчала, очевидно, подбирая нужное слово, — порода. Да, какая-то совершенно иная порода. Ты, словно, каких-то голубых кровей… Расскажи мне, откуда ты такой взялся?
Михаил сидел, откинувшись на спинку кресла, прикрыв глаза. Весь его вид выражал блаженство.
— Какой бальзам пролился на мою душу, — красавица, богиня. — Он наклонился и надолго припал к руке Ларисы.
— О том, что в детстве у меня не было детства, а была сплошная музыка, я уже тебе рассказал на интервью, — пошутил Михаил. — Очевидно, речь должна пойти о событиях, которые происходили задолго до моего появления на свет…
— Как интересно… Я, пожалуй, закурю, с вашего позволения? — спросила Лариса, вопросительно поведя бровью.
Михаил кивнул.
— А сам-то, небось, не куришь?
— Нет.
— Впрочем, об этом можно было и не спрашивать, — усмехнулась женщина, — твоему цвету лица младенец позавидует. — Ой, извини, что я тебя перебила…
Лариса с жадностью затянулась сигаретой после вкусной ресторанной еды. Но при всей приятности момента и своей внешней респектабельности, она вдруг в глубине души ощутила себя обычной шалавой рядом с этим ухоженным, непьющим и некурящим аристократом.
— Да, был интересный, и даже трогательный эпизод в истории нашей семьи по материнской линии, — сказал Михаил. — Это касается моей прапрабабушки…
Во времена войны 1812 года, когда отступали российские войска под натиском французов, в одну деревенскую избу привезли простывшего на морозе сорокалетнего генерала. Выхаживала его вся большая крестьянская семья. И среди девятерых детей была одна девочка по имени Божемила.
— Какое имя красивое, — то ли вздохнула, то ли мечтательно выдохнула с сигаретным дымом Лариса.
— Это имя старославянское. Дословно оно обозначает — «милая богам», — сказал Михаил. — Очевидно, не случайно ее так назвали. Красоты, как гласит семейное предание, была неимоверной. Вот эту юную прелестницу, одетую в грубое холщевое платье, и увидел очнувшийся после тяжелой болезни генерал.
— Интересно, сколько же лет было юной красотке? — не выдержав любопытства, перебила слушательница повествование Михаила.
— Четырнадцать. И случилась у них с генералом любовь…
— Ну да, не привлечешь же именитого генерала за соблазнение малолетних, — съязвила Лариса. — Девочка была, небось, еще и крепостная…
— Что ты, что ты! — замахал вдруг неожиданно своими красивыми музыкальными руками на Ларису собеседник. — Какая малолетняя? Ведь она, по тогдашним меркам, была уже невеста! Ты помнишь, как там в опере «Евгений Онегин» поется, где няня Татьяны рассказывает ей, как она выходила замуж?
Пианист лишь на секунду задумался, а потом, тряхнув своими роскошными кудрями, неожиданно и уверенно продекламировал:
Да как же ты венчалась, няня?Так, видно, Бог велел! Мой ВаняМоложе был меня, мой свет,А было мне тринадцать лет!Недели две ходила свахаК моей родне и, наконец,Благословил меня отец!Я горько плакала со страха,Мне с плачем косу расплели,И с пеньем в церковь повели…
Лариса, слушая, невольно закусила губу: «Какой позор! Ведь это из школьной программы. Вот что значит иметь в родственниках генеральшу „от сохи“. И профессия такая, что всю жизнь чему-то учишься, а обязательно вот так некстати вляпаешься! Словом, пить надо меньше, надо меньше пить, девушка!»
— Понимаешь, и Божемилу ждала та же участь! — увлечено и взволнованно, продолжил Михаил. — И ее должны были уже вот-вот отдать в жены какому-нибудь Ваньке из соседнего двора. А тут генерал, князь и прочее благородное обхождение… Словом, я ни на минуту не сомневаюсь, что она в него по уши сама влюбилась. А когда пришло время расставания, дал князь отцу Божемилы сколько-то золотых монет, а ей лично подарил фарфоровое блюдце и чашечку с серебряной ложечкой, из которых сам заморский чай «кушивал», пока жил у них в деревенской избе. Как напоминание, что барин у них проезжал, значит… Или, чтоб помнила красавица. Потом и сам отбыл в свое родовое поместье в Мценский уезд Орловской губернии, где его ожидали жена и детки…
