Ч-черт, мы точно два барана! Я уже почти выдохлась, сейчас он положит меня на лопатки. Но ничего подобного, вместо этого он пытается развернуть мое сари.
— Ч-черт! Да прекрати же наконец! Отпусти меня, папа!
Ну как же, отпустит он! Он… он сам начинает в него заворачиваться! Нет, я не могу допустить подобного унижения!
— Ты останешься здесь, на ферме, и все-е-е выслушаешь.
Я рычу и снова падаю на землю. Билл-Билл похлопывает моего развоевавшегося папулю (тоже мне Рэмбо!) по плечу:
— Тпру, Гилли, тпру, ты не очень-то гони, давай лучше подождем мистера Уотерса.
Билл-Билл зажигает сигарету, папа тут же ее у него выхватывает.
— Да, давай подождем, девочка, он объяснит тебе, что к чему. Он не хуже тебя во всех этих тонкостях разбирается. Он тоже умный. Вы с ним найдете общий язык.
Я снова тяну к себе сари, Билл-Билл осторожно придерживает ткань, заставляя отца медленно-медленно поворачиваться. Я так напсиховалась, что не в состоянии с ними препираться, мне бы только спасти мое сари.
Подходят остальные, окружают.
— Мы любим тебя, Рути. Поэтому мы все здесь собрались, только ради тебя.
Я не смотрю на них, я обертываю вокруг себя сари, бережно поправляю каждую складочку, воркую над ними, чуть ли не урчу — короче, тихо радуюсь.
— Мы так любим тебя, Рут.
О г-господи! Как же они достали меня этой своей любовью! Внезапно мой желудок сводит судорогой, меня снова мутит, а живот твердый, как крикетный шар, как бейсбольный мяч, нет, точнее, как яйцо эму.
4
Да, и эта ее манера — так сосредоточенно, никого вокруг не замечая, прилаживать на себе сари, виток к витку, ровно-ровно, и эта манера страшно меня растрогала. Далеко не каждый смог бы не растеряться в такой ситуации, когда на тебя все глазеют как на чучело. Чтобы мгновенно выбрать нужный стиль поведения, требуется ум. Или чутье. Неизвестно, что больше. Пока я пытался определить, что же больше требуется, Рут подняла голову. И вроде бы не было никакой угрозы. Ни в ее взгляде, ни (само собой) в моем. Но что-то все-таки заставило меня опустить глаза, снова перевести их на ее любовно расправляющие тонкий хлопок пальчики.
…Это была первая ее победа. Мы все обступили ее кругом, готовые накинуться. А она как персик на ветке, который отнюдь не жаждет попасть в чьи-то назойливые руки. Да, такой она передо мной предстала, вся розово-золотистая, не желающая ничьей опеки. Я сразу почувствовал, что она уже привыкла сражаться, что она с малых лет сражается за свою независимость, и заранее начал искать слабину в обороне.
Возможно, Джон Донн был прав, уверяя, что «нет человека, который был бы как остров, сам по себе», великому поэту, конечно, виднее, но Рут была как остров среди нас, как одинокий остров среди моря. Так тяжко ей было противостоять заботливым наскокам родичей, которых не интересовало, нужна ли ей их заботливость. Нужна не нужна, они все равно будут ее спасать, они вырвут своего цыпленочка из Индии, если почуют, что над их крошкой нависла беда.
Она шла петляющими шажками ко мне, с обеих сторон по стражнику — Робби и Фабио. Она остановилась — те тоже. Ее глаза нашли мои.
— Я хочу поговорить с мамой и с Тимом.
— Конечно, — сказал я, — конечно, — и на этот раз не отвел взгляда: ждал, что она сделает это первой. Просто смотрел, и это было как передышка перед боем.
Волосы у нее были короткие, не так чтобы совсем, но не касались плеч, отдельные пряди, то есть не отдельные… черт, трудно найти правильное слово, просто неровные, что ли… Но это почему-то действительно было очень важно. Сразу подумалось, при том первом взгляде, когда я отвел глаза, что она очень ранима, и ей не удалось это скрыть. А пряди были асимметричные, вот, нашел… Да, я понял, что я один. И она — тоже, и это очень ее пугает. Если я правильно все понял.
Признаюсь: когда они с матерью и братом уединились в спальне, я встал у самой двери; я хорошо расслышал, как Рут назвала меня тагом. Спрашивается, за что? При первой же встрече… Мы и нескольких слов друг другу не сказали, а я уже и дьявольское отродье, и убийца, я самый настоящий губитель истинной веры. Помешан на деньгах, ради них готов на все. Конечно, чушь полная: не в деньгах дело и не в драгоценной ее вере, просто девочке необходимо было сорвать на ком-то злость. А на ком же еще, как не на мне!
11.15. Прохаживаюсь по коридору и репетирую свою речь: «Стен, это подарок судьбы, открытая натура — считай, что полдела сделано. Представь, мы сразу нашли контакт… Все идет как по маслу. Контакт не идеальный, но разве бывает идеальный? Ты человек опытный, сам понимаешь, что тянуть нельзя. В данной ситуации любое промедление опасно».
Я хочу заниматься ею сам, без помощников — вот что на самом деле я должен был бы сказать.
11.30. Звоню ему:
— Да, представь… сразу нашли контакт, хм-хм… я сам не ожидал.
— Ну, ты даешь, старик, так держать! Угадай, что я сделал? Заказал билет для Кэрол!
— Уже кое-что, но, боюсь, для нас это не выход.
— Но что тебя не устраивает?
— Она доберется сюда минимум через два дня. У меня нет времени.
— А ты пока не начинай, дождись Кэрол.
— Я-то дождусь, но девочку мы потеряем. Хороши же мы будем, специалисты называется. И потом, я уже настроился — и она тоже. Пойми: дело не только во мне. Мы обязаны учитывать здешнюю обстановку, сплошные стрессы… Добиться контакта — и упустить его, нет… Мне нужен помощник прямо СЕЙЧАС… Вот так. Я не спрашиваю тебя про раввина, чувствую, это вообще пустой номер…
— Нет так нет.
Слышу по голосу, по этим скрипучим ноткам, что обиделся.
— Так-так-так… и что же нам теперь делать, Стен, как ты думаешь? Упустить ее? А тут требуется только сделать те самые три шажочка.[15] Можно управиться и за сутки.
Телефонная трубка молчит, очень долго и очень выразительно.
— Что ж, тебе виднее, Джон, ты же у нас специалист.
Рут в туалете, но никаких звуков спускаемой или льющейся из крана воды.
12.45. Считай, прошло полдня из намеченных трех, и пока — ни малейших сдвигов. Да, уже почти час, а она засела в ванной. Меня охватывает легкая паника, хотя я уверен, что ничего такого из ряда вон не должно случиться, суицидов у меня ни разу не было, но мало ли… возьмет да полоснет по венам, назло врагам. На всякий случай прикидываю, что же делать. Вышибать дверь, что же еще. Придумав это, сразу успокаиваюсь.
В коридоре — Билл-Билл, прижимает палец к губам, чтобы я не выдал. Это из-за сигареты, поскольку курить ему запрещено. Он задирает рубашку и показывает мне тусклое розовое пятно на груди: докурился. Я тут же воспользовался его доверительностью и стал выяснять, нет ли у них тут какого-нибудь более спокойного местечка. Оказывается, есть домишко, на полпути к пастбищам.
— Но не скажу, что шибко роскошный, хаф-хаф.
Это он так дивно смеется, будто лает.
— Я и Рут, мы могли бы им воспользоваться?
— Да сколько угодно.
— А как насчет продуктов и прочего?
— Ивонна все уладит.
— Ивонна? — скептически переспрашиваю я.
— Да-да! Она хоть и вертихвостка, но кое-что умеет.
Я вежливо, но без особого энтузиазма говорю:
— Хорошие организаторские способности — это редкость.
— Хаф-хаф! — Мое замечание явно его развеселило, он шлепает меня по спине и, продолжая хафкать, ведет на кухню. Я стою и смотрю, как он колет лед. Входит Мириам, напудренная, с аккуратно накрашенными губами и глазами.
— Где Рут?
— Заперлась в ванной. Мы с ней собираемся поехать в этот ваш домик.
— Ах… — Мириам хватается за горло. — Ах, ничем уже нельзя помочь, надо все это прекращать. Хватит, у меня больше нет сил, я уже смирилась с тем, что моя дочь — больше не моя. Налей-ка мне виски, Билл. Ха-ха, она кого угодно доведет до белого каления.
Холодильник настежь, из его недр извлекают цыпленка и бутылку содовой. Мириам сама нацеживает себе через пробку-дозатор двойную дозу виски.
— Да, на нервы она действовать умеет, как никто другой, и ведь не подступишься — сразу уходит от разговора. Типичный Бык, роковой знак, да еще и Скорпион — полное безумие… Я, конечно, выбрала не самый подходящий день, чтобы произвести ее на свет. И самое обидное, она довольно часто оказывается права.
Мириам с жадностью глотает виски и пытливо смотрит мне в глаза:
— А у вас какой знак, мистер Уотерс?
На черта ей это нужно? В гробу я видал все эти зодиаки и гороскопы, они меня дико раздражают! Мне гораздо интереснее услышать, в чем же это Рут всегда оказывается права. А мамуля ее все смотрит, ждет, что я скажу…
— Я Рак.
— Среди моих знакомых почти нет Раков.
— Ну вот, теперь будет еще один. Я воспользуюсь ванной комнатой, с вашего позволения?
— Хелен Келлер[16] тоже Рак. — Мириам слегка шмыгает носом, еще красным от недавних слез.
